Обычай употребления косметики настолько прочно вошел в быт женщины, что и в начале XIX века русские этнографы, рассказывая о Поволжских татарах, писали, что косметикой пользовались широко, покупали импортную, что привозили из европейских стран, и местную — среднеазиатскую.

Брови после прореживания красили особым составом — усмой, который изготавливался из сока растения Вайда красильная (Isatis tinctoria), его собирали в степях и на склонах холмов. Усма наносилась палочкой на брови, которые окрашивались сначала в зеленоватый, а затем в темно-синий, почти черный цвет. Чересчур тонкие брови расширяли, подкрашивая часть кожи.

Веки и ресницы красили сурьмой, ее хранили в специальных медных или серебряных сосудах, имеющих форму стручка или огурца, поставленного на ножку, при чем закрывались они металлической пробочкой с палочкой, доходящей до дна сосуда.

Татарские женщины чернили зубы при помощи порошка ташкалы, который готовили из нароста на фисташковом дереве, стираемого в порошок и смешиваемого с окалиной с наковальни.

Упа, свинцовые белила, вывозились из Средней Азии и Китая, они разводились в воде (простой или розовой), и ими натирались лицо и шея. Какое-то время румянами служила особая вата, окрашенная соком растения синяка красного (Echium rubrum) из семейства бурачниковых, в его корнях содержится вещество, дающее красивую карминно-красную краску.

Любили розовое масло и душистый базилик, которыми натирали руки и грудь.

Как видим, монгольские модницы были очень неплохо знакомы с косметическими и парфюмерными изделиями и питали к ним немалую слабость. Однако путешественники упоминали густо наложенные белила, а о ярком румянце они не писали. Не обратили внимания? Вряд ли, они подробно описывали внешность. Иногда они обращали внимание на природный румянец людей, и закономерно предположить, что интенсивный искусственный, наверняка, вызвал бы их интерес. И потому утверждение, выдвинутое Н. Г. Чернышевским в XIX веке, о том, что русские щеголихи наносили на свои лица густой слой белил и румян, подражая азиатским красавицам, кажется приемлемым лишь на половину. На ту самую, в которой речь идет о густом слое белил. Что же касается румян, то нет оснований считать, что к нам этот обычай пришел из Азии.

Несмотря на все тяготы, выпавшие на долю русского народа от монгольского нашествия, сложившиеся на Руси бытовые и культурные традиции устояли под их натиском. Незначительными оказались заимствования в костюме и украшениях. Мужская и женская одежда модников не только не уступала по своей красоте азиатской, но во многом и превосходила ее своей роскошью.

Количество одежды в сундуках богатых и знатных людей постепенно увеличилось, что-то досталось в наследство от родителей да родственников, что-то сшито на свой достаток. Платье, украшенное серебряными и золотыми нитями, жемчугом и шелком, драгоценными и полудрагоценными камнями, нередко как ценность принималось в заклад у ростовщиков. Так, в новгородской берестяной грамоте XIII века двое новгородцев Гришка и Коста заложили у ростовщика свою одежду. Гришка заложил кожух, свиту — верхнюю одежду, нижнюю рубашку — «сороцицу», шапку и сапоги, а Коста — свиту, «сороцицу» и сапоги.

В записке новгородского ростовщика Сильвестра перечислялись все его должники, и в том числе упоминалась шапка стоимостью в тринадцать гривен. По тем временам это очень высокая цена, вероятно, шапку из дорогого меха украшали драгоценности.

В XIII–XIV веках мода подарила нашим щеголям новую модель платья. На смену плащам с булавками и фибулами пришел терлик — короткий узкий кафтан, отрезной по талии.

Кафтанообразные платья в это время пользовались огромной популярностью. Парчовые, украшенные драгоценностями кафтаны носили и монгольские вельможи, и византийская знать (он назывался скараник — вид ездового кафтана), и европейцы. Кафтаны отличались друг от друга по покрою. Один длинный, другой короткий, один создавал пышные складки, другой — прямые, но роднил их основной принцип конструкции — распашное платье с полами, застегивающееся спереди посередине и с длинными рукавами.

