— Нет, — живо возразила Роза. — Со мной еще был один случай, который я никогда не забуду.

— Опять монах тебя спас?

— Нет, на этот раз бандит. На площади Покте напали на меня мальчишки, я страшно защищалась, публика прибавлялась все более и более, наконец, собралась целая толпа; произошел беспорядок, явились полицейские, мне скрутили руки назад и повели в тюрьму, откуда я, конечно, могла выйти только на виселицу; с нашим братом плебеем, как тебе известно, не церемонятся. Когда меня вели в тюрьму, нам встретился всадник, вооруженный с головы до ног, с двумя телохранителями, также вооруженными, он живо растолкал народ, ударил своей длинной шпагой сбира, который меня держал, толпа, разумеется, мигом разошлась во все стороны. «Беги, — сказал мне мой избавитель, — и благодари Бога, что ты встретила меня, иначе быть бы тебе на виселице. Вспоминай иногда Ламберто Малатесту».

Сказав это, он дал шпоры лошади и ускакал так, что я не успела его поблагодарить.

— Итак, из всех этих синьоров, величающих себя честными, над тобой, бедным, беззащитным ребенком, сжалились только двое: дряхлый монах и бандит, живущий вне закона. Боже великий! — говорил Тит, сжимая кулаки. — Если бы я мог отравить весь воздух, которым дышат эти мнимые христиане!

Настало молчание. Каждый из юных собеседников погрузился в думу. Тит строил планы, как бы отомстить обществу за все его несправедливости; а Роза придумывала средства пустить в ход свой страшный яд среди синьоров Рима. В это время наверху послышались чьи-то шаги. Тит первым услыхал их.

— Посмотри, кто там ходит, — сказал он своей возлюбленной.

Роза с цепкостью кошки вскарабкалась на стену, отвалила камень и вышла наверх. Перед ней стоял молодой человек, и хотя он был тщательно закутан в широкий плащ, но кардинал австрийский Андреа в нем тотчас же узнал бы кавалера Зильбера. Молча он подал Розе маленький пузыречек, куда она налила ему несколько капель яду. Спустившись снова в грот, Роза, подавая Титу кошелек с золотом, сказала.

— Видишь? Начинают приходить, за несколько капель моей драгоценной жидкости я получила целый кошелек золота.

— Столько денег! — вскричал с удивлением юноша. — Должно быть, хотят спровадить на тот свет какую-нибудь важную персону!

— А мне какая надобность, кто бы ни умер от моего яда, мне все равно. Я очень счастлива, что буду, наконец, в состоянии выкупить крест, данный мне старым монахом, — отвечала Роза.

— И ты совершенно права, моя несравненная, — сказал Тит, лаская молодую девушку, — для нас решительно все равно, кого бы ни отравили.

— Да, мы будем богаты, и я отомщу за мою бедную мать, — говорила Роза. — По всей вероятности, и меня ожидает пытка и костер, — прибавила она, — но, черт меня возьми, пока это случится, многих синьоров и князей я отправлю в ад.

— Да, да, моя прелестная Роза, — говорил Тит, целуя молодую девушку. — Смерть нашим мучителям, а мы будем наслаждаться нашей любовью.

ЖЕНСКИЙ монастырь св. Доротеи был из числа тех немногих монастырей, которые не подвергались каре папы Сикста V. Монашенки этого монастыря отличались строгой жизнью. В то время, когда почти все римские монастыри подвергались строгим взысканиям и реформам или совсем были закрыты, монастырь св. Доротеи продолжал жить своей тихой спокойной жизнью. Два обстоятельства были причиной тому, что этот монастырь стал примерным местом монашеского подвижничества, — бедность и постоянный труд.

Монахини вынуждены были работать, чтобы обеспечить себе насущный хлеб, так как монастырские доходы были крайне скудны. Затем папа Сикст V возложил на монахинь монастыря св. Доротеи великую миссию обращать на путь истинный заблудших. Все девушки, уличенные полицией в дурной жизни, отправлялись в монастырь св. Доротеи. До Сикста V подобные уличные бродяги женского пола ссылались на галеры, но умный и гуманный Сикст понимал, что падение бедняжек часто обусловливалось их бедностью, голодом, холодом, бесприютностью и феодальным произволом. В монастыре св. Доротеи кающиеся грешницы хотя и не пользовались роскошью, но имели вполне обеспеченное положение: кров, пищу и одежду. Монахини были одеты в темные платья, непременно шерстяные, на головах носили черные клобуки, а кающиеся грешницы имели серые платья с белыми передниками.

