— Неужели?

— Она говорит, что работала на них и что «поэтам» все еще платят по шиллингу за песню. Она относится к ним очень ревниво.

— Ты веришь в это?

— Не знаю. Но ведь каким-то образом она зарабатывает деньги! И держит их под матрацем!

Подруги рассмеялись. Они шли по улице, болтая и сплетничая. Остановив уличного торговца, она посчитали свои сбережения и купили «Утреннюю хронику» («Может, здесь будет что-нибудь о гипнозе», — с загадочным видом произнесла Корделия), а еще свежего хлеба и молока, чаю по восемь пенсов и немного сосисок, которые, как твердо заявила Корделия, они съедят, после того как все закончится.

— Закончится что? — не поняла Рилли. — Я умираю от голода. И правда, мы должны отправиться на Бау-стрит к мистеру Кеннету, мне надо найти какую-то работу.

— И мне тоже, но завтра, — бесстрастно произнесла Корделия. — У меня родилась идея.

В подвале она усадила Рилли на стул, поставила Альфонсо на стол и взяла одну из старых тетиных книг.

— Я собираюсь изучить твою голову — помнишь, я объясняла тебе вчера? — заявила она Рилли, откинув с лица прядь седых волос. Корделия находилась в каком-то возбужденном состоянии. — Твои лучшие качества — это верность и доброта. Ты гораздо добрее меня. Итак, этот бугорок под номером тринадцать как раз на макушке. Если верить книге, он у тебя должен быть больше, чем у меня.

И она прочла: «Номер 13. Доброжелательность: благотворительность — сочувствие — филантропия, доброжелательность — милосердие — любовь к ближнему».

Корделия стояла за спиной Рилли, ее руки мягко, но уверенно ощупывали голову подруги.

— О, — удивленно воскликнула Рилли, — это очень приятно. — Она отклонилась назад, немного расслабившись, и на долю секунды Корделия, удерживая руку Рилли, вдруг словно получила какой-то знак из прошлого, но до того, как она успела это осознать, чудесное видение исчезло. Они услышали, как на улице кричит пирожник.

— Тетя Хестер сказала, что голова — это карта мозга, — сообщила Корделия. — Итак, Альфонсо — это путеводитель, цифры на его голове указывают на части мозга. Я прочла об этом в книге. Мозг состоит из многих частей, у одного человека они больше, у другого меньше. Выраженность той или иной зоны свидетельствует о склонности человека к определенным поступкам и проявлению каких-то качеств. Эти зоны демонстрируют потенциал человека.

Она склонилась над мраморной головой и начала внимательно изучать ее, одновременно прощупывая затылок Рилли.

— Вот видишь, — торжествующе заключила она, — номер тринадцать вот здесь. И не потому, что ты упала после Гилфорда, а просто потому, что такова особенность твоего мозга. Эта зона у тебя отлично развита, я могу хорошо прощупать ее. Ты склонна относиться к людям только с добротой. А теперь посмотри на мою голову — твоя зона доброты явно больше моей!

— Правда? — Рилли присела.

Она стала энергично ощупывать голову Корделии, а затем встала, чтобы лучше рассмотреть себя в одном из многочисленных зеркал тетушки Хестер.

— Правда? — повторила она. — Где? Где же моя зона доброты?

Корделия погладила подругу по макушке.

— Вот же она! Ты добрая! Строение твоей головы говорит об этом. Я могла бы сделать такой вывод, даже не зная тебя как следует.

Рилли рассмеялась, глядя на себя в зеркало и трогая свою голову.

— А теперь, — заявила Корделия, усаживая Рилли на стул в другом углу комнаты, — садись-ка поудобнее. Вот так. Я хочу посмотреть, удастся ли мне тебя загипнотизировать.

— Да ну тебя! — со смехом отмахнулась Рилли.

— Позволь же мне хотя бы попытаться!

— Но я не желаю быть загипнотизированной, — вставая, возразила Рилли и отряхнула юбки.

Корделия попыталась усадить ее назад.

— Рилли, я ведь даже не знаю, получится ли у меня! Позволь хотя бы попробовать!

— Но я не больна!

— Я знаю, что ты не больна! Мне надо просто проверить, могу ли я это сделать.

— Ты не сможешь, я уверена! Я тебе и так спою песню, если хочешь, не надо на меня давить!

— О, прошу тебя, дай же мне возможность попробовать! Прошу тебя, Рилли! Сядь! Пожалуйста!

