Взятки и подкуп — прекрасный способ! Некоторые люди не признают подобных вещей. Но только не Найтли! Он ценил достижения и умелые действия. Особенно когда кое-кто сидит в Ньюгейте. Не такое место, где хочется задержаться.

Он здесь из-за Аннабел и ее блестящей гипотезы.

— Я так и знал, что вы придете. Это только вопрос времени, — мрачно буркнул Джек Бринсли, репортер и «врач», при виде Найтли. — По крайней мере хоть один издатель не побоялся показаться на глаза!

— Хардуик не пришел? — удивился Найтли. Он имел в виду издателя «Лондон таймс».

— Это ничтожество?

Бринсли сплюнул на пол.

— Вы вызвали настоящий скандал, знаете ли…

— Еще бы! — ухмыльнулся Бринсли.

— Думаю, в вашей истории есть нечто большее, чем сплетни или жалкая информация, которую я получаю по материалам парламентского расследования.

Найтли поймал себя на том, что пытается прислониться к стене, но вовремя удержался.

— И я должен обо всем рассказать именно вам? Издателю конкурирующей газеты? — ухмыльнулся Бринсли.

— Да, конкурирующей газеты, которая не ополчилась против вас, — подчеркнул Найтли. — Есть время поговорить?

Бринсли фыркнул. Еще бы у него не было времени! Это в тюрьме-то! Он заговорит. У заключенных всегда развязывается язык, когда их ждет петля палача.

— Расскажите о том дне, когда вы проснулись и подумали: «Я знаю, что делать! Разыграю врача перед аристократами!»

Бринсли долго молчал, прежде чем ответить:

— Это был вторник. На улице стоял густой туман.

Найтли удостоил его взглядом.

— До меня дошли слухи об одной леди. Хардуик велел найти доказательства. А сам стал ломать голову, как точно узнать, опередив других репортеров, что она беременна.

— Притворившись врачом, — кивнул Найтли. Аннабел права. Бринсли не по глупой прихоти выкинул этот трюк. Была причина.

— Ассистентом, — поправил Бринсли. — Но старый дурак заболел сам и послал меня на вызовы. Весьма любопытное задание. Прибыльное, если понимаете, о чем я.

Это был безумный гениальный план, который определенно превосходил любые дерзкие методы Найтли. Он никогда не поддержал бы репортера, готового на все ради новой статьи.

Но, черт возьми, дело было действительно выгодное. Все газеты сколотили небольшие состояния на материалах, за которые герои предпочитали заплатить, лишь бы никогда не увидеть их в печати. Темой могла быть нежелательная беременность или оспа, или дьявол знает что еще.

Некоторые считали, что эта практика весьма напоминает шантаж. Другие уверяли, что это просто бизнес.

Возможно, именно это послужит предметом первой атаки Марсдена. Однако почему его вдруг стали так раздражать подобные методы?

— Странно, не проще ли было подкупить горничную? — удивился Найтли.

— Детские игрушки. Не могу соперничать с «Уикли», где применяют такие дурацкие способы, — парировал Бринсли.

— А женщина, о беременности которой ходили слухи? Кто она?

У Найтли имелись кое-какие подозрения.

— Вы человек неглупый, Найтли, я всегда это говорил. Единственный, кто заподозрил, что у меня были свои причины осуществить этот план. Что я добивался определенной цели.

Нужно отдать должное Аннабел. Он был так же туп, как остальные. Но его занимал более важный вопрос.

— Кто она?

— Так я вам и выложил все задаром, — фыркнул Бринсли, явно намекая на вознаграждение.

Найтли доставляло особое удовольствие давать взятки. Однако он терпеть не мог тратить деньги зря.

— Как хотите. Уверен, что разузнаю сам, с помощью обычной слежки. Полагаю, общество будет потрясено. Особенно теперь, когда вы и «Лондон таймс» сделали все, чтобы выявить детали столь захватывающего скандала.

— Вы же не собираетесь это опубликовать? — охнул Бринсли.

— Собираюсь. Опубликую, и пусть все летит к чертям!

— Я беру свои слова обратно. Вы не глупец. Но, черт возьми, вы безумец.

Театр «Ковент-Гарден»

К концу первого акта щеки Аннабел стали того же цвета, что и ее алый пояс, а ее мнение о Любящей с Олл-Сейнтс-роуд, которая считала, что нежная ласка или легкий жест каким-то образом заставят Найтли заметить ее, возжелать и полюбить, было самым нелестным.

Этому намеку на нежность надлежало стать прелюдией к чему-то большему.

Кто бы мог предсказать, что такое простое действие окажется столь опасным?

Сначала она попрактиковалась на Алистере Грее, который привел ее в качестве своей гостьи на премьеру пьесы «Давным-давно», в которой играла Дилайла Найтли.

— Передаю точные слова Найтли, — пожаловался репортер, — «Моя мать должна получить восторженную рецензию, или я найду нового театрального обозревателя».

— Полагаю, это означает, что я должен посетить спектакль. Я, естественно, всегда привожу гостя или гостью. Учитывая вашу ситуацию и уверенность в том, что кое-кто обязательно придет, я и подумал пригласить вас, дорогая Аннабел. И ожидаю публичного выражения благодарности в следующей колонке.

— Разумеется, — кивнула Аннабел, легонько касаясь рукой в перчатке пальцев Алистера, одетого в розовато-лиловое сукно, прекрасно оттенявшее жилет из фиолетового шелка.

Алистер почти не заметил этого жеста, более того, не посмеялся над ней и не стал расспрашивать, какого дьявола она к нему прикасается. Значит, делать так вполне позволительно.

Аннабел набралась храбрости и выпрямилась. Но едва не ударилась в панику, когда в ложе появился Найтли, невероятно красивый в черном фраке с белыми галстуком и сорочкой.

Если он и удивился, увидев ее, то ничем этого не показал. Взгляд темно-голубых глаз был, как всегда, сосредоточенным, выражение лица — отчужденным и непроницаемым. Из груди Аннабел вырвался невольный вздох желания.

Поздоровавшись с Алистером, Найтли сел рядом с Аннабел.

— Как поживаете, Аннабел? — спросил он, наклоняясь к ней, чтобы его тихий голос был слышен сквозь неровный гул толпы.

— Спасибо, прекрасно. А вы как?

И тут она осмелилась провести пальцем по мягкой шерсти его рукава. Всего на секунду, прежде чем отнять руку. И при этом была так заворожена взглядом Найтли, что не сводила с него глаз. Одновременно она пыталась определить, какое впечатление произвело на него ее легкое прикосновение.

— У меня все хорошо, спасибо. Готов смотреть пьесу.

— Драма годится только для сцены. Или для газетных страниц, — заметила Аннабел, вызвав его едва заметную улыбку. И тут же решила, что ей предоставлена возможность получить ответ на вопрос, мучивший ее во время поездки. — Мистер Найтли, по-моему, вы так и не упомянули о третьем правиле.

При этом она снова посмела положить ладонь на его руку. И мысленно сосчитала до трех. Почувствовал ли он ее тепло? Дрожь пальцев?

Аннабел была буквально наэлектризована прикосновением, пусть и мимолетным. Несмотря на то, что их разделяли слои тканей.

Найтли подался ей навстречу. Сердце девушки гулко заколотилось. Она была уверена, что ее грудь вздымается от предвкушения чего-то непонятного, но в тусклом свете было неясно, смотрит ли Найтли в ее вырез или нет.

— Ни от кого не зависеть, — тихо сказал он голосом, от которого буквально разрывалось сердце.