На выпускной я не пошла. Потому что знала, что он там будет. И знала, что не смогу видеть их вдвоем – и молчать. Я просто не смогу.

Дни летели за днями, я становилась старше, мои идеалы менялись, а воспоминания блекли, и только этот день оставался ярок и четок, будто все случилось вчера. Сегодня. Полчаса назад. Иногда я подходила к зеркалу и рассматривала себя. Неужели это была я? Пусть на одно мгновение, пусть не по-настоящему, но это была я. Там. Другая я, та, которая могла вызвать…

Я отворачивалась от зеркала. Этого не могло случиться со мной. Такого просто не бывает.

Мои герои, спасавшие меня столько лет, перестали быть идеальными. Они вообще перестали для меня быть. Был только он – в плаще до полу, в черной рубашке. Я читала про ведьмака-альбиноса, а видела его. Везде и всегда. В каждой мужской фигуре, в чьей-то мимолетной улыбке…

Шли годы. Дышать становилось легче. Сначала понемногу, потом все больше и больше. И однажды я поняла, что могу вспомнить его – и не задохнуться, а жить дальше.

Я старалась жить в полном смысле слова. Тогда я узнала, что напиваюсь не до счастливого забытья, о котором рассказывали подружки, а до рвоты, о которой никто не предупреждал. Что мужчина может быть отвратителен, когда он нелюбим, а когда пьян – так еще и бесполезен. И что даже нелюбимый мужчина может быть приятен. Я познавала жизнь шаг за шагом, стараясь новыми ощущениями выбить из головы старые, и они постепенно теряли цвет.

Но только не звук. И только не запах.

Я старалась не вспоминать – и образы блекли. Я вернулась к своим идеальным мужчинам – и они снова приняли меня, такие же прекрасные, как раньше. Теперь я заново училась их любить, и голова моя снова наполнялась мечтами о Нео, Алексе Роу и мистере Старке. Я начала жить, и жизнь эта хоть и не была интересна и весела, но больше не причиняла мне боли.

А потом я пошла на работу, а очнулась в больнице. И рядом со мной сидел самый удивительный и самый красивый мужчина, какого я когда-либо видела. Я вздохнула и записала его в раздел героев – существ прекрасных, но недостижимых. А он оказался рядом. Он был со мной почти все время, что я не спала. Он учил меня, оберегал и наставлял. Поил кофе, стыдил, учил драться и спасал… Я так отчаянно старалась уцепиться за свою новую жизнь и не потерять голову, что перестала понимать, что со мной происходит. А когда поняла, почему так слежу за каждым его движением, почему так остро реагирую на его безразличие или раздражение, было уже поздно. Впервые за семь лет я снова могла чувствовать и была в этих чувствах беззащитна и уязвима. Я снова любила. Бессмысленно, безразлично. Безответно.

Я настолько привыкла, что он есть в моем новом мире, что мне даже в голову не приходило, что его там может не быть, просто не оказаться. Я настолько к нему привыкла, что без него стало невозможно дышать.

«Никакой романтики здесь нет».

Что ж, я уже проходила этот путь. Через пять лет мне должно стать легче.

Раз…

Наверное, я очень смешно смотрелась. Обтрепанная девушка со спутанными, давно не видевшими расчески волосами, садящаяся в шикарный черный «мерседес» с водителем. Наверное, и правда пора было уже привести себя в порядок, а то позорю родной Институт.

Я захлопнула за собой дверцу и погрузилась в расслабляющую тишину. Шум машин был где-то там, в другом мире, вместе с другими проблемами. Я прикрыла глаза и растеклась по серому бархатному сиденью.

– Поехали? – спросил меня водитель. Что он был за человек (и человек ли?), разобрать я не могла. Стриженные под машинку светлые волосы, на лице – темные очки. Он даже не обернулся, когда заговорил со мной, и я поняла, что общается он через зеркало заднего вида.

– Если вы знаете куда – то поехали. Потому что я не в курсе.

Затылок кивнул, и машина мягко тронулась с места.

За тонированными окнами мелькали дома и торопились куда-то забавно медленные люди. Был август, и томительная питерская жара плавила все вокруг. Я успевала различить пунцовые лица мужчин в костюмах и веселую молодежь в шортах и подвернутых футболках.