Рилли, все еще смеясь, покорилась подруге и присела, после чего тут же начала петь, притопывая ногами:

— Амариллис Спунс! Прекратите смеяться и петь, посмотрите на мои руки. Постарайся сосредоточиться на том, что ты хочешь быть загипнотизированной.

— Хорошо, хорошо.

— И доверься мне.

— Я верю тебе, Корди.

Корделия глубоко вздохнула, закрыла на мгновение глаза.

— Знаешь, то, что мы вчера стали свидетелями этого… как они назвали… эксперимента… произвело на меня сильное впечатление. Рилли, мне это напомнило о прошлом. Я совсем забыла.

Она начала делать пасы руками перед лицом Рилли — вперед и назад, вперед и назад, делая движения в такт дыханию. Рилли изо всех сил старалась не рассмеяться. Ей очень хотелось снова запеть о Джиме Кроу, но она увидела, как серьезно относится к своей работе Корделия. Руки ее двигались вперед-назад, снова и снова. Время шло. У Рилли начинало урчать в животе, но они пытались не отвлекаться на мелочи.

Наконец Рилли сказала:

— Извини, Корди, но у меня чешется нос.

— Разве ты ничего не чувствуешь?

— Ничего, абсолютно.

— Я тоже, — мрачно заметила Корделия.

— Не хочу показаться нелюбезной, Корди, дорогая, но, может, у тебя нет к этому таланта?

— Я ведь племянница своей тети, — с важностью произнесла Корделия.

— А что, если мне попробовать загипнотизировать тебя? Я же видела, как это делается.

— Вперед.

Они поменялись местами. Рилли снова и снова приближала ладони к лицу Корделии, но ничего не происходило. Корделия тоже с трудом сдерживала смех, глядя на маленькое лицо Рилли, сосредоточенное и взволнованное.

— О, ко всем чертям! — наконец воскликнула Корделия. — Давай выпьем портвейна.

Они зажарили сосиски на огне в маленькой комнате, запах жареного мяса пропитал их одежду и волосы, но они настолько привыкли к этому, что не замечали таких мелочей. Подруги уселись со стаканами портвейна, прихватив хлеб и сосиски, и стали говорить о мистере Кеннете с Бау-стрит. Корделия больше не возвращалась к своей идее: она решила, что странное сновидение, в котором к ней явилась тетя Хестер, было злой шуткой.

— Ты собираешься к миссис Фортуне? — спросила Рилли, когда на Лондон опустились сумерки.

Корделия потянулась.

— Нет, мне что-то не хочется.

— Но завтра утром мы должны первым делом отправиться на поиски работы. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

— Увидимся.

И Рилли вернулась к своей матери, чтобы затем пойти к миссис Фортуне узнать последние сплетни и новости, а Корделия Престон зажгла лампу и осталась на Литтл-Рассел-стрит, углубившись в чтение газеты. О лекции, которую проводил профессор Эллиотсон, вышла целая статья: журналист не стал высказывать своего мнения о сеансе гипноза, но чувствовалось, что он с неодобрением относится к появлению девушки в ночной сорочке. Затем Корделия с большим интересом прочитала статью о бунте в одном из северных городков. Она встряхнула газету, чтобы распрямить листы, и снова стала читать. Речь шла о врачах, которые возмущались тем, чем занимаются странствующие гипнотизеры. Доктора с ужасом признавались, что их пациенты, особенно женщины, предпочитали лечиться у «магов-шарлатанов» (именно так и было написано в газете), потому что те исцеляли их с помощью рук. В статье приводились слова одной леди: «Нет-нет, я не хочу, чтобы меня лечили доктора, которые просят расстегнуть пуговицы, чтобы прослушать стетоскопом, — я лучше отправлюсь к гипнотизеру, который посоветует, что делать, даже не прикоснувшись ко мне».

Корделия снова сняла с полки книги тетушки Хестер и пролистала их: что-то привлекло ее внимание, и она, придвинув книгу к свету, стала внимательно читать, не заметив, как в ее окнах уже движутся вечерние тени. Она быстро подняла газету, обратив внимание на колонку частных объявлений. Мысль, едва забрезжившая в мозгу Корделии после чудесного явления тети Хестер, теперь надежно поселилась в ее сознании, и она вдруг ощутила, как бешено бьется сердце, словно после долгого бега.