А затем, за этой астрой, она вдруг увидела обращенное к ней лицо мужчины!

Она услышала, как он произнес чуть слышно: «Боже мой!» — и увидела, что он худощавый, а одно его плечо немного выше другого. Должно быть, это был Дин Прист — Кривобок. Эмили не смела окликнуть его. Она лежала неподвижно, а ее большие серо-лиловые глаза говорили: «Спаси меня».

— Как я могу помочь? — произнес Дин Прист хрипло, словно про себя. — Мне не дотянуться до тебя… и, похоже, от малейшего прикосновения или сотрясения эта оторвавшаяся глыба земли упадет с утеса. Я должен пойти за веревкой… и оставить тебя здесь одну… в таком положении. Ты можешь ждать, детка?

— Да, — чуть слышно ответила Эмили. Она улыбнулась ему, чтобы его ободрить… слабой нежной улыбкой, которая началась с уголков ее рта и медленно залила все лицо. Дин Прист навсегда запомнил эту улыбку… и неподвижные детские глаза, смотревшие на него с маленького лица, лежавшего так опасно близко к обрыву.

— Я постараюсь вернуться поскорее, — сказал он. — Я не могу идти быстро… понимаешь, я немного хромаю. Но не бойся… я спасу тебя. Я оставлю с тобой моего пса. Он составит тебе компанию. Эй, Твид!

Он свистнул — появилась большая рыжевато-золотистая собака.

— Сиди тут, Твид, пока я не вернусь. Не шевели ни одной лапой… не маши хвостом… говори с ней только глазами.

Твид послушно сел, а Дин Прист исчез.

Эмили продолжала лежать у самого края обрыва и мысленно составляла описание происходящих событий. Она все еще была испугана, но не настолько, чтобы не суметь вообразить, как сама на следующий день запишет в свою «книжку от Джимми» рассказ о том, что происходит здесь. Это будет весьма драматичное повествование.

Ей было приятно сознавать, что поблизости сидит большая собака. Она не так много знала о собаках, как о кошках. Но пес, наблюдавший за ней большими добрыми глазами, выглядел очень человечным и заслуживающим доверия. Котята были очаровательны… но никакой котенок не стал бы сидеть здесь и ободрять ее. «Пожалуй, — мелькнуло в голове у Эмили, — когда человек в беде, ему лучше иметь собаку, чем кошку».

Прошло полчаса, прежде чем Дин Прист вернулся.

— Слава Богу, ты не упала, — пробормотал он. — Мне не пришлось идти так далеко, как я предполагал: подходящая веревка нашлась в пустой лодке на берегу. А теперь… если я кину тебе конец веревки, у тебя хватит сил, чтобы удержаться, когда земля заскользит вниз, и потом висеть, пока я буду тянуть тебя наверх?

— Я постараюсь удержаться, — прошептала Эмили.

Дин Прист завязал петлю на конце веревки и спустил ей. Затем он обмотал веревку вокруг ствола могучей ели.

— Ну, — сказал он.

Эмили произнесла про себя: «Дорогой Бог, пожалуйста…» и схватилась за качающуюся петлю. В следующий момент она всем своим весом повисла на ней, так как при первом же ее движении глыба земли под ней заскользила вниз… и соскользнула с утеса. У Дина Приста замерло сердце, он задрожал. Сможет ли она держаться за веревку, пока он тянет ее наверх?

Затем он увидел, что у нее под коленями на скале есть небольшой выступ. Он осторожно тянул веревку. Эмили мужественно помогала ему, вонзая носки своих ботинок в осыпающийся склон. Через мгновение он уже мог до нее дотянуться. Он схватил ее за плечи и вытянул наверх на безопасное место рядом с собой. Когда он поднимал ее, Эмили, на миг оказавшись возле астры, протянула руку и сорвала цветок.

— А все-таки я его достала, — воскликнула она с торжеством, но тут же, вспомнив о правилах вежливости, добавила: — Я очень вам благодарна. Вы спасли мне жизнь. И… и… я, пожалуй, присяду на минутку. У меня ноги какие-то странные и дрожат.

