И все же коммунистическая идеология оставалась вездесущей в жизни советского государства и общества. Если раньше идеология вдохновляла людей на жертвы на алтарь революции и великой державы, то теперь она своим навязчивым присутствием способствовала быстрому росту двуличия и цинизма. После жестокого подавления в 1968 г. Пражской весны многие в СССР даже самые закоренелые романтики и идеалисты разуверились в возможность построения «социализма с человеческим лицом». Многие из них ушли в частную жизнь, ударились в религию и стали высмеивать те идеалы, в которые так неистово и наивно верили когда-то. Партийная верхушка, государственные чиновники и профессиональные элиты стали видеть в официальной идеологии тягостный, привычный ритуал, не имевший отношения к их истинному образу мыслей. Идеологические догмы продолжали играть роль инструмента, который регулировал политический дискурс, определял границы дозволенного и пресекал опасные «ереси» в самом зародыше. Более того, марксистско-ленинские постулаты являлись важнейшей частью советской коллективной идентичности, соединявшей в себе все более противоречивые части, прежде всего растущую самостоятельность нерусских республик СССР и великодержавный шовинизм центра. Важным для этой идентичности была и политика разрядки с Западом, и международное коммунистическое движение, которое — при всем его вырождении — все-таки по-прежнему подтверждало место Москвы в центре мировой политики.
Как показано в этой книге, первостепенную роль во внешней политике Советского Союза играл фактор личности человека, находящегося на самом верху государственной пирамиды. Особенно роковую и решающую роль в истории СССР сыграла личность Сталина. «Вождь народов» обладал неограниченной властью и оставлял за собой право окончательного решения наиболее важных государственных вопросов, особенно в области госбезопасности, идеологии, военного строительства и внешней политики. Поражает его способность волей и террором держать в узде советские элиты и общество, изменять ход мировых событий. В то же время сталинская монополия на принятие решений увеличивала цену его ошибок и просчетов. В частности, Сталин не предвидел, что его действия в отношении Ирана и Турции ускорят начало холодной войны. Преемники Сталина значительно уступали ему по волевым качествам, масштабу политического мышления и готовности добиваться своих целей любой ценой. Но и они сыграли важную роль в развитии мировых событий. Чего стоит один ядерный шантаж Хрущева, или можно вспомнить личный вклад Брежнева в развитие разрядки. Болезнь генсека, разрушение его личности фатально сказывались на внешнеполитической активности СССР: разрядка напряженности с США пришла в упадок, гонка вооружений вырвалась из-под всякого контроля и, наконец, в декабре 1979 г. советские войска вошли в Афганистан. Эта катастрофическая по своим последствиям интервенция в последний раз в советской истории продемонстрировала страшную силу инерции революционно-имперской парадигмы. Кремлевские руководители, обеспокоенные растущим, как им казалось, влиянием американцев в Афганистане (и при этом недопонимая, какую опасность представляет исламский фундаментализм), решили силой сменить правительство в Кабуле. По их расчетам, советские войска должны были уйти оттуда через несколько недель или, по крайней мере, через несколько месяцев. Однако советская армия увязла в Афганистане почти на десятилетие. Вторжение дало повод для нового мощного витка американо-советского противостояния и стало переломным в истории советской империи. Невозможность уйти из Афганистана с победой, растущие жертвы и деморализация среди военных, антивоенные настроения в обществе — все это подрывало поддержку экспансии в третьем мире в целом.
В Вашингтоне рассчитывали воспользоваться тем, что СССР завяз в Афганистане, и вынудить Москву уйти из третьего мира. Администрация Рейгана также стремилась заставить советское руководство отказаться от военного вмешательства в Польше и оказывало помощь антикоммунистической «Солидарности». Однако давление Вашингтона на Кремль лишь вызывало эффект осажденной крепости. Ветераны Политбюро, многие из них сталинские назначенцы, упорно оборонялись и не собирались сдавать позиций. И хотя руководство СССР втайне отказалось от применения военной силы в Польше, однако это решение не было связано с прямым нажимом американцев. Более того, советские руководители были готовы нести большие потери в Афганистане, но не уходить оттуда под давлением со стороны. В конце концов второй виток холодной войны лишь укрепил в Москве идеологические установки на конфронтацию с США и усилил образ американского «главного противника» в коллективном мироощущении советских элит и престарелого руководства в Политбюро.
