— Но ведь это ты получила цветы от джентльмена, — улыбнулась Джулиана. — Завидного и богатого холостяка.

Аннабел просияла. Она провела много часов с иглой в руках, пытаясь увеличить декольте своих унылых старых платьев. Бланш, заметив, чем она занимается, спросила, зачем ей понадобилось выглядеть портовой шлюхой.

«Затем, что портовые шлюхи способны привлечь внимание мужчины. Затем, чтобы я смогла выйти замуж и убраться из этого удушливого дома», — подумала Аннабел, но мудро промолчала. Если бы только Бланш знала о шелковом белье и отличном корсете, который был на ней сейчас для придания уверенности в себе. Аннабел надела его под прелестное голубое дневное платье. То самое, которое заказала во время визита к модистке в тот чудесный день, изменивший всю ее жизнь.

С того судьбоносного дня жизнь в доме Свифтов казалось ей, все более невыносимой. А после того, как Аннабел надела на бал шелковое платье, вальсировала с маркизом, получила от него букет розовых роз, поговорила с Найтли с глазу на глаз, она все меньше вспоминала о Старой Аннабел, во всем угождавшей Бланш, и все чаще думала о Новой Аннабел, способной на все.

— Но что это означает сама знаешь для кого? — заговорщически прошептала Элайза.

— О, у меня в рукаве, благодаря любимым читателям, еще немало трюков, — так же тихо ответила Аннабел.

И благодаря наставлениям «Мейфэрской куртизанки», она часами просиживала перед зеркалом и училась хлопать ресницами и бросать страстные взгляды.

Сегодня Аннабел была вооружена и готова: изящное новое платье с бессовестно низким вырезом и пылкие взгляды в сторону мистера Найтли.

Часы пробили два. Сначала часто бьющееся сердце. Потом бабочки. И, наконец, вздох.

Найтли вошел в комнату, и совещание началось, как обычно, с улыбки и задорного кивка в сторону Пишущих Девиц.

Но его взгляд был прикован к Аннабел. Вернее, к определенным частям тела Аннабел. Он постоянно вспоминал о разговоре в кофейне. Низкие вырезы. Советы идиотов. Молодая. Хорошенькая. Тихая. Весьма соблазнительный вид, открытое декольте. Так и хочется протянуть руку. Прижаться губами. Женщина.

Найтли откашлялся.

— Сначала дамы, — провозгласил он, стараясь выглядеть не слишком… рассеянным.

Джулиана пустилась в рассказ о последнем скандале в обществе. Но Найтли не слышал ни слова. Поскольку все время поглядывал налево. Туда, где сидела Аннабел. Иногда ему удавалось оторвать взгляд от очень низкого выреза и поднять глаза на мечтательное лицо девушки. Голубые глаза смотрели куда-то вдаль. Полные розовые губки изогнулись в легчайшем подобии улыбки. Аннабел думала о чем-то другом.

На совещании.

Которое вел он.

Он не потерпит, чтобы его игнорировали.

— Мисс Свифт, вы и ваша колонка стали главной темой беседы в прошлую субботу, в кофейне, — деловито начал Найтли, стараясь сохранять бесстрастное выражение при воспоминании о раздражавшем его разговоре с Драммондом и Гейджем. Будь он проклят, если служащие заметят, насколько сильно Аннабел на него действует. Неприятно уже само упоминание о теме беседы в смешанной компании, да еще и на деловом совещании. Пусть о низких вырезах никто не сказал прямо, все равно это не слишком приятно…

Но он хотел смотреть. Не мог… не… смотреть.

— Вот как?

Вернувшись к действительности столь резким образом, Аннабел устремила на него большие голубые глаза, и сила ее взгляда поразила его. Правда, она немедленно опустила ресницы, но тут же снова подняла. И надула губки, словно сосала лимон. Может, она заболела?!

— Прошу вас быть поосторожнее с советами, которым собираетесь последовать. Не уверен, какое определение вернее для некоторых предложений: идиотские или всего лишь неделикатные, — наставлял он, гадая в душе, когда это успел стать ханжой.

Сегодня глаза Аннабел казались еще более голубыми. Почему он вдруг стал замечать ее глаза? Или всему причиной голубое платье? Разве она, как правило, не носит коричнево-серых платьев?

