Впервые Екатерина получила роль, принадлежащую ей и только ей. Ведь королеве приходилось делить с Дианой де Пуатье не только мужа. Даже воспитание ее собственных детей не обходилось без участия фаворитки. Теперь же вдовство станет ее горьким и сладостным уделом, на который никакие фаворитки посягнуть не посмеют. И она будет ревностно охранять сан вдовы короля до конца своих дней. Посвятит жизнь памяти Генриха и детям, ибо дети должны унаследовать державу. Она же будет хранительницей монархии, живой легендой, хранящей образ Генриха, научится тому, как самой творить историю. И, надев маску полного самозабвения, сорокалетняя королева-мать во вдовьих одеяниях сделала первые осторожные шаги на пути к владычеству над Францией.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1. СИРОТА ИЗ ФЛОРЕНЦИИ
«Ее приход пророчит смуту грекам»
1519-1533
Екатерина Мария Ромула Медичи родилась около одиннадцати часов пополудни в среду, 13 апреля 1519 года. Ее отец, Лоренцо II Медичи, герцог Урбино, наследник правящего дома Флоренции, всего лишь год назад женился на юной Мадлен де л а Тур д'Оверни, которая и стала материю Екатерины. Французская графиня королевской крови и именитая наследница была блестящей партией для жениха из семьи Медичи, которых многие во Франции считали разбогатевшими выскочками из купцов. Роскошную свадьбу молодой чете устроил родич невесты, король Франции Франциск I. За ней последовало торжественное возвращение во Флоренцию, где многочисленный семейный клан жениха бурно приветствовал новобрачных. Но затем поводов для радости было немного. Хотя беременность Мадлен, о которой было объявлено в июне, протекала хорошо, слег сам герцог Лоренцо, чье здоровье был расстроено еще до вступления в брак. Молодая чета жила в родном городе Лоренцо по-королевски, но непрекращающаяся лихорадка и страх дальнейшего ухудшения здоровья заставили герцога покинуть город. Страдавший, вероятно, сифилисом, а также туберкулезом, он вместе с супругой перебрался на свежий деревенский воздух, ожидая рождения первенца[5]. К тому времени, когда Мадлен настало время возвращаться в город для родов, ее супруг был уже при смерти.
Роды прошли благополучно, и вскоре малютку принесли показать угасающему отцу. Новость о том, что ее мать также тяжело больна, скрывали от герцога, боясь ухудшить его состояние. Рождение дочери не особенно его порадовало, ведь больше детей у блистательной четы быть не могло. Пытаясь примириться с грустным фактом рождения младенца женского пола, супруги, как пишет хронист, объявили, что «довольны так же, как если бы родился мальчик». Ввиду болезни обоих родителей дитя немедленно окрестили в субботу 16 апреля в фамильной церкви в Сан-Лоренцо, в присутствии четверых высших клириков и двоих знатных родственников. Дитя получило имена Екатерина (фамильное имя Медичи), Мария (ибо это был день Святой Девы) и Ромула, в честь основательницы Фьезоле. Но я все же буду далее называть ее одним именем — Екатерина.
28 апреля герцогиня Мадлен Медичи испустила последний вздох, герцог Лоренцо последовал за ней всего шесть дней спустя, 4 мая. Чету похоронили в красивом семейном склепе в церкви, где их дитя так недавно получило крещение; таков был печальный конец их недолгого брака.
В день смерти герцога его навестил друг, известный поэт Ариосто, надеявшийся утешить Лоренцо в связи с кончиной его супруги. Когда же он узнал, что осиротевшее дитя — единственный плод брака, обещавшего возрождение процветавшего прежде рода Медичи, то написал короткую оду, посвятив ее последней надежде угасающей династии:
Единственный росток, бутон — и вот
Охвачена я горестью и страхом.
Лишь ветер дунет — и меня несет
К могиле с дорогим мне прахом.
