— Итак, ваше высочество… — говорила куртизанка.

— Мое высочество, — отвечал Андреа, — находится в самом затруднительном положении. Рассуди сама, моя прелестная Диомира. Я прислан сюда моим дядей, императором Рудольфом, исполнять инструкции, данные мне в конклаве при выборе папы. В Риме я встретил кардиналов Мадруччио, Дестэ, Альтана и других, все они прожужжали мне уши о предстоящем конклаве. И что ужасно — все это вырывает из моих объятий Диомиру, для которой я живу на этом скверном свете, и к довершению моих несчастий она сама своими коралловыми губками лепечет мне о конклаве, о выборе папы по ее желанию. Вся эта история кончится тем, что я брошусь в Тибр, — прибавил с комической важностью принц-кардинал.

— Бросаться в Тибр совершенно лишнее, — возразила, улыбаясь Диомира, — а надо меня выслушать. Итак, австрийский принц Андреа, — сказала куртизанка, разглаживая своей белой рукой волосы кардинала, — приказываю вам быть внимательным.

Принц сделал гримасу.

— А если я уйду? — сказал он.

— Вы можете делать, что вам угодно, — серьезно отвечала Диомира, — но я предупреждаю вас, что после этого вы уже не переступите никогда порога моего дома.

Принц, было уже вставши, снова опустился, как покорный ребенок.

— Я вас слушаю, Диомира, — сказал он.

— Мой бедный лев заперт в клетку! — вскричала, смеясь Диомира. — Но я успокою вас. Наш деловой разговор не будет продолжаться долго. Но вы обещаете следовать моим советам?

— Вы меня забавляете, Диомира, — отвечал, улыбаясь, Андреа. — Святой Дух ищет нового папу, я-то, что тут могу сделать?

— Оставим шутки, мой милый ребенок, — сказала Диомира, — теперь они не кстати. Мне немножко знакомы члены святой коллегии. Все эти будущие папы лежали у моих ног, я могу вам сказать, чего они стоят.

— Ничего не стоят!

— Среди них только двое заслуживают внимания: Александр Фарнезе и кардинал Медичи. Если бы они вместе соединились, они бы могли сделать многое. Но дело в том, что они ненавидят друг друга и ведут между собою самую ожесточенную войну. Фарнезе непременно хочет быть папой, а Медичи, хотя и не добивается папской тиары, надеясь быть преемником эрцгерцога флорентийского, но противится всеми силами избранию Фарнезе.

— Медичи не прав, — заметил Андреа. — Более достойного быть избранным папой, чем кардинал Александр Фарнезе, трудно себе представить. Умный, благородный, энергичный, Фарнезе-папа дал бы истинное величие церкви. Я думаю подать голос за Фарнезе.

— Напрасно, — холодно сказала Диомира. — Подумайте хорошенько, и вы со мной согласитесь. Скажите мне, Андреа, — продолжала куртизанка, — австрийский император Рудольф, ваш дядя, по могуществу и богатству играет первую роль в католическом мире. Не правда ли?

— Еще бы!

— Ну, а когда папой будет Александр Фарнезе, обстоятельства несколько переменятся. Прежде всего, его родственники займут все престолы в Италии. Затем, весьма естественно, Фарнезе будет в союзе явном и тайном со своим другом испанским королем Филиппом II, и влияние Австрии отойдет на второй план. Не забудьте, что авторитет Испании уже упрочен во Фландрии; теперь, если при помощи папы Фарнезе Ломбардия, Парма, Романья также подчинятся авторитету Испании, что будет с Австрией?

— А знаете, Диомира, вы, пожалуй, правы, — сказал после некоторого размышления Андреа.

— Конечно, права. Вы должны выбрать папу, у которого нет царствующего князя и герцога; папу, который заботился бы только о величии церкви и признавал единственный авторитет в Европе — авторитет Императора, но ни герцога, ни князя, ни короля.

— Клянусь Богом, первый раз в жизни встречаю женщину, так разумно рассуждающую о политике! — вскричал Андреа. — Вы замечательный дипломат, Диомира!

Горькая улыбка появилась на красивых губах куртизанки.

— И вы знаете такого человека? — спросил Андреа.

— Знаю.

— Назовите мне его.

— Кардинал Монтальто.

— Францисканец-старик, который уже на ладан дышит и не сегодня-завтра должен испустить дух.

— Он самый.

— Выбор недурен, вполне достойный и нас, и святой коллегии, — сказал, улыбаясь Андреа, — но я предупреждаю вас, Диомира, если узнают о нем кардиналы, они расхохочутся.

