— Что бы у тебя ни случилось, — твердо заявила Рилли, после того как прием окончился, — ты не должна повторять этого. Никогда.

Корделия уставилась на подругу.

— Я говорю совершенно серьезно, — сказала Рилли. — Я заберу половину денег и выйду из дела. Ты не имеешь права принимать посетителей в таком виде. Помнишь актеров, которые напивались перед выходом на сцену, думая, что никто ничего не заметит? Помнишь, как глупо они выглядели? Как они полагали, будто никто ничего не понял? Даже сегодня кто-нибудь мог заметить твое состояние. Ты же была пьяна! Ты, которая учит всех быть собой, которая говорит клиентам, что человек производит то впечатление, к которому стремится. Мы добились успеха довольно быстро. Неужели ты считаешь, что теперь можно позволить себе не заботиться о репутации?

Корделия никогда еще не видела Рилли такой сердитой. Она не узнавала свою добрую малышку Рилли Спунс.

— Мне стыдно за тебя, — завершила свою обличительную речь Рилли.

Корделия схватила ридикюль, вытащила вырванный из газеты листок и вручила его Рилли. Рилли стала читать: на ее лице отражались самые разные чувства, но появление миссис Спунс, которая тащила гири от кухонных весов, оборвало разговор, а когда вопрос с гирями был наконец улажен, входная дверь на Бедфорд-плейс громко хлопнула.

Корделия без устали мерила шагами площадь Блумсбери на вечернем морозном воздухе. Деревья покрылись инеем. Она вспоминала, как часто бывала здесь еще ребенком. Сад ее мечтаний. На мгновение Корделия задержала взгляд на лице Чарльза Джеймса Фокса, лучшего из слушателей. На небе светила полная луна в окружении ярких звезд. «Манон, дочь лорда Моргана Эллиса и леди Розамунд Эллис, была представлена королеве Виктории, которой леди Розамунд приходится кузиной». Хорошо, что ее величество королева понятия не имела о том, что на самом деле она встретилась лишь еще с одной мисс Престон. Эта мысль острым ножом вонзилась в сердце Корделии. Он был подобен ножу хирурга, который все углублял ее рану. Наконец она поняла, что в самых потаенных уголках ее души все это время теплилась надежда на то, что однажды она обретет своих детей и они снова будут принадлежать ей по праву. Но объявление в газете отрезвило Корделию, ясно показав, что ее появление в жизни Манон оказалось бы фатальным для репутации молодой аристократки. Актриса, превратившаяся в гипнотизера, дама с темным прошлым — все это вызвало бы массу вопросов. Корделия скользнула взглядом по памятнику и посмотрела на луну. Она увидела яркие звезды, они сияли в зимнем небе, освещая замерзшие ветки. Ее дети были для нее под запретом. Теперь уже навсегда, потому что ни при каких обстоятельствах они не должны были узнать о стеклянных звездах на потолке. Она увидела высокую светловолосую девочку, которая отказывалась махать маме рукой, и другую, пониже, склонившуюся над плачущим младшим братом, а в это время по дороге удалялся экипаж, подгоняемый сильными порывами ветра. И еще одна мысль пришла ей в голову, пока она стояла на площади.

Тетя Хестер предупреждала ее. «Это была моя вина, — подумала Корделия. — Я хотела невозможного. Эллис не мог на мне жениться. Чарльз Джеймс Фокс женился на миссис Армитаж, которая была намного хуже актрисы, но в мире такое случается нечасто».

Почту разбирала Рилли, поэтому именно ей попало в руки письмо, которое на следующее утро принес почтальон с Литтл-Рассел-стрит, — оно валялось там в грязи на железных ступеньках.

Письмо было отослано из Уэльса много недель назад. Уже было начало декабря. Рилли не стала долго раздумывать над тем, отдавать письмо Корделии или нет, поскольку в любом случае они не разговаривали. Она просто отправила срочное послание по указанному адресу, на площадь Гросвенор, дом номер семь, указав в нем точное расположение Бедфорд-плейс и пригласив Гвенлиам посетить их вечером.