Кафтан, а к нему и цветные шаровары дополнили содержимое боярских сундуков и легли рядом с нательными рубахами, епанчами, тафьями и мурмолками (высокие шапки с прямой тульей, возможно, заимствованные из персидских одежд), золотыми шубами из соболей да куниц.

Охабни и сарафаны заняли достойное место в гардеробах наших предков, последние, кстати, носили мужчины. Охабень упоминается в Никоновской летописи в начале XV века, но, возможно, его носили еще раньше. Это широко известная в Московской Руси одежда с большим отложным воротником прямоугольной формы, с откидными рукавами длиною до подола. Богатые люди шили охабень из европейских шерстяных тканей, расшитых шелком и золотыми нитями, украшали его пуговицами из драгоценных камней и металлов и надевали поверх кафтана. Поскольку рукава носили чисто декоративный характер, то на уровне локтя делали прорези для рук Люди среднего достатка шили такое платье из недорогих привозных тканей, к примеру, из зуфи (зуфь — род камлота, суровая шерстяная материя) фиолетового, красного, зеленого или голубого цвета.

Появление новых платьев не изменило основных элементов мужского и женского костюма. Нательную рубаху все так же носили и мужчины, и женщины. Как и раньше ее называли «срачица» — сорочка, о ней упоминает летописец, рассказывая о разорении Торжка в 1373 году: «… жен и девиц одираху и до последние наготы… и до срачицы…». Правда, в отличие от другой одежды, они ничем не украшались. Тогда и появилась прихоть подразнить соперниц красотой да необычностью отделки. Даже небогатые и незнатные щеголихи убирали подол своих сорочек льняным «ажуром», а знатные и богатые заказывали мастерицам или расшивали его сами жемчугом и дробницами (дробницами называли мелкие металлические пластинки в виде блесток, лапок или листочков). Кроме того, если раньше сорочки шили из простых тонких светлых тканей, то теперь хоть одну, праздничную, справляли из красного шелка и надевали редко — берегли.

Основной заботой бабы или молодицы стала отделка одежды шитьем и драгоценностями. Одно время носили такие платья-сокровищницы лишь важные да богатые особы — с ними не потягаться. Но к XIII–XV векам даже незнатные и не особенно богатые женщины придумали расшивать цветной или золотой нитью и жемчугом стоячие и отложные воротнички. Эти платья, конечно, не могли соперничать с туалетами знати, но и совсем простенькими и незаметными их уже не назовешь.

Верхнюю одежду отделывали съемными деталями. Когда и кем они были придуманы — не известно, но кажется — хитрая выдумка принадлежит модникам. Если серьезно, то съемные детали — это прежде всего необходимость, вызванная заботой об одежде. Съемными шили воротнички: отложные накладывались на платья, а стоячие пристегивались к ним. Низ платья и рукава отделывались съемными полосками шелковых тканей, контрастными по отношению к основному цвету платья, их называли «вошвы». Съемной делали переднюю часть женского головного убора кики, ее расшивали шитьем, жемчугом и драгоценными камнями.

Все это давало возможность, не прибегая к дорогостоящему шитью новой одежды, следить за ее чистотой, разнообразить ее, тем самым являя себя окружающим всегда опрятным и нарядным.

На рынке появились новые ткани, популярность пришла к шерстяным сукнам. Давно знали эти ткани местного производства, грубая недорогая шерстяная ткань называлась «власяница», из нее шили кафтаны, которые носили мужчины и женщины. Женские кафтаны назывались чупрун, мужские — сермягами и вотолами. Сермягой называли саму ткань — грубое сукно из простой шерсти, из нее шили господские одежды, преимущественно летние, ездовые. О вотолах уже рассказывалось раньше, можно лишь добавить, что в те времена, о которых идет рассказ, вотолы носили и знатные люди, расшив их золотом и украсив драгоценностями. В гардеробе Дмитрия Донского, по записям его духовной грамоты (1389), имелась «вотола сажена».