Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
Ау, девчоночка, ау, мальчишечка!
Джим Кроу я, и ты мне отзовись,
А еще лучше — оглянись,
В ладоши хлопни, снова обернись,
Ау, ау, Джим Кроу я, и ты уж не скупись!

— Это ведь из спектакля, который дают в «Адельфи», — прошептала изумленная Рилли. — Актер из Америки представляет темнокожего. Откуда она знает?

Публика (а зрители вели себя как театральная публика) в маленьком, заполненном до отказа зале (который действительно напоминал театр) была взволнована и встревожена одновременно: запах пота, смешанный с ароматами духов, усиливался по мере того, как девушка продолжала свое пение и танцы. Корделия сосредоточенно наблюдала за всем: будучи маленькой, она довольно часто видела сеансы гипноза, и сейчас ей трудно было понять, является ли происходящее настоящим гипнозом или всего лишь искусным представлением. Она заметила, что профессор Эллиотсон выглядит немного удивленным, хотя было очевидно, что он гордится собственным достижением. Глаза девушки приобрели отсутствующее выражение:

В ладоши хлопни, снова обернись,
Ay, ау, Джим Кроу я, и ты уж не скупись!

Когда песня закончилась, некоторые зрители начали аплодировать, но на них тут же зашикали. Помощник профессора вышел на сцену и вонзил в тело девушки что-то острое, похожее на гвоздь или на большую иглу, и публика охнула, но девушка даже не шелохнулась. Профессор снова начал разговаривать с собравшимися, положив руку себе на бедро, и девушка повторила за ним это движение. Когда он стал прохаживаться перед зрителями, девушка в ночной рубашке последовала за ним. Профессор взмахнул рукой, приказывая ей сесть, и она покорилась.

— Я верю, — сказал профессор, — что все это проявление философии. Я думаю, что речь идет о философии медицины, а не каком-то чуде. Это достижение, несомненно, можно использовать в науке, в частности для того, чтобы избавить пациента от боли.

Ассистент профессора тем временем довольно ощутимо постучал молотком по плечу девушки: она не шевельнулась и даже не поморщилась. Ассистент опустил ей на спину удар веревкой, и зрители заерзали в замешательстве на месте. Девушка вела себя как и прежде. Затем он захватил в ладонь ее волосы и потянул назад — она сохраняла все такое же безразличное выражение. Очевидно, она все еще находилась в трансе.

— Если мы можем ввести нашего пациента в такое состояние перед операцией, — продолжал профессор, — разве это не шаг вперед? Кто из нас, наблюдавший, как страдают несчастные в больницах, не согласится с тем, что этот метод и безопасен, и гуманен?

И Корделия вспомнила, как давным-давно тетя Хестер успокаивала спускавшихся в ее подвальчик женщин.

— Я готов утверждать, что медицинская наука должна быть открыта для всего нового, в том числе для кардинальных перемен, и только в этом залог ее развития.

Профессор провел руками перед лицом девушки, она слегка вздрогнула и пробудилась. Еще несколько минут назад она пела в одной ночной рубашке о Джиме Кроу, но сейчас словно переродилась.

— Я думаю, она очень хорошая актриса! — заключила Рилли, когда они шли по коридору.

Они слышали, как люди перешептываются со всех сторон:

— Но пациент должен быть пассивен, а не активен.

Мимо них прошагал какой-то серьезный джентльмен. Он хмурился и недоумевал.

— Это просто форма интеллектуальной проституции, — произнес другой господин. — Вы же видели, как все смотрели на нее, следили за ее движениями. — Он сердито качнул головой. — Я могу сказать, что все были возбуждены этим зрелищем.

Но Корделия вспоминала прошлое, которое всплывало перед ней смутными картинками.

— Давай пойдем домой и выпьем чего-нибудь, — пробормотала она. — Я купила отбивные.