Он снова стал рассматривать платье Аннабел, вовсе не замечая цвета. Поскольку видел сливочно-белую кожу и соблазнительные холмики над чрезвычайно низким вырезом.

— При всем моем уважении к вам, мистер Найтли, позвольте заметить, что советы эти весьма действенны, — ответила она мягко, но с легкой ноткой вызова.

Сейчас ее губы были сложены совсем как у ангела: шелковистые, сладостные, таинственные и лукавые.

Так и зовущие к поцелуям.

Подобные мысли говорили только об одном: нет, нельзя, чтобы женщины работали вместе с мужчинами. Чертовски, отвлекает.

— Колонка Аннабел взяла общество штурмом, — заметила Софи.

К удивлению Найтли, после нее высказался Оуэнс, многообещающий молодой репортер с авантюрным характером, специализировавшийся на уголовных преступлениях.

— Моя мать и сестры больше ни о чем говорить не могут. Мисс Свифт, по их мнению, вам нужно сменить прическу. Я сказал, что мужчины подобных вещей не замечают. На самом деле замечают они…

— Довольно, Оуэнс, — резко перебил Найтли. Если этот негодник упомянет о тех частях тела, что находятся ниже шеи Аннабел…

Найтли снова метнул взгляд влево.

Черт!

Она встретилась с ним глазами, на секунду опустила ресницы и медленно подняла. Захлопала ими и вроде опять надула губки. Как странно. Воистину странно.

— Опять этот вздор насчет обольщения джентльмена? — проворчал Гренвилл. — В парламенте ходят слухи о начале расследования деятельности журналистов в свете ареста и последующего заключения репортера «Лондон таймс». Лично меня волнует, каким образом это отразится на нашем издании.

Найтли вознес благодарственную молитву Гренвиллу за то, что положил конец разговору об Аннабел. И за то, что, сидя на дальнем конце комнаты, он мог сосредоточиться на Гренвилле и повернуться спиной к прелестям Аннабел.

— Хотелось бы знать, коснется ли парламентское расследование только «Лондон таймс» или других изданий тоже? — спросил Оуэнс. — Говорят, каждое издание подвергнется парламентской цензуре перед выходом свет. Лорд Милфорд уволил лакея, заподозрив, что тот продавал его секреты репортерам.

— О, дело обстоит гораздо хуже, — мрачно добавила Джулиана. — Я слышала, лорд Милфорд задал бедному лакею хорошую трепку, прежде чем выкинуть на улицу. Как сказал лорд Марсден, «все возмущены продажей тайн аристократов ради получения прибылей и развлечения низших классов». Многие с ним согласны.

В комнате стало тихо. Корреспонденты выжидающе уставились на Найтли. Конечно, они полагают, что он уже выработал стратегию или план, чтобы обернуть публичное мнение в их пользу, или каким-то образом сделать так, чтобы «Лондон уикли» восторжествовала и чтобы их должности и репутация не пострадали.

История с «Лондон таймс» может вырасти в большую проблему для прессы, что приведет к ужасному скандалу и дальнейшему расследованию. Похоже, Марсден жаждет крови и намерен погубить не только одного репортера или одну газету.

Вопрос заключается в том, выживет ли «Лондон уикли» в этом крестовом походе.

Корреспонденты Найтли обычно рисковали всем и вся ради историй, прославивших «Лондон уикли». Элайза много раз подвергалась опасности, работая под прикрытием, и как-то раз даже пробралась в дом герцога под видом горничной. Подобные вещи особенно возмущали общество. Джулиана постоянно печатала сенсации о скандальных происшествиях в аристократических семьях. Оуэнс еще никогда не отказывался от задания, грозившего тюремным заключением, и ни одна важная персона не считалась запретной для его безжалостных расследований. Что станется с Алистером или Гренвиллом, если они не найдут выхода для своего едкого остроумия?

Найтли понимал, что хотя и владеет газетой, он ничего не стоит без своих сотрудников. А поэтому не допустит, чтобы скандал вырвался из-под контроля, и определенно не позволит, чтобы его верных и талантливых корреспондентов посадили в Ньюгейт за то, что они информировали и развлекали жителей Лондона.

Он не уделил предложению Марсдена особого внимания… до этого момента. Похоже, что Марсден был единственным, кто стоял между безопасностью и бедой для людей, которым Найтли был обязан всем.