Я сразу подумала, что расскажу тебе в письме эту историю, дорогой папа, так как она показалась мне забавной.

Когда мистер Дэр кончил задавать мне вопросы, я решила, что теперь мой черед выяснить кое-что, о чем мне давно хотелось знать. Я спросила, действительно ли, на его взгляд, Богу очень важен каждый мой самый незначительный поступок, и не думает ли мистер Дэр, что мои кошки после смерти тоже попадут на небеса. Он выразил надежду, что я никогда не делаю ничего плохого, и сказал, что у животных нет душ. А еще я спросила его, почему мы не должны наливать новое вино в старые сосуды[43]. Тетя Элизабет всегда именно так поступает со своей настойкой из одуванчиков, и старые бутылки служат ничуть не хуже, чем новые. Он довольно любезно объяснил мне, что в библейские временя сосуды делали из шкур животных и потому они сгнивали, когда становились старыми. Тогда мне все стало совершенно ясно. И тут я призналась ему, что у меня тревожно на душе, так как я знаю, что мне следует больше всего на свете любить Бога, но есть немало такого, что я люблю больше, чем Бога. Он спросил: «Что же это такое?» Я назвала цветы и звезды, и Женщину-ветер, и Трех Принцесс, и все такое. А он улыбнулся и сказал: «Но они часть Бога, Эмили. И все остальное, что есть прекрасного в мире, тоже часть Его». И тогда он вдруг так мне понравился, что я уже больше не робела в его присутствии. В прошлое воскресенье он читал проповедь о небесах. Если там все так, как он говорит, то это очень скучное место. Мне кажется, там должно быть гораздо интереснее. Хотелось бы знать, что я буду делать, когда попаду на небеса, ведь я не умею петь. Позволят ли мне там писать стихи? Но в церкви мне интересно. Тетя Элизабет и тетя Лора всегда перед началом службы читают свои Библии, но мне больше нравится смотреть по сторонам, наблюдать за людьми и пытаться угадать, о чем они думают. Так приятно слышать, как шелковые платья шуршат по проходу между скамьями. Сейчас в большой моде турнюры, но тетя Элизабет их носить не желает. Я думаю, тетя Элизабет действительно выглядела бы смешно с турнюром. Тетя Лора носит турнюр, но очень маленький.

Твоя нежно любящая дочь, Эмили Б. Старр P. S. Дорогой папа, это такое удовольствие писать тебе. Но ОХ я никогда не получаю ответа.

Эмили Б. С.

Ужас царил в Молодом Месяце. Все чувствовали себя совершенно несчастными. Тетя Лора плакала. Тетя Элизабет была так раздражительна, что жить с ней казалось невозможным. Кузен Джимми бродил повсюду как безумный, а Эмили больше не думала ни о тайне матери Илзи, ни о полном угрызений совести призраке Сайласа Ли и, ложась в постель, с горечью размышляла лишь о новой беде. Ведь причиной этой беды стало то, что она, не соблюдая традиций Молодого Месяца, посещала Надменного Джона — о чем без церемоний говорила ей тетя Элизабет. Если бы она, Эмили Берд Старр, никогда не ходила бы к Надменному Джону, она никогда не съела бы большое зеленое сладкое яблоко, а если бы она не съела большое зеленое сладкое яблоко, Надменный Джон никогда не сыграл бы с ней той ужасной шутки, а если бы он не сыграл с ней той шутки, тетя Элизабет никогда не пошла бы и не сказала ему резкие слова в духе гордых Марри, а если бы тетя Элизабет никогда не сказала ему резкие слова в духе гордых Марри, Надменный Джон не обиделся бы и не возжаждал бы мщения, а если бы он не обиделся и не возжаждал мщения, ему никогда не пришло бы в его надменную голову вырубить прекрасную рощу с северной стороны от Молодого Месяца… поскольку именно к этой беде привела вся цепь причин и следствий, как в стишке про дом, который построил Джек. Надменный Джон объявил публично в кузне Блэр-Уотер, что собирается вырубить рощу, как только уберет урожай: все до последнего дерева и побега пойдет под топор. Новость быстро дошла до Молодого Месяца и расстроила его обитателей так, как они уже много лет не бывали расстроены. В их глазах предстоящая вырубка рощи была настоящей катастрофой.

Элизабет и Лора едва могли поверить, что Надменный Джон не шутит. Вырубить рощу! Такое казалось невероятным. Этот большой, густой лесок из елей и кленов, всегда закрывал Молодой Месяц со стороны моря; он принадлежал Молодому Месяцу по всем законам морали. Вырубить его не осмелится даже Надменный Джон Салливан! Но Надменный Джон был печально знаменит тем, что всегда держал слово; это было неотъемлемой частью его надменности, а если он претворит в жизнь и это свое намерение… если он это сделает…

— Молодой Месяц погибнет, — плакала бедная тетя Лора. — Он будет выглядеть ужасно… вся его красота пропадет… и мы будем открыты северному ветру и морским штормам… а прежде нам всегда было здесь так тепло и уютно. И сад Джимми тоже погибнет.

