— Для таких людей, как мы, Корделия, любовь — это лишь один из ответов, как утверждают поэты.

Она закрыла глаза. Корделия подумала: «Но ведь она никогда не любила, как я». Комнатки подвальчика погрузились в тишину. Старушка заснула, а затем пробудилась снова.

— Есть разные виды любви, — проговорила тетя Хестер.

Сердце Корделии болело при мысли о потерянных детях, и из ее жизни уходил человек, столь много значивший для нее. Корделия без труда произнесла:

— Да, я знаю.

И Хестер, которая напутствовала свою племянницу советами своевременно вносить плату за аренду, чтобы сохранить этот дом, улыбнулась Корделии и сказала:

— Я понимаю, это тщеславие, но мне так нравится думать, что в этом мире остаются дети, похожие на меня и Кити.

Тетя Хестер была мертва, а двести гиней израсходованы. Мисс Корделия Престон, а именно под этим именем она теперь жила, не имела ничего, кроме подвальчика в Блумсбери.

«Мне придется вернуться в театр», — не веря себе, подумала Корделия.

Но она уже не была, как прежде, молоденькой, ее лучшие годы канули в прошлое. Никто не помнил ее. Мистер Кин окончательно спился. Лорд Кастелри перерезал себе горло. Говорили, что он сделал это перочинным ножом. Некоторые театры уже освещались по новейшей моде — с помощью газа, и чистильщики ламп больше не подрезали фитили и не начищали лампы каждое утро. На Друри-лейн и в Ковент-Гардене ставили пантомимы и бурлескные пьесы, а Шекспир утратил популярность. Раньше Корделия была хорошо известна повсюду, но теперь управляющие театрами не имели представления о том, кто она такая, или же помнили ее весьма смутно. На сцену готовились выйти молодые актрисы. Лондонский мост был отстроен. В моду снова вошли тонкие талии, корсеты и нижние юбки. Иногда Корделия отправлялась на площадь: это был старый сад ее былых мечтаний, площадь Блумсбери. Рядом с тем самым дубом был возведен памятник, и она с удивлением заметила, что это памятник старому знакомому Кити и Хестер — Чарльзу Джеймсу Фоксу, который смешил их, отправил домой в карете и женился по любви. Он сидел, наклонившись вперед, облаченный в римскую тогу, словно готовясь выслушать ужасную историю Корделии.

Наконец она отправилась со своей старой подругой Рилли Спунс на Бау-стрит, чтобы попросить работу у мистера Кеннета и мистера Турнора, занимавшихся трудоустройством актеров. Она снова узнала, каково это — быть актрисой на подхвате. Корделия была благодарна за любую работу — она пела и участвовала в представлениях для детей, появлялась на кораблях, которые двигались по сцене, где разворачивалась панорама морской стихии. На короткое время Корделия даже получила роль зрелой королевы-волшебницы; яркий белый свет обрушивался на ее лицо каждый раз, когда она выходила на сцену.

Она смеялась, пела и пила портвейн, она ссорилась с другими актрисами. Иногда Рилли Спунс думала: вот она, та самая Корди.

Но лорд Морган Эллис, драма, связанная с утратой детей, потерянные годы жизни — все это, как точно знала Рилли Спунс, было запретной темой.

Корделия проснулась, поеживаясь в темноте, с мокрым от слез лицом. Альфонсо, на мраморной голове которого была отмечена зона «гнева», все еще лежал на полу рядом с бутылкой портвейна. Огонь в очаге угас. Она кое-как разделась и нырнула в кровать.

Что-то происходило. Этой ночью в подвальчике было что-то странное. Холодные простыни не сразу согрелись от тепла ее тела, и она блуждала между забытьем и явью, а где-то неподалеку, где-то совсем рядом Корделия вдруг ощутила присутствие тети Хестер. Тетя Хестер привычным жестом провела руками у ее лица и вдоль тела, повторяя это движение снова и снова, и Корделия почувствовала не ее руки, а бесконечное животворящее тепло, освобождавшее от боли.

Рилли Спунс жила со своей старенькой матерью на Райдингхауз-лейн, недалеко от Грейт-Титчфилд-стрит возле Оксфорд-стрит. Миссис Спунс, маленькая и вечно занятая женщина, любила компании и обожала петь, однако, состарившись, совсем утратила память (хотя и осталась все такой же любезной и музыкальной) и порой снимала с себя одежду в самый неподходящий момент. Отец Рилли (Корделия помнила его) был уже мертв, один брат Рилли погиб на флоте, другой просто исчез, и никто не знал, жив он или умер. Семья Спунс занимала две комнаты. Рилли с матерью жили в одной из них, а другую сдавали пожилой и довольно странной, но доброй женщине по имени Регина. Когда Рилли уезжала из Лондона на гастроли, Регина, которая тоже была не от мира сего, хотя и в меньшей степени, чем миссис Спунс, всегда помогала ей. Каким-то образом они выживали и справлялись со всеми проблемами.

Регина испытывала огромный интерес к убийствам. Она знала все подробности обо всех знаменитых убийцах Великобритании и была уверена, что один из них бродит неподалеку от Грейт-Титчфилд-стрит. Регина буквально проглатывала газетенки по пенни штука, где печатались рассказы из серии «Жуткие убийства». Она рассказывала, что раньше работала оратором и в ее обязанности входило объявлять о последних совершенных убийствах (или о выдуманных, если ничего «интересного» не происходило). Регина знала много мрачных старинных баллад и напевала их на известные мелодии:

Так она напевала, раскладывая карты или заваривая для миссис Спунс чай.

Миссис Спунс, мать Рилли, постукивала ногой в такт мелодии и тоже начинала напевать с блаженной улыбкой на лице. Рилли и Корделия часто приходили к двум стареньким леди; одна из них, как правило, была наполовину раздетой. Леди спали в своих креслах, по всей комнате были разбросаны карты, валялись грошовые газетные листовки с новостями, стояли полные ночные горшки. Рилли, которая перебивалась случайной работой, довольно спокойно относилась к своему странному окружению, никогда не проявляя раздражения. Корделия считала, что самым грустным в этой истории было то, что миссис Спунс, которую Рилли очень любила, больше не узнавала свою дочь.

— Ничего страшного, — энергично заверила ее Рилли. — Зато она улыбается.

Уже давно наступило ясное утро, а Корделия никак не могла забыть о том, как к ней явилась тетя Хестер. Она поспешила на Райдингхауз-лейн, чтобы помочь Рилли опорожнить горшки в канаву сразу за улочкой. Принесла угля, наносила воды, а затем уговорила Рилли отправиться с ней в Блумсбери. Рилли дала огню разгореться и поставила ширму перед камином, чтобы старушки, даже если заснут, не свалились в огонь. Регина была занята тем, что читала вслух: «Он утопил свой разум в вине, а затем вернулся домой, разделся, и письмо выпало из его одежды, его жена подняла листок, прочла и ударила мужа по голове тряпкой».

После полудня им удалось вырваться из дому, и они направились в Блумсбери.

— Регине надо было стать актрисой, — заметила Корделия.

— Мне повезло, мама всегда любила, когда ей читают вслух. Она обожала это задолго до того, как потеряла разум, поэтому готова слушать что угодно! Регина говорит, что научилась читать у бродячих певцов баллад. Я думаю, что она и сама сочиняла эти баллады в прежние времена.