— Ты помнишь, я рассказывала вам о нашей свадьбе…

— О той, которая состоялась в маленькой церкви? Прекрасное, романтическое венчание, на котором присутствовали лишь тетя Хестер и Рилли…

— И кузены, которые, как я узнала позже, прибыли с твоим отцом, не доводясь ему никакими кузенами. А викарий, как выяснилось позже, тоже не был викарием…

— Ты хочешь сказать, что все это было трюком?

— Да, трюком, шуткой. В тот день я отправилась в Лондон. Когда я добралась туда, мне сказали, что никакая я не жена вашего отца. И никогда не была леди Эллис, ваш отец не является моим супругом.

Гвенлиам не могла поверить в то, что слышит. Она в ужасе уставилась на мать.

— Но почему?

— Ты знаешь законы света, Гвенлиам. Ты знаешь ответ на свой вопрос. Твой отец не мог жениться на мне, и мне надо было это понимать. Я была актрисой, а не леди.

— Но мы же были семьей. Он всегда приезжал к нам.

— Да.

— И все это оказалось ложью?

— Мы жили как семья, это правда. Все остальное действительно было ложью. Именно поэтому ты не должна никогда никому рассказывать о том, что узнала от меня. Иначе свадьба Манон не состоится. А Морган не будет наследником.

Установилась тишина. Корделия слышала лишь неровное дыхание дочери.

— Я никогда не была леди Эллис, — твердо сказала она. — Я всегда называлась мисс Престон.

Даже в темноте Корделия заметила, как блеснули удивлением глаза ее дочери.

— Но я уверена, что герцог не знает этой истории. Ты не представляешь, какой он человек. Он ни за что не принял бы нас, если бы считал, что мы… — Она остановилась, а затем медленно и тихо закончила: —…незаконнорожденные.

— Конечно, я не сомневаюсь в том, что ему ничего не известно. Черт побери, Гвенлиам, ты должна наконец понять! Никто ничего не знает, кроме вашего отца и адвоката, который встретил меня в Лондоне. Твоему отцу гораздо удобнее было бы признать факт неравного брака с той, которой уже нет в живых. Иначе как он мог объяснить появление троих детей? Он любил вас. Я уверена, что любил, в противном случае он бы просто оставил нас всех. Тебе следует помнить о том, что отец хотел сохранить вас для себя и в конце концов сделал так, как лучше. Если бы я могла сейчас переступить порог дома и забрать вас, я бы так и сделала. Но, моя дорогая Гвенни, все изменилось. Нельзя повернуть время вспять. Нельзя отказаться от положения в свете. Ты должна найти свою дорогу. Последствия одного неосмотрительного поступка могут быть ужасными.

Глаза Гвенлиам блестели в темноте.

— Значит, я тоже должна называться мисс Престон, — сказала она, и в эту минуту они услышали, как двери огромного дома распахнулись.

— Гвенлиам! — позвал женский голос, и Корделия тут же его узнала. Это был голос истинной аристократки. Она отвернулась.

— Прошу тебя, приди на венчание, — прошептала ей вслед девушка и направилась по каменным ступеням к дому.

Корделия быстро шагнула в темноту.

В ранний час грязного морозного утра Рилли вышла к постоялому двору «Два вепря» и взяла экипаж, приказав извозчику отправляться в Кеннингтон.

Прибыв на Кливер-стрит, она, к своему удивлению, нашла месье Роланда развлекающим двух темнокожих джентльменов. Рилли остановилась у самого порога, вспыхнув от смущения, ведь ей еще никогда не доводилось так близко видеть темнокожих людей, даже в театре. У одного джентльмена на голове был тюрбан, а лицо другого было отмечено глубокими шрамами. Рилли была сбита с толку и уже повернулась к выходу, но месье Роланд как будто вовсе не удивился ее появлению. Вежливо приветствовав ее взглядом, он дал ей понять, что придется подождать, и указал на место у окна. Мужчина с лицом, испещренным странными отметинами, наклонился вперед и монотонным голосом начал декламировать какой-то стих с одним и тем же повторяющимся звуком. Рилли некоторое время слушала их, но затем задремала. Когда она пришла в себя, темнокожие джентльмены как раз уходили, и Рилли услышала, как они прощаются с хозяином у двери.