Рональду Рейгану очень повезло, что второй срок его президентства совпал со сменой поколений в Кремле и уходом старой гвардии с политической арены. Михаил Горбачев первым из советских руководителей послесталинского времени радикально пересмотрел взаимосвязь между идеологией и интересами безопасности СССР. Из партийного аппаратчика Горбачев превратился в государственного деятеля с глобальным идеологическим видением. Правда, вместо революционно-имперской парадигмы он предложил свое собственное «новое мышление» — мессианский и довольно расплывчатый проект интеграции Востока и Запада, возвращения Советского Союза в «общеевропейский дом». Этот проект вырос из старой советской идеи «общеевропейской безопасности», но также из мечты о демократичном «социализме с человеческим лицом», вдохновлявшей двадцать лет назад многих интеллектуалов горбачевского поколения. В итоге взгляды генерального секретаря ЦК КПСС эволюционировали до такой степени, что оказались гораздо ближе к идеям западной социал-демократии, чем к марксизму-ленинизму. Горбачев, похоже, искренне хотел реформировать коммунистическую партию и преобразовать советское общество. Однако сделать это ему помешали не только внешние обстоятельства, но и ряд иллюзий. Во-первых, он полагал, что Советский Союз станет лишь сильнее, когда освободится от сталинского наследия и оков революционно-имперской парадигмы. Во-вторых, он рассчитывал, что лидеры и общественное мнение в западных капиталистических странах станут его горячими союзниками и помогут осуществлению великой «конвергенции» реформированного коммунизма с демократическим европейским социализмом.
Как и другие советские вожди, Горбачев на посту главы государства сыграл ключевую роль в изменении внешнеполитического курса СССР. В конце 1988 г. Горбачев, выступая в ООН, публично отрекся от сталинских принципов внешней политики и отказался от применения силы. Он позволил предать гласности преступления прошлого и разрушить железный занавес, окружавший соцлагерь. Но в результате в течение лишь одного года этот лагерь в Центральной и Восточной Европе развалился. А еще через два года сам Советский Союз взорвался изнутри и распался на 15 независимых государств.
Разумеется, не только политика Горбачева была причиной такой поразительной метаморфозы. Она назревала десятилетиями, подготавливалась длительными и еще мало изученными изменениями. Прежде всего переродились сами советские политические и интеллектуальные элиты. Они все меньше были готовы идти на риск конфронтации, грозящей ядерным уничтожением. Уже в 1953 г. преемники Сталина начали менять вектор внешнеполитического курса — от конфронтации с западными державами к разрядке напряженности. Даже давление Хрущева на Запад с 1958 по 1962 г. при всех его негативных последствиях не было продиктовано чисто агрессивными намерениями: просто советский руководитель с присущей ему прямолинейностью хотел убедить западные державы, что пришла пора завершить холодную войну на приемлемых для СССР условиях. Сменивший Хрущева Брежнев, который четыре года воевал на фронтах Великой Отечественной войны, был твердо уверен, что советский народ заслужил право на долгую мирную жизнь. Для осуществления политики разрядки брежневскому руководству нередко требовалось выбирать между идеологическими принципами классовой борьбы и прагматичной политикой партнерства и сотрудничества с западными капиталистическими державами, и Кремль все больше склонялся к последнему. Брежневская разрядка стала важнейшим мостиком между прошлым, где был осторожный, но опасный сталинский империализм и неистовый хрущевский шантаж, и будущим, когда Горбачеву удалось завершить холодную войну.