Природа уже пробудилась для весны: кое-где показались цветы. Они купили имбирного хлеба, потом вполуха послушали уличного певца, баритоном исполнявшего песню о мужчине, убившем свою жену в Камбервелле. Подруги купили яблок, миновали мужчину, рекламировавшего подтяжки из индийской резины, и дали полпенни нищим, на случай если судьба и их выгонит на улицу. В подвальчике было холодно, но душно. Они зажгли огонь и открыли окна. Они жарили отбивные на открытом огне в маленькой печке, и воздух наполнялся ароматом мяса. Потом они съели имбирный хлеб и выпили портвейна в большой комнате, обсуждая то, что им сегодня довелось увидеть.

— Я думаю, она была актрисой, — настаивала на своем Рилли. — Уж я-то узнаю актрису! Она давала представление.

Корделия не была столь категорична.

— Я видела сеансы гипноза, когда пациенты находились без публики, — медленно проговорила она. — И я могу тебе сказать, что они вели себя точно так же.

— Пели модные песенки? Ты хочешь сказать, что леди, приходившие к тетушке Хестер, пели модные песенки?

— Нет, — возразила Корделия, — песен не было. Я никогда не слышала, чтобы кто-то из них пел.

Держа в руке бокал, Рилли обошла комнату, потолок которой был усыпан звездами.

— Но мне кажется, что она делала то же, что и мы. Я имею в виду, что она играла!

Корделия говорила все так же медленно.

— Моя тетя Хестер свято верила в гипноз. Я в этом абсолютно убеждена, потому что он помог ей избавиться от болей в ноге. Но, возвращаясь к тем временам, я понимаю, что, хотя она не была врачом, к ней очень часто приходили дамы за исцелением. Они быстро спускались по ступенькам, и среди них были настоящие знатные леди. Теперь я вижу, что тетя Хестер была более знаменита, чем я себе представляла. Некоторые леди прибывали в роскошных экипажах, что было так непривычно для этого квартала. Хотя я помню одну продавщицу с Бонд-стрит, которая забегала к тете после работы, и та помогла ей избавиться от головной боли. Думаю, то, что она делала… Я не могу этого объяснить, но… — Корделия пыталась подобрать подходящие слова. — Думаю, что она помогала людям успокоиться. Снимала напряжение. Помогала им переносить тяготы и невзгоды, которые мучили и их сердца, и их тела. Бывало, люди плакали навзрыд, и она едва могла их остановить. Они так верили ей! Но я понимала, что происходящее выглядит очень странно. Даже маленькой девочкой я понимала, насколько непривычным все это кажется со стороны.

Рилли подхватила мраморного Альфонсо и погладила гладкую поверхность.

— Это было частью сеанса, не так ли? Она использовала это для лечения людей, да?

Корделия протянула руку к мраморной голове, вспомнив, как тянулась к ней, когда была еще совсем крошечной девочкой.

— А что это за номера? — спросила Рилли.

— Это френология. Она позволяет делать прогнозы по этим цифрам, которые показывают, что спрятано у нас внутри черепной коробки.

Возможно, на них подействовал портвейн, но обе женщины начали смеяться.

— А может, и то, что прячется в твоей душе. Они показывают черты твоей личности, — исправилась Корделия. — Посмотри.

Она встала и сняла с полки одну из книг тетушки, чтобы подтвердить правоту своих слов.

— Посмотри, посмотри! Это совсем не похоже на гипноз.

Корделия показала Рилли картинку с изображением головы человека, разрисованной числами, в точности как у Альфонсо.

— Посмотри, вот здесь, на макушке, как показано на рисунке, зона, отвечающая за духовность. А зона от макушки до лба указывает, насколько развиты у человека интеллект и логика.

— О, у меня совсем маленький лоб, — заметила Рилли, глядя в зеркало. — Наверное, это означает, что я глупая.

— Нет, взгляни, число 24 на лбу впереди отмечено словом «наблюдательность», а теперь посмотри сюда. — Она нажала на лоб Рилли как раз над носом. — Ты очень наблюдательная, а еще у тебя здесь небольшая вмятина.

Рилли с негодованием ответила подруге:

— Это ведь след от падения. Я упала, когда мы возвращались в темноте из Гилфорда.

8
{"b":"195981","o":1}