Мы ехали быстро, и мне стало интересно, куда же он меня завезет – Невский не настолько длинный. Я соскребла себя с сиденья и усадила прямо, пытаясь разглядеть дорогу через лобовое стекло. Места я опознала. А еще – небольшой флажок, бьющийся на капоте. Если бы не Затылок, я бы все же высказала свое удивление в той форме, которая вертелась на языке.

– Любезнейший, разрешите полюбопытствовать, мне мнится или и правда у нас на капоте флаг нашей необъятной родины? – В плохом настроении я начинала изъясняться безумно выспренно.

– Вы совершенно правы, мадемуазель, – Затылок подхватил установленный мной тон. Кажется, я раздражала его примерно так же, как он меня. – У нас на капоте можно наблюдать один из символов государства. Наша дорогая организация пользуется особыми привилегиями, так же как и ее транспорт, сотрудники и вообще все, что с ней связано.

Я присвистнула и упала обратно назад. Однако. Мне казалось, что я уже осознала масштабы НИИДа, но, похоже, впереди еще было много всего интересного.

Наконец машина затормозила, Затылок вышел и галантно открыл дверь. Да, с лица он выглядел примерно так же, как и со спины: захочешь – не узнаешь из десяти таких же. Я подняла голову, приставив руку к глазам «козырьком». Передо мной был старинный пятиэтажный дом в розовых тонах с лепниной, балконами и всем прочим. У резных дверей стоял швейцар, милый седой дядечка, который тут же бросился мне навстречу.

– Мадемуазель Черненко? – поинтересовался он, расплываясь в искренней улыбке.

– Угу, – я ошалело продолжала таращиться на дом. Могу биться об заклад, да хоть собственную голову поставить – нет на Невском такого дома! Ну нет – и все!

– Мы предупреждены о вашем появлении, – продолжал дедуля, распахнув передо мной дверь, – и очень рады видеть вас среди наших жильцов.

– Спасибо, – я улыбнулась – так искренне он говорил. За спиной прошуршали шины возвращающейся в офис машины.

Я прошла внутрь, где меня тут же подхватил другой мужчина: полный, в темно-малиновом, совершенно диком костюме с ярко-алым галстуком. Объемная лысина, окаймленная мелко вьющимися темными волосами. Он вызывал расположение с первого взгляда, несмотря на свой нелепый наряд. Он излучал готовность костьми лечь за благополучие жильцов.

– Мадемуазель Черненко, – произнес он, улыбаясь, – меня зовут Ипполит Анатольевич, я управляющий. Вся компания в лице меня безумно рада вас видеть! Александр Дмитриевич предупредил о вашем приезде, но, к сожалению, мы не все успели подготовить…

– Ничего страшного, я подожду, – я улыбнулась в ответ, – Шеф у нас человек внезапный, так что вы тут ни при чем.

– Прошу, располагайтесь, – Ипполит подвел меня к глубокому бордовому креслу со столиком и усадил. – Мадемуазель пожелает кофе? Или, может быть, чай?

Я по привычке попросила кофе и предложила ему присоединиться. Пообещав лучший кофе с молоком в Питере, управляющий унесся куда-то воодушевленным аллюром. Я огляделась. Просторный холл, в глубине – стойка администратора, как в отелях, по бокам от него – два лифта, замаскированные ажурными позолоченными решетками. Там и тут – цветы и пальмы, среди которых прятались такие же, как у меня, кресла и низкие коричневые столики. Рядом со входом, справа и слева, журчали в стеклянных цилиндрах искусственные водопады. Сновали туда-сюда аккуратные женщины в изумрудной униформе, откровенно напоминавшие горничных.

Тут подоспел Ипполит с серебряным сервизом.

– Прошу, – он поставил передо мной поднос и самолично разлил кофе.

– У меня такое чувство, что это не дом, а отель, – поделилась я своими наблюдениями, следя, как ловко он вливает кофе в молоко. Ипполит кивнул:

– Александр Дмитриевич, когда отдавал распоряжение об обустройстве этого дома, выразил весьма четкие пожелания, – управляющий заулыбался, будто воспоминания о Шефе доставляли ему искреннее удовольствие. – Он объяснил, что жить здесь будут люди весьма занятые на работе, со сложным и ненормированным графиком. И что им, в большинстве своем, некогда будет ходить по магазинам за продуктами и готовить. Кстати, у нас внизу есть ресторан, многие там постоянно питаются… У нас есть штат прислуги, которая доставляет почту в квартиры, прибирает, исполняет поручения и круглосуточно дежурит у телефона на случай непредвиденных ситуаций.