Месье Роланд вернулся в комнату, вместе с ним в дом ворвался поток холодного воздуха. Рилли невольно поежилась.

— Я так рад вас видеть, Рилли! Вы принесли свою флейту?

Рилли рассмеялась.

— Мы могли бы сыграть вместе, но я не принесла ее с собой.

— У меня несколько флейт, — успокоил ее месье Роланд, — хотя моя техника игры не сравнится с вашей. Идите же сюда, я развел огонь.

— У вас в гостях были очень интересные господа, — застенчиво произнесла она.

— Они разделяют мои интересы. Тот, что в тюрбане, владеет искусством левитации: он может оторваться от земли, когда медитирует. А еще он может спать на гвоздях. И ходить по огню. Он из Индии.

— О, мне так жаль, что я пропустила часть вашей беседы. И для меня, и для Корделии это было бы в высшей степени интересно. Не знаю, как я могла заснуть.

Месье Роланд улыбнулся.

— Возможно, вы не случайно погрузились в сон. Тот господин, со шрамами на лице, очень уважаемый человек в своей стране, которая недавно была открыта, — в Новой Зеландии. Он тохунга.

Она была озадачена.

— Вы хотите сказать, что этот человек заставил меня заснуть? — Рилли помолчала. — Мне кажется, я помню, как он что-то говорил, и это продолжалось довольно долго. Он… — Она вдруг остановилась, потрясенная: чужой человек, темнокожий. — Он загипнотизировал меня?

— Нет, это не обязательно гипноз. Но природа этих явлений очень похожа. Мы обсуждали различные техники и поняли, что занимаемся одной работой.

— Не гипнозом?

— Ну… Мы пытаемся найти способы избавления от боли.

— Боли, — повторила Рилли. — Я должна поговорить с вами насчет Корделии.

Выслушав всю историю Корделии, месье Роланд какое-то время сидел тихо, склонив голову, словно погруженный в медитацию. Рилли обвела взглядом его комнату: в ней было совсем мало звезд и зеркал. На вешалке она заметила пиджак от его костюма, под ним стояли туфли. Все было очень опрятным, ничто не указывало на ветхость или заброшенность. Она посмотрела на его лицо. Он сидел прямо, в нем чувствовалась сила. Его величавость подчеркивалась благородной сединой волос. Месье Роланд выглядел как старый мудрый иностранный герцог на картинах, которые Рилли иногда рассматривала в художественных галереях, только вот манжеты его рукавов были затерты. Она готова была поддаться охватившему ее благоговению и взять одну из флейт, чтобы сыграть ему.

Наконец месье Роланд сказал:

— Я очень опечален этой историей. Корделия больше не увидит их?

— Она не может видеться с ними ради их же блага. Но она глубоко опечалена. Именно поэтому я пришла к вам. Можете ли вы ей чем-нибудь помочь? Я думаю, — добавила она вдруг, — что ей следует увидеться со своими детьми. Их отняли у нее, а теперь она решила мученически пожертвовать собой и уйти из их жизни.

— Если правда откроется, разразится скандал?

— Конечно, скандала не миновать! Дети родились не в законном браке, а других законнорожденных наследников у герцога Ланнефида нет. Лондон наводнен молодыми людьми, которые появились на свет от многочисленных дядюшек королевы.

— Это действительно была другая эпоха, — язвительно заметил месье Роланд. — Когда я был молод, принц задавал тон в высшем свете, устраивая сумасшедшие вечера в восточном дворце. — Он заметил удивление Рилли. — Однажды меня пригласили туда, но я понял, что должен был выступить для развлечения публики. Больше я там не появлялся.

— Я думаю, что королева Виктория и принц Альберт намерены стереть из памяти следы тех времен, — сказала Рилли. — Они придерживаются очень строгих правил. У нас с Корди есть средства, но мы только притворяемся леди. Нас разоблачили бы в одну секунду. Ради блага детей Корделии мы не можем раскрыть свое инкогнито.

Месье Роланд взглянул на нее.

— Вы несправедливы к себе, Рилли. Для меня вы настоящая леди, — торжественно произнес он, и легкая улыбка тронула его уста.