И они снова рассмеялись, а затем подхватили свои плащи и отправились по привычному маршруту в «Кокпит», к миссис Фортуне.
Однако лекция, которую читал профессор, почему-то продолжала волновать Корделию. Вернувшись вечером от миссис Фортуны, она не могла уснуть. Сев у огня, она налила себе еще один бокал портвейна: Кити и Хестер называли его «красным» портвейном из Португалии (красный портвейн им нравился больше белого, который они считали ядом). Корделия снова взяла в руки мраморную голову. Она всматривалась в числа, сверяя их значения по книге. Числа, насколько она помнила, повторялись на обеих частях головы. Она вдруг поднялась, решив, что должна сначала разобраться и изучить собственную голову. Подойдя к зеркалам, оставшимся от тетушки Хестер, Корделия быстро осмотрела свою голову, затем поспешно повернулась. Ей не всегда нравилось то, что она видела в зеркале. Она присела у огня и снова взяла одну из книг.
«Номер 1. Живость: любовь — импульс любовных отношений между мужчиной и женщиной — желание заключить брак». — «На моем черепе трудно будет найти хоть что-то, подтверждающее это», — подумала она.
«Номер 2. Родительская любовь: уважение к отпрыскам — любовь к детям, домашним любимцам и животным». — «Похоже, мне это вообще не свойственно».
«Номер 6. Сопротивление: энергия — спешка — деструкция — суровость — гнев».
Гнев. Она опустила книгу, взяла голову Альфонсо, глядя на ту зону, которая, как утверждалось в ученом труде, имела отношение к гневу. Корделия отрешилась на мгновение от всего, погрузившись в полудрему у весеннего огня. Она подумала, что «зона между ушами», обозначенная номером шесть, должна быть такой невообразимо огромной, что к ней было бы невозможно прикоснуться, ибо гнев являлся самым большим секретом Корделии. Пожалуй, можно сказать, что гнев стал ее одержимостью, вошедшей в самое сердце.
Потому что Корделия не всегда была известна под именем миссис Престон.
А еще потому, что Корделия Престон не всегда играла роль первой колдуньи в «Макбете», радуясь любой работенке, которую ей подкидывали в «Овечке» мистер Кеннет и мистер Турнор.
Долгие годы ученичества Корделии, проводившей все свое время в обществе матери-актрисы, не прошли для нее даром. Спустя некоторое время молодой перспективный актер Эдмунд Кин завоевал Лондон, взяв его штурмом, а Корделия по счастливому стечению обстоятельств, а также благодаря своему таланту попала в престижную труппу, игравшую на Друри-лейн, где в свое время ее мать и тетушка изображали «прогуливающихся леди». Эдмунд Кин представил публике новый стиль игры: он не декламировал текст согласно старой традиции, — он хватал публику за горло. Корделия, которая вместе с Рилли Спунс сначала исполняла маленькие роли, внимательно смотрела и училась. Она видела, как мистер Кин играл «Гамлета». Она увидела постановку «Ромео и Джульетты», после чего поняла, что луна — это идеальная декорация для разговоров о любви. Корделии было восемнадцать, она была более чем хорошенькая (она была красавица, как ее мать) и провела в театре всю свою жизнь. Корделия научилась ходить и говорить, как леди, — с элегантностью и изяществом. У нее был прекрасный голос, и Кити с Хестер научили ее, как лучше всего привлечь внимание зрителей. Она обладала еще одним талантом — Корделия умела заставить публику рассмеяться. Она была готова встретить свой шанс.