Эмили села на большой камень, вдруг ощутив слабость, которой не чувствовала, пока существовала опасность. Дин Прист прислонился спиной к узловатой старой ели. Было похоже на то, что у него тоже дрожат ноги. Он вытер лоб носовом платком. Эмили смотрела на него с любопытством. Ей было немало известно о нем из замечаний, случайно оброненных бабушкой Нэнси, — не всегда благожелательных, так как он, судя по всему, не слишком нравился ей. Она всякий раз, с некоторым презрением, называла его Кривобоком, в отличие от Кэролайн, неизменно называвшей его по имени. Эмили знала, что он учился в университете, что ему тридцать шесть — весьма почтенный, на взгляд Эмили, возраст, — что он очень зажиточный, что у него немного уродливое плечо и что он слегка хромает, что его не интересует и никогда не интересовало ничто, кроме книг, что он живет в доме своего старшего брата и много путешествует и что весь клан Пристов побаивается его острого языка. Бабушка Нэнси как-то раз назвала его циником. Эмили не знала, что означает это слово, но оно ее заинтересовало. Внимательно рассматривая своего спасителя, она отметила, что у него тонкие черты, бледное лицо и рыжевато-коричневые волосы. Губы у него были тонкие, выразительные, с необычным изгибом. Ей они понравились. Будь она постарше, ей стало бы ясно почему: этот рот свидетельствовал о силе духа, нежности и чувстве юмора.

Несмотря на деформированное плечо было в этом человеке некое холодное достоинство, характерное для многих Пристов, которое часто ошибочно принимали за гордость. Зеленые, как у всех Пристов, глаза, казавшиеся пронзительными и неприятными у Кэролайн и дерзкими у Джима Приста, на лице Дина были удивительно мечтательными и привлекательными.

— Так ты находишь меня красивым? — спросил он, садясь на другой камень и улыбаясь ей. Голос у него был красивый — мелодичный и ласковый.

Эмили покраснела. Она знала, что разглядывать людей — дурной тон, и совсем не находила Дина Приста красивым, а потому обрадовалась, когда он не стал настаивать на ответе, но задал новый вопрос:

— Ты знаешь, кто твой благородный рыцарь-спаситель?

— Я думаю, вы, должно быть, Кри… мистер Дин Прист. — Эмили снова вспыхнула от смущения. Она едва не совершила новую ужасную бестактность.

— Да, Кривобок. Нет необходимости избегать этого прозвища. Я слышу его достаточно часто. Такое уж у Пристов представление о юморе. — Он рассмеялся довольно неприятным смехом. — Причина довольно очевидна, не так ли? В школе меня никогда иначе и не называли. Как случилось, что ты соскользнула с этого утеса?

— Я хотела достать вот это, — сказала Эмили, помахав своей астрой.

— И ты ее достала! Ты всегда добиваешься того, чего хочешь, даже когда смерть входит тонким клином между тобой и твоей целью? Думаю, ты родилась под счастливой звездой. Я вижу признаки этого. Если эта большая астра заманила тебя в опасную ловушку, она же стала твоей спасительницей, ведь я увидел тебя, когда наклонился, чтобы рассмотреть ее поближе. Она привлекла мой взгляд своим размером и цветом. А иначе я прошел бы мимо, и ты… что стало бы с тобой? Чья ты? Кто позволяет тебе рисковать жизнью на этом опасном берегу? Как тебя зовут… если у тебя есть имя! Я начинаю сомневаться в том, что ты обычная смертная… как я вижу, у тебя остренькие ушки. Неужели меня завлекли в мир эльфов, и я скоро обнаружу, что незаметно пролетело двадцать лет и что я старик, давно потерянный для мира смертных, и компанию мне может составить лишь скелет моей собаки?

— Я Эмили Берд Старр из Молодого Месяца, — сказала Эмили довольно холодно. Она начинала болезненно реагировать на замечания о ее ушах. Сначала отец Кассиди обратил на них внимание… а теперь вот Кривобок. Неужели они действительно какие-то странные?

Однако Кривобок понравился ей… определенно понравился. Было в этом человеке что-то необычное и очень привлекательное. Эмили никогда не испытывала никаких сомнений относительно людей, которых встречала. Всего за несколько минут она обычно решала, нравится ей человек, или вызывает у нее неприязнь, или она к нему равнодушна. И теперь у нее появилось странное чувство, как будто она уже много лет знакома с Кривобоком… быть может, просто потому, что ей показались такими долгими те минуты, когда она лежала на крошащейся земляной глыбе, ожидая его возвращения. Он не был красив, но ей понравилось его худое умное лицо с притягивающими зелеными глазами.