Корделия услышала, как Рилли тихо напевает себе под нос, переодеваясь к приему посетителей. Ей хотелось обнять ее — она очень ценила доброту и мудрость Рилли. Однако они все еще не разговаривали, и Рилли следила сегодня за бутылкой портвейна с особым пристрастием. Корделия решила: «Сегодня вечером я обязательно извинюсь перед ней за свое отвратительное поведение и скажу, что не заслуживаю такого чудесного друга, как она». Она вспомнила, как храбро повела себя Рилли в ситуации со злосчастным мистером Вильямсом. Она ведь хотела только любви. Корделия начистила до блеска одно из зеркал (хотя Нелли уже давно сделала эту работу), думая о том, как она любит свою Рилли.

Она услышала голос. Конечно, было невероятным через столько лет узнать его. Голос звучал отрывисто, гласные произносились немного протяжно, как принято у знатных леди, но Корделия все равно узнала этот голос. Не в силах сдержать себя, она невольно вскрикнула, словно боялась задохнуться. Комната поплыла у нее перед глазами, а бусинки пота выступили на лбу, на верхней губе и даже на ногах.

«Рилли знает?» Но Рилли была в соседней комнате. Она говорила обычным голосом. «Рилли думала, что это еще одна посетительница? А может, это действительно только посетительница? Что, если я ошибаюсь?» Рилли могла появиться в большой темной комнате и привести обладательницу этого голоса в любой момент.

Корделия запаниковала, и на мгновение ее охватило безумное желание куда-нибудь спрятаться. Она слышала, как они ходят в соседней комнате. Словно во сне, Корделия заставила себя занять свое обычное место на стуле, предварительно быстро задув две ближайшие свечи, так что наступила почти полная темнота. Она повязала шарфом голову, на манер цыганки. Ее сердце выбивало барабанную дробь.

Дверь отворилась, и в комнате появилась молодая девушка. Рилли указала ей место на софе, как делала всегда, а затем дверь закрылась. Корделия увидела, что девушка очень бледна. Ее глаза постепенно привыкали к сумраку. Корделия поняла, что ее заметили.

Пришел ее черед говорить.

— Чем я могу помочь вам? — спросила она, но ее голос прозвучал не громче шепота.

Девушка ответила не сразу. Ее длинные светлые волосы были завязаны сзади. Она казалась старше, лицо было мертвенно-бледным, но это было то же самое лицо, любимое и родное. Вдруг Корделия ощутила на своих щеках слезы. Она плакала, не издавая ни звука. Это лицо, столь дорогое, казалось не очень знакомым. Однако она не могла не узнать глаза — пытливые серые глаза, не такие красивые, как у Кити, а глаза Хестер.

— Нам сказали, что ты умерла, — проговорила девушка, и Корделия услышала, как ее голос задрожал.

Очень медленно, спрашивая себя, не привиделся ли ей сон, Корделия размотала шарф, и он упал ей на плечи. Так же медленно она направилась к софе и произнесла на ходу:

— Я не умерла.

Девушка кивнула, и темная комната поплыла перед глазами Корделии.

Но мисс Престон не падают в обморок.

Женщины посмотрели друг на друга. Неожиданно из соседней комнаты раздался звук флейты Рилли.

— Я узнала твой голос, Гвенлиам, — промолвила Корделия.

— Они сказали, что ты мертва, — повторила Гвенлиам.

Все еще очень медленно, словно она была нездорова, Корделия присела рядом с дочерью.

— Я искала вас в Уэльсе так долго, но старый дом был все время заперт, а замок окончательно превратился в руины.

— Да.

Флейта все еще играла, но очень тихо. Они сидели, сохраняя дистанцию, на мгновение установилась такая тишина, как будто в комнате никого не было, но после этого слова обрушились лавиной.

— Гвенлиам, куда вас увезли так срочно? Я вернулась домой почти сразу, но…

— Да, нас увезли в тот же день. Кто-то прибыл в дом. Нас посадили в экипаж. У меня была всего минута, чтобы написать тебе записку. Я оставила ее в домике на дереве, но не знала, куда нас забирают…