Необходимо еще раз подчеркнуть огромное значение идеологии для истории холодной войны в целом и понимания становления и краха советской империи в частности{1248}. Идеологические факторы способствовали решимости СССР не только противостоять США, но и расширять границы социалистической империи до тех пор, пока в 1970-х гг. эта империя не приобрела воистину глобальный характер. И несмотря на эрозию и загнивание коммунистической веры, несмотря на растущий цинизм в советском руководстве и правящих элитах, все они продолжали формулировать внешнеполитические задачи и говорить о государственных интересах на двух языках: «реальной политики» и марксистско-ленинского учения. При этом одни и те же идеологические факторы могли способствовать прагматичному и более осторожному поведению советского руководства на международной арене, а порой, напротив, толкали его на невероятные просчеты и авантюры. В частности, Сталин, движимый устаревшими или неверными постулатами о борьбе между империалистическими державами за сырье и колонии, невольно помог созданию американо-британского блока, выступившего против советской экспансии на Ближнем Востоке. Немного позже идеологические установки Сталина на неизбежность войн привели к опасной эскалации войны в Корее. Те же искривленные идеологией (и подкрепленные личным опытом) воззрения на мировую политику побуждали Хрущева, Брежнева и других кремлевских лидеров верить в то, что политика с позиции силы рано или поздно заставит США и Запад отступить и согласиться на советские условия. Наконец, идеологический фактор оказал сильнейшее воздействие на поведение Горбачева и во многом ускорил развал СССР. Горбачев, с мессианским пылом продвигавший идеи «нового мышления», отказался от применения силы, даже когда это было необходимо для осуществления его реформаторских проектов, а впоследствии — для сохранения государственности и власти. Советская история закончилась, описав своеобразный чудесный круг: родившись из идеологии революционного насилия, она ушла в небытие под влиянием идеологии ненасилия.
Эта книга посвящена поведению СССР в холодной войне. Но другой стороной медали, без которой невозможно взвешенно судить о советской политике, является странная и исключительно важная роль США в многолетнем мировом конфликте. Выращенный на европейском опыте «реализм» Сталина и его преемников оказался неадекватным, а часто и малопригодным для выстраивания отношений с американцами. В отличие от европейских держав, американцы почти не оставляли СССР возможностей для договоренностей о сферах влияния, для прагматических сделок, хотя бы в духе того же циничного империализма. США не собирались мириться с существованием советской социалистической империи в Центральной и Восточной Европе и были готовы, невзирая на расходы и стратегическую целесообразность, воевать со всеми революционными движениями, которых поддерживал СССР, — будь то в Азии, Африке или Центральной Америке. За исключением периода Второй мировой войны, а затем разрядки Никсона — Киссинджера, руководство США никогда не признавало советский строй полностью легитимным и считало, что лишь отказ от коммунистической идеологии может стать основой для долговременных прочных отношений. Разумеется, сыграли свою роль и русофобские настроения, страх перед «русским медведем» в американском обществе. Но еще важнее было то, что американская идеология политической свободы и рыночного капитализма была не менее глобальной, мессианской и бескомпромиссной, чем коммунистическая идеология Кремля. В этом смысле холодная война была ближе к религиозному конфликту, чем к тем войнам, которые, согласно Клаузевицу, являются «продолжением политики иными средствами». Советско-американская конфронтация стала схваткой, где ничья была невозможна, где борьба велась до полной победы или поражения. Две сверхдержавы в мессианском угаре навязали всему миру логику биполярного противостояния и на долгие годы подмяли под себя, оттеснили на обочину истории другие виды конфликтов — региональные, экономические и религиозные{1249}.
По итогам этого грандиозного сражения Соединенные Штаты вышли победителем, остались единственной сверхдержавой. Я надеюсь, однако, что эта книга окажется полезной и для «победителей», и для «побежденных». Мне бы хотелось предостеречь тех американцев, у которых после 1991 г. возникло некоторое «головокружение от успехов». В частности, многие государственные деятели и связанные с государственной властью аналитики поспешили восславить мудрость «стратегии сдерживания», которая якобы привела США к победе над советским коммунизмом. Но чтобы кого-то сдерживать, надо как минимум хорошо понимать мотивы и причины поведения этого «кого-то». Американские «триумфаторы» имели и до сих пор имеют крайне смутное, если не сказать искаженное представление о Советском Союзе, а теперь о России. Некоторые американские политики уже попытались перенести «победоносные» стратегии холодной войны на другие страны и регионы, на конфликты нового поколения — с плачевным результатом.
Рьяные поклонники Рейгана не устают повторять, будто победа в холодной войне одержана в результате «крестового похода» американского президента против коммунизма, а также благодаря его программе СОИ. Эти утверждения — плод мифологизированного сознания американских правых. Пользуясь спортивной аналогией, СОИ была лишь «запасным игроком» в заключительном матче между СССР и США. В то же время сам Рейган действительно сыграл очень важную роль в окончании холодной войны. Он увидел историческую перспективу в отношениях с Горбачевым и в конечном счете воспользовался этим шансом. Главная заслуга Рейгана перед историей человечества заключается не в том, что он был «рыцарем» холодной войны, а в том, что он выступил, к удивлению своего окружения, миротворцем, сторонником переговоров и горячим поборником полного ядерного разоружения{1250}.
Главной удачей для Соединенных Штатов стало то, что их противник представлял собой — в идеологии, экономике и политике — их зеркальное отражение. Этот противник появился на свет в результате глубокого кризиса западного либерализма и демократии как результат европейских поисков лучшего, чем необузданный капитализм, пути к современности, прогрессу — к тому, что сейчас некоторые называют «модерном». Иными словами, можно сказать, что холодная война была соперничеством дальних родственников, происходивших от единого корня европейской цивилизации, в поиске дороги к социальной справедливости, модернизации и глобализации. Обе стороны состязались в том, чья экономика развивается лучше и быстрее и кто может предложить лучшую жизнь своим гражданам и более эффективную модель — остальному миру. Многие западные, а также и российские историки считают, что Россия, на свое несчастье, стала испытательным полигоном для ошибочного и тупикового, насильственного пути к модернизации. Большевики, Сталин и последующие лидеры убедили многих, что насилие и террор — лишь временная плата за кратчайший путь от экономической и социальной отсталости к прогрессу и культурной ассимиляции, к плановому хозяйству и социальной справедливости{1251}. Поначалу казалось, что советская версия ускоренной модернизации работает. Она, как многие верили, обеспечила победу во Второй мировой войне, сделала СССР второй в мире сверхдержавой, помогла завоевать симпатии миллионов в слаборазвитых странах третьего мира. Однако потом, особенно в 1970-х гг., стало очевидным, что американская модель модернизации с ее политическими свободами, частным предпринимательством и обществом массового потребления оказалась более гибкой, эффективной, изобретательной и, главное, способной гасить социальное и политическое напряжение лучше, чем советская модель. В Западной Европе, Японии и других странах — союзницах США (впрочем, не во всех и не всегда) возникли преуспевающие общества, с которыми ни одно государство из социалистического лагеря не могло соперничать по уровню жизни. Западноевропейцам удалось совместить динамизм свободного рынка с социальными программами «общества всеобщего благосостояния». К тому же развитые капиталистические страны оказались значительно более успешными в достижении экономической и в конечном счете политической интеграции, чем страны советского блока. Институты либерального глобального сообщества, созданные США в начале холодной войны, пережили эту войну. Советские институты рухнули и погребли под собой большую часть реальных достижений социалистического строя, таких как развитая система образования, фундаментальная наука и доступная медицина.