В эпоху нашего рассказа одна из кающихся девушек в особенности пользовалась расположением настоятельницы и всех сестер монастыря. Это была девица лет семнадцати, в полном смысле слова красавица. Своей набожностью, кротостью и послушанием она снискала себе любовь всех монахинь: от настоятельницы до последней сестры. Кардиналу-викарию, посетившему монастырь, настоятельница горячо рекомендовала с самой лучшей стороны юную грешницу, причем выразила убеждение, что кающаяся уже на пути к полному исправлению и без ужаса не может вспомнить о своей прежней греховной жизни. Кардинал-викарий искренне порадовался исправлению молодой девушки и обещал позаботиться о ее дальнейшей судьбе.

Добрая и благочестивая настоятельница никак не могла подозревать, что под этой невинной внешностью кающейся грешницы скрывается страшная злодейка, уже распространившая в римском обществе свой смертоносный яд, — Роза. Пойманная полицией на улице, она, в числе многих падших женщин, была препровождена в монастырь св. Доротеи, где, как мы знаем, своей необыкновенной набожностью и послушанием сумела приобрести любовь настоятельницы и монахинь. В монастыре она была под именем Терезы. Первое время Роза, привыкшая к свободе, сильно возмущалась, несколько раз хотела поджечь монастырь и, пользуясь всеобщей суматохой, бежать, но потом она переменила намерение. Последнему отчасти способствовало следующее обстоятельство. В монастыре умер садовник, и на место его был рекомендован епископом Аквапендетом старичок Захарий. Очень старый, сгорбившийся, он постоянно работал в цветнике и плодовом саду. Настоятельница была очень довольна новым садовником и от души благодарила епископа за хорошую рекомендацию. Старик Захарий всегда что-нибудь делал и в скором времени привел монастырский сад в образцовый порядок; а так как продажа фруктов и овощей составляла главную часть дохода бедной обители, то и было весьма естественно, что настоятельница и монахини очень ценили старого Захария. Один раз перед Ave Maria Роза, или мнимая Тереза, работала в саду под развесистым деревом, а невдалеке около дверей кельи сидела настоятельница и читала житие святых отцов. Старый Захарий, по обыкновению сгорбившийся, занимался прополкой сорняков у корней дерева. Вскоре толстая книга, которую читала благочестивая мать настоятельница, упала к ней на колени, и старушка крепко заснула. Садовник, не спускавший с нее глаз, зорко осмотрелся вокруг, подполз на четвереньках к ногам молодой девушки и тихо прошептал:

— Роза!

— Тит! — отвечала, вздрогнув, девушка, узнав в старом садовнике своего возлюбленного.

— Не известно ли тебе чего-нибудь новенького? — продолжал мнимый Захарий. — Что они с тобой хотят делать?

— Я боюсь, не намереваются ли они постричь меня в монахини, — тихо отвечала Роза.

— Тебя постричь в монахини! Да разве это возможно? — вскричал, едва не изменив себе, Тит. — Клянусь всеми чертями, населяющими ад, в тот день, когда они это сделают, монастырь св. Доротеи превратится в кучу пепла! Но с чего ты взяла?..

— Сама настоятельница сообщила мне вчера в виде большой милости, что она хочет предложить это в первом собрании капитула. Я не смела возражать… Однако отодвинься, я вижу, старуха просыпается.

Захарий быстро задвигал своим скребком, а Роза продолжала усердно шить. Но тревога была фальшивая; настоятельница только сделала движение и продолжала спать, вытянув руки.

— Я должен тебе сообщить одну новость, узнанную мною совершенно случайно, — сказал сын палача, снова подползая к Розе. — Завтра ночью сюда приедет папа.

— Вот как! — протянула Роза. — Но мне-то от этого какая польза?