С огромным напряжением англичане преодолели Хайберский проход, заняли Дакку, а 20 декабря 1878 года — и Джелалабад. Главный политический офицер Пешаварской группы войск майор Каваньяри был неутомим. Хотя это и не всегда входило в его непосредственные обязанности, он участвовал в карательных экспедициях и давал вполне компетентные советы по уничтожению селений и истреблению их жителей.

Вместе с тем многоопытные хозяева Индии и других заморских владений хорошо понимали, что одними репрессиями им не достичь поставленных задач. Поэтому, когда штаб 1-й дивизии расположился в Джелалабаде и оккупационные власти энергично принялись за строительство там нового форта, казарм, складов и улучшение дорог, они осуществили важное политическое мероприятие.

1 января 1879 года генерал Браун созвал торжественный дурбар. На него были приглашены вожди племен и прочие влиятельные лица. Среди них преобладали седобородые старцы — мужчин среднего, а тем более молодого возраста можно было пересчитать по пальцам. Обращаясь к собравшимся, вездесущий Каваньяри нарисовал картину могущества Британской империи и бессмысленности попыток Шер Али-хана сопротивляться ее действиям.

Упомянув о Шер Али-хане, он не назвал его эмиром, зато подчеркнул, что правительство ее величества королевы Великобритании и императрицы Индии не имеет никаких претензий к народу Афганистана. Все споры вызваны сумасбродством Шер Али-хана, который не в состоянии понять ни собственные интересы, ни интересы своей страны.

К тому времени стали распространяться неясные слухи об исчезновении эмира из Кабула, о его отъезде куда-то на север. Если к этому добавить, что приглашения на дурбар рассылались только после тщательного изучения настроений того или иного старейшины, которого после этого окружали предупредительностью и заботой и щедро одаривали, то незачем разъяснять, что генералу Брауну были весьма по праву речи некоторых вождей, высказывавших свое мнение по поводу выступления «миджара Камнари». А они выразили удовлетворение сменой властей и любезно предложили инглизи свои услуги.

Этому можно было только радоваться. Но — увы! — количество извещений о нападениях афганцев, поступавших в джелалабадский штаб от начальников гарнизонов по всей линии до Джамруда, почти не сократилось. Везде солдаты и офицеры Пешаварского отряда находились в состоянии полной боевой готовности, не зная, с какой стороны ожидать атаки, откуда на них посыплются пули.

Генерал-лейтенант сэр Сэмюэл Браун, двинувшийся, по его собственному выражению, на «легкую и увлекательную охоту», сам оказался в положении обложенного охотниками зверя. Непрерывно отбиваясь от наседавшего противника, он за три-четыре месяца сидения в Джелалабаде смог предпринять лишь одну, да и то не очень значительную военную операцию.

В конце марта — начале апреля 1879 года Браун направил крупный отряд во главе с бригадным генералом Гоу для захвата селения Гандамак, находившегося в тридцати милях к западу на кабульской дороге. В упорном сражении с воинами племени дуррани Гоу, которого сопровождал Каваньяри, в конце концов 6 апреля добрался до Гандамака и закрепился в селении. Это был самый западный рубеж продвижения Пешаварской группы.

Политическое воздействие понадобилось и в Куррамской долине. 26 декабря в форту Куррам, куда была переведена штаб-квартира Куррамской группы войск, состоялся дурбар с участием вождей, ханов и старшин долины и соседних округов. Робертс объявил на нем, что власть эмира ликвидирована здесь навсегда: британское правительство аннексирует эти земли, а их население приобретает в качестве своего суверена императрицу Индии. Дурбар прошел при гробовом молчании приглашенных; они так и разошлись, не проронив ни единого слова…

Разъяренный генерал решил на деле показать жителям, кто является хозяином в этих краях. В начале января он предпринял военную экспедицию в селение Матун. Англичане заняли форт Матун, не встретив сопротивления. Однако Робертс жаждал стычек, столкновений, воинских трофеев, подвигов. Уже на пути к селению он приходил во все более возбужденное состояние, вызванное складывавшейся обстановкой. Британский военный историк — современник событий довольно откровенно описывал ее следующим образом: «Поначалу колонна не встречала противодействия, хотя имелись нежелательные признаки того, что ее присутствие в долине было непрошеным. Некоторые наиболее влиятельные старейшины отказывались явиться, чтобы выразить свое уважение, пока за ними не посылали, тогда как другие, встреченные на дороге, просили разрешения удалиться еще до того, как они должны были войти в [английский] лагерь».