И наконец ее звездный час настал. К этому времени все, кто работал в компании Эдмунда Кина, уже в полной мере ощутили и прелести, и ужасы его общества: развязная агрессивная манера поведения Кина и пьянство быстро свели на нет его успех. Он даже позволял себе поднимать руку на актеров. Корделии пришлось играть с ним сначала в «Ричарде III», а затем в «Короле Лире», где ей досталась роль младшей королевской дочери, своей тезки Корделии. Как и остальные актеры, она выдерживала большую нагрузку во время спектаклей, в которых был занят Кин. И вдруг произошло нечто необыкновенное: ее игра и игра мистера Кина заставляли публику сходить с ума от восторга. Каким-то чудом она ощущала себя на сцене единым целым с этим актером. Корделия мгновенно поняла это, но никогда ни с кем не обсуждала. Она восприняла происходящее как проявление некой магии. Однако терпеть пьянство и высокомерие угасающего мистера Кина стало невыносимо даже для такой закаленной актрисы, как Корделия Престон, которая давно уже привыкла к сумасшедшим выходкам нетрезвых актеров. Поэтому когда в летний сезон ее пригласили сыграть роль Нелли в спектакле «За любовь Нелли», она быстро дала согласие, хотя это значило расстаться с неординарным мистером Кином и Шекспиром. Ей предстояло играть в комедии, и она точно знала, как добиться успеха. Спектакль явился сенсацией: «Нелли» была новостью лондонского сезона. Корделия стала любимицей публики на Друри-лейн, а в Хеймаркете в ее гримерную выстраивалась очередь поклонников.
Рилли Спунс твердо усвоила, что никогда и ни при каких обстоятельствах не следует произносить имени лорда Моргана Эллиса, сына и наследника герцога Ланнефида. Кто бы мог забыть этого блестящего молодого человека: Эллис был очаровательным красавцем, который настойчиво ухаживал за Корделией, когда она находилась на пике своей славы. Ее уверенность в себе росла, и она уже не делала попыток скрыть свои корни, хотя и научилась говорить о собственной эксцентричной семье с юмором, так, словно речь шла о далеких родственниках: ужасные условия работы во время гастролей, по которым она разъезжала вместе с матерью, долгие часы ожидания в темной комнате, где ее тетушка проводила сеансы гипноза со знатными и не очень клиентками, — все это превратилось в легенду, боль и страх, пережитые в детстве, и уже словно принадлежало кому-то другому, какой-то дальней и почти забытой родственнице. Сама же Корделия (так гласила молва) происходила из очень уважаемой семьи, и ее дед (так утверждала сама Корделия) был образованным человеком, юристом. Конечно, она оставалась актрисой, от этого никуда не деться, и ее никак нельзя было назвать уважаемой женщиной, но среди великосветских джентльменов она завоевала репутацию самой очаровательной дамы. У Корделии были поклонники богаче и влиятельнее лорда Моргана Эллиса: Корделия даже несколько раз ужинала с лордом Кастелри из министерства иностранных дел, которого она очень насмешила рассказами о чистильщике ламп на Друри-лейн. Когда герцог Веллингтон с триумфом прибыл в Лондон после битвы под Ватерлоо, в театрах поставили много новых спектаклей, восхваляющих победу Англии, и сам герцог уделил Корделии, которая представляла Британию, особое внимание. Но ее сердцем завладел Эллис. И юной Корделии пригодился весь багаж знаний, накопленный ее матерью и тетушкой: и то, как актрисы пытались занять наиболее выгодно освещенное место на сцене, и то, как они готовы были привлечь внимание каждого, кто пообещал бы облегчить им тяготы жизни.
— Я заберу тебя прочь отсюда, — сказал Эллис, — от этой жизни. Я подарю тебе свободу! Только я и ты, только море и звезды!
Он говорил об этом так, словно точно знал дорогу в райский сад.
Однако он не знал, что она живет вместе с тетушкой Хестер на Литтл-Рассел-стрит: Корделия хранила это в тайне, да и в конце концов, место жительства будущей любовницы не было предметом первостепенной важности для лорда Моргана Эллиса. Он готов был взять на себя все приготовления. Но звезда Корделии светила в это время как никогда ярко, и поэтому она многое могла себе позволить: Корделия быстро перебралась в комфортабельные апартаменты на Мэйфер. У нее даже появилась горничная. Раньше, когда ее никто не видел, она часто сидела задрав ноги у печурки на Литтл-Рассел-стрит и попивая портвейн с тетушкой Хестер. Теперь она, сцепив зубы, восседала за столом с необыкновенно прямой спиной и с улыбкой разливала чай в маленькие чашки для леди, носила перчатки и оставляла визитные карточки. Она так часто делала это на сцене и перед гостями, что ей легко удалось переучиться, и вот она уже вела себя так всегда и везде. Она ужасно скучала по тетушке Хестер, поэтому спешила навестить ее в подвальчике в Блумсбери.