Можно сказать, что, еще не родившись, малютка Екатерина стала объектом политических страстей. Ее появление на свет во многом было следствием территориальных притязаний Франциска I, с годами все больше и больше превращающихся в навязчивую идею. Впрочем, история Италии предрасполагала к возникновению таких устремлений в горячих головах иноземных королей. Со времен падения великой Римской империи вплоть до объединения территорий Италии в конце девятнадцатого века эта страна представляла собой пестрый ковер из княжеств, герцогств и городов-государств. Во многих из них наблюдался небывало ранний расцвет искусств, ремесел и торговли, что делало итальянские земли лакомыми кусками для чужестранных завоевателей. Многими из них правили фамилии, ведущие свое происхождение от знаменитых полководцев-завоевателей. Имена, подобные Сфорца в Милане и Гонзага в Мантуе, напоминали о кондотьерах, наживавших состояние в боях. Лишь несколько городов-государств, таких, как Флоренция, Венеция и, Генуя, оставались — по крайней мере, какое-то время — независимыми, но и они к середине шестнадцатого века прямо или косвенно попали в зависимость от испанцев. В годы с 1490 по 1559, когда установилось испанское господство, Италия превратилась в кровавую арену, где две сильнейшие державы континента — Испания и Франция — вели жестокую борьбу за гегемонию в Европе.
Франциск, ведущий происхождение по прабабке от знатного и богатого рода Висконти из Милана, искал сильного союзника на полуострове, дабы выдвинуть претензии на владычество миланским герцогством. Ему удалось заключить такой союз с папой Львом X, который в миру звался Джованни Медичи. В отличие от нынешних пап, его святейшество был не просто наместником Христа на Земле, но наслаждался и земной властью в качестве правителя Папской области. Тогда это были обширные земельные владения, преимущественно в центральной Италии. Папская тиара представляла собой корону о трех ярусах зубцов, что ставило пап выше королей и императоров. Папство не только стяжало oipoMHoe количество собственности во всем католическом мире (в Англии, например, до Реформации Риму принадлежала пятая часть земель), но папа обладал также правом юрисдикции в католических странах, и множество судебных дел выносилось на суд Церкви.
Желая укрепить свой союз с папой из рода Медичи, Франциск II решил устроить брак осиротевшей наследницы из дома Бурбонов, Мадлен де ла Тур д'Оверни, с племянником Льва X, Лоренцо Медичи. Незадолго до того Лоренцо при содействии своего могущественного дяди отнял герцогство Урбино у семейства делла Ровере[6].
Для такого предприятия папа обеспечил солидную финансовую поддержку, собрав деньги за избрание тридцати новых кардиналов. Сам Франциск скептически оценивал способность Лоренцо сохранить за собой вновь созданный феод в Урбино, ссылаясь на то, что Лоренцо был «всего лишь торговцем». По-тогдашним меркам Медичи из Флоренции действительно не могли претендовать на звание людей благородной крови, так как были выходцами из купеческого сословия. Однако мудрое управление хозяйством и неуклонный рост семейного банковского дела, начатые еще в конце XIV века основателем рода Джованни ди Биччи Медичи, привели к тому, что род этот стал наиболее процветающим и могущественным во Флоренции, которая была тогда крупнейшим из итальянских городов.
Изначально Медичи происходили из местечка Муджелло, что в десяти милях к северу от Флоренции. Несмотря на имя[7] и герб, намекающий на занятия медициной, где на золотом поле изображены красные шары, именуемые «палле», числом от шести до двенадцати, несмотря на то, что святыми покровителями семьи считались врачи-мученики, Козьма и Дамиан, Медичи всегда занимались коммерцией, специализируясь на шерсти, шелке, драгоценных металлах, пряностях и ростовщичестве[8]. Они постепенно стали личными банкирами римских пап. После нашествия «Черной Смерти» — страшной эпидемии чумы, буквально выкосившей итальянские земли в 1348-1349 годах, экономическая обстановка обострилась и в услугах Медичи стали особенно нуждаться. Подобно своему отцу Джованни, Козимо Медичи был тихим, скромным человеком, который не одобрял тяги своих наследников к роскошной жизни. Несмотря на это именно Козимо построил самый грандиозный дворец из всех, прежде существовавших в городе, — Палаццо Медичи. С того времени, конечно, многое изменилось, но еще и сегодня гости Флоренции могут увидеть мощные стены дворца, за которыми скрыты роскошные покои. Эти стены, больше похожие на укрепления неприступного рыцарского замка, были призваны защитить потомков рода Медичи во времена смуты и некогда укрывали от разбушевавшейся толпы саму Екатерину, тогда еще совсем девочку.