— Вот что вышло из того, что мы взяли сюда Эмили, — сказала тетя Элизабет.

Это заявление было жестоким, даже принимая в расчет все обстоятельства дела, — жестоким и несправедливым, поскольку ее собственный острый язык и характерная для Марри язвительность сыграли не меньшую роль в произошедшем, чем присутствие Эмили в Молодом Месяце. Но она сказала то, что сказала, и эти ее слова пронзили самую душу Эмили, оставив в ней шрам на много лет. А бедняжке и без того было тяжело. Она так горевала, что не могла ни есть, ни спать. Как ни была сердита и несчастна Элизабет Марри, она все же крепко спала по ночам, но рядом с ней в темноте, боясь двинуться или повернуться, лежало тоненькое, маленькое существо, чьи слезы, безмолвно, украдкой бегущие по щекам, не могли принести облегчения разрывающемуся от горя сердцу. Эмили действительно считала, что ее сердце разрывается от горя; она не могла продолжать жить в таких мучениях. Никто не смог бы.

Эмили прожила в Молодом Месяце достаточно времени, чтобы полюбить его всем сердцем. Возможно, эта любовь даже была врожденной. Во всяком случае, приехав туда, где провела детство ее мать, она легко и естественно приспособилась к новой обстановке. Она любила Молодой Месяц так, как если бы в нем прошла вся ее короткая жизнь… любила каждую палочку и камешек, каждое дерево и травинку вокруг него… каждый сучок в истертом кухонном полу, каждую подушку зеленого мха на крыше молочни, каждый куст розовых и белых водосборов в старом саду, каждую его «традицию». Сама мысль о том, что он в значительной мере лишится своей красоты, была мучительна для Эмили. И сад кузена Джимми погибнет! Эмили любила этот сад почти так же глубоко, как сам кузен Джимми. Кузен Джимми больше всего гордился тем, что выращивал у себя те цветы и кустарники, которые не могли пережить зиму ни в одном другом уголке острова Принца Эдуарда, а если роща, закрывающая сад с севера, исчезнет, все эти растения погибнут. И подумать только, что этот прекрасный лесок будет вырублен… и Сегодняшняя дорога, и Вчерашняя, и Завтрашняя будут полностью уничтожены… и величественный Монарх Леса лишится короны… и маленький домик для игр, где они с Илзи проводили столько восхитительных часов, будет разрушен… и весь этот очаровательный, заросший пахучими папоротниками, уютный уголок сразу и навсегда исчезнет из ее жизни.

О, Надменный Джон отлично выбрал способ и время для своей мести!

Когда будет нанесен роковой удар? Каждое утро Эмили стояла со страдальческим видом на каменном пороге кухни и прислушивалась, ожидая, что в прозрачном сентябрьском воздухе раздастся стук топоров.

И каждый вечер, возвращаясь домой из школы, она боялась, что перед ней предстанет зрелище начавшейся работы по уничтожению рощи. Она томилась тоской и нигде не находила себе места. Бывали моменты, когда ей казалось, что жизнь стала невыносима. Каждый день тетя Элизабет заявляла, что вина за предстоящее бедствие лежит на Эмили, и девочка становилась болезненно чувствительной к этим заявлениям. Ей уже чуть ли не хотелось, чтобы Надменный Джон начал свое роковое дело и покончил с ним. Доведись Эмили услышать древнюю историю о дамокловом мече[44], она от души посочувствовала бы Дамоклу. Если бы у нее была хоть какая-то надежда, что мольбы помогут, она спрятала бы в карман гордость Марри и гордость Старров, и всякую прочую гордость и опустилась бы на колени перед Надменным Джоном, чтобы отвратить от рощи его мстительную руку. Но она не верила, что мольбы помогут. Надменный Джон не оставил никому никаких сомнений относительно своей ожесточенной решимости осуществить задуманное. В Блэр-Уотер много говорили об этом деле. Некоторые были очень довольны тем, что гордости и престижу обитателей Молодого Месяца будет нанесен такой удар; другие считали, что Надменный Джон ведет себя подло и бесчестно, но все сходились в одном: они всегда предсказывали, что именно это случится, когда вражда уже третьего поколения Марри и Салливанов дойдет до неизбежной кульминации. Удивлялись лишь, что Надменный Джон не вырубил рощу давным-давно. Он всегда терпеть не мог Элизабет Марри — с тех самых времен, когда они вместе ходили в школу и ему не было пощады от ее ядовитого языка.