Между тем командующий Куррамской группой войск всем своим поведением — и вызовом вождей «для выражения ему уважения», которого они не питали, и мародерством подчиненных, и многим другим — пытался спровоцировать какой-либо инцидент, чтобы использовать его для «решительных действий». Поэтому Робертс с восторгом потер руки, когда ему донесли, что вокруг лагеря собираются толпы возбужденных крестьян племени мангал: с ними он давно намеревался рассчитаться за «неуважение».

И, развернув пушки, опытный и храбрый генерал бросил вперед конницу под начальством полковника Гоу, поддержанную шестью ротами 28-го полка туземной пехоты и 2-й горной батареей. Гоу блистательно справился с заданием. Его всадники, дорогу которым прокладывали орудия, лихо врезались в толпу людей, вооруженных преимущественно палками, ножами и пиками, и погнали их к холмам и предгорьям. Мерно шествовавшие за кавалерией пехотинцы добивали лежавших на земле афганцев, а горная батарея переносила огонь все дальше и дальше, уничтожая крестьян, надеявшихся укрыться в скалах.

Теперь наступила очередь другого полковника, Бэрри Дрю. По приказу Робертса он возглавил отряд из солдат 21-го полка туземной пехоты, 72-го полка горцев и артиллеристов 1-й горной батареи. Поскольку у генерала и его свиты сложилось впечатление, что из некоторых домов стреляли по английским войскам, отряду было приказано уничтожать окрестные селения. Когда же обезумевшие от отчаяния крестьяне собрались на краю одной из деревень, горестно наблюдая, как полыхают их жилища и жалкий скарб, эскадрон 5-го полка Пенджабской кавалерии налетел на них и уложил еще человек двадцать.

Под покровом наступившей темноты нескольким пленным и заложникам удалось бежать. Чтобы воспрепятствовать дальнейшим побегам, охрана открыла стрельбу по остальным, убив восьмерых. Раненых не считали: разве разглядишь ночью!

Все это называлось «лекцией, прочитанной туземцам 7 января». 26 января, проведя ряд рекогносцировок местности и поставив в крупных селениях старшинами лиц, на которых можно было положиться, Фредерик Робертс двинулся с отрядом в Куррамскую долину, к основным силам. Генерал почувствовал наконец некоторое удовлетворение: солдаты и офицеры неплохо потренировались; в ряде районов был «показан британский флаг»; разведаны кратчайшие пути к Кабулу, особенно через перевал Шутургардан; в форту Матун посажен преданный Великобритании Шахзаде Султанджан с группой сторонников…

Удовлетворение, однако, было недолговечным. По крайней мере, в одном пункте. Урок, преподанный племени мангал, впрок не пошел. Стоило генералу с его колонной двинуться в обратный путь и проделать каких-нибудь двенадцать миль, как из Матуна поступили тревожные вести о том, что к форту стекаются со всех концов афганцы. И это уже не беспомощные крестьяне, а хорошо вооруженные многочисленные воины.

Робертс не стал испытывать судьбу. Он срочно прибыл в Матун, отправил Шахзаде и его прислужников в свой обоз, поджег склады снаряжения и зерна и ускакал, отбиваясь от наседавших афганцев, которые уже почти окружили форт.

Когда Робертс вернулся в Куррамскую долину, ему доложили, что остававшиеся там части заняты укреплением позиций. Обстановка была крайне напряженной. Местное население относилось к пришельцам чрезвычайно враждебно, и ни о каких контактах не могло быть и речи. А те офицеры и солдаты, которые все же рисковали покинуть пределы фортов и лагерей в поисках развлечений, далеко не всегда благополучно возвращались назад.