— Ошибаетесь, Андреа, — горячо возразила куртизанка, — есть много кардиналов совершенно противоположного мнения, чем вы полагаете.

— Что же они думают о кардинале Монтальто?

— Некоторые действительно считают его неспособным, но далеко не все. Первый ваш кардинал Дестэ вполне ценит достойного францисканца и убежден, что этот с виду немощный старик способен на великие дела. Обратите внимание на все поведение кардинала Монтальто во время царствования папы Григория XIII. Сколько такта, ума, выдержки проявил старик. А его поведение, когда муж Виктории Аккорамбони убил его племянника? Уверяю вас, Андреа, если Перетти Монтальто будет избран папой, настанут самые блестящие времена для святого престола.

— Вы, быть может, и правы, прелестная Диомира, — сказал, улыбаясь Андреа, — но не забывайте, что кардиналов, которые будут выбирать папу, сорок два, и едва ли им всем известны качества кардинала Перетти Монтальто.

— Но я полагаю, из этих сорока двух кардиналов хотя бы один может подать голос в пользу Перетти, — холодно возразила куртизанка.

— Кто же этот один?

— Вы.

— Да, но, Диомира, вы слишком злоупотребляете могуществом ваших прелестных глаз. Подумайте же: я самый молодой из кардиналов, без влияния, без друзей.

— Я не совсем с вами согласна, — отвечала Диомира, — вы располагаете голосами кардиналов Мадруччио, Дестэ и Альтана.

— Прекрасно, но с моим это составит только четыре голоса, а их сорок два?

— Пожалуйста, не беспокойтесь, этих четырех голосов будет чересчур достаточно. Не забывайте, что между кардиналами Фарнезе и Медичи завяжется страшная война, каждый будет подавать голос за кардинала, который не имеет партии, а такой среди чистой святой коллегии только один Перетти. Ваши четыре голоса явятся как нельзя кстати, и Перетти Монтальто будет избран.

Доказывая это, куртизанка была прелестна: глаза ее горели, как две свечки, и щеки покрылись густым румянцем.

Андреа любовался ею.

— Я сделаю для вас все, мой несравненный друг, — сказал он, — но с условием.

— Именно, говорите, я вперед соглашаюсь, — отвечала Диомира.

— Объясните мне, почему именно вы желаете, чтобы Перетти был избран папой?

— Я уже вам объясняла.

— Да, интересы церкви, политика и прочее, но всего этого для меня мало. Я прошу сказать мне, почему вы персонально интересуетесь Перетти. Я должен это знать, потому что я ревную.

Диомира сначала несколько колебалась, но, подумав немного, она решила, что такому благородному человеку, как Андреа, надо сказать все откровенно.

— Есть человек, который зарезал мою мать и меня сделал куртизанкой, только один папа может наказать его.

— И вы думаете, что кардинал Монтальто может быть праведным судьей-мстителем, посланным Богом?

— Да, я уверена, Перетти мне в этом поклялся.

— А, в таком случае, моя прелестная Диомира, — сказал взволнованным голосом молодой кардинал, — конечно, не принц Андреа остановит эту карающую руку мстителя, посланного Господом Богом, и я даю вам честное слово употребить все зависящие от меня меры, чтобы монтальтоский кардинал Перетти был избран папой.

— А я за это тебя, мой милый лев, задушу в моих объятиях, — говорила, краснея Диомира, целуя принца-кардинала.

АВСТРИЙСКИЙ кардинал Андреа, возвращаясь от Диомиры со своим пажом Теодором, мальчиком лет семнадцати, мысленно рассуждал о том, что он слышал от куртизанки. Он думал, до какой степени низко пала католическая церковь; из всех кардиналов, именующих себя князьями церкви, не нашлось ни одного способного служить интересам религии, каждый из них преследовал свои личные цели, и лишь падшая женщина затронула этот в высшей степени важный вопрос, предложив выбрать в папы человека вполне достойного. Кардинал вспомнил пропаганду реформаторов, которые громко утверждали, что в Риме все продажно: и совесть, и тело. Андреа всегда находил, что подобные речи есть не что иное, как клевета, но теперь, к великому своему ужасу, убеждался, что реформаторы были правы. Он сам увидал римский двор во всей неприглядной наготе, как блудницу, о которой говорится в Апокалипсисе… Диомира также блудница, торгующая своим телом, презираемая всеми, и что же? Эта великая грешница защищает интересы святой католической церкви и оказывается на целую голову выше всех благочестивых князей церкви! Ужасно! Честный принц Андреа невольно содрогался. Перейдя улицу Юлии, что теперь называется Корсо, Андреа вдруг услышал крики, раздавшиеся из одного переулка.