Подскочив на водяной горе, нос корабля с нею же и опал в безумное и бестолковое кручение волн, и провалился в них ещё глубже, так, что вскоре на месте бака оказалась задранная корма.

Еле успев увернуться от заднего борта блиндированного «мерса», гауптштурмфюрер обернулся, не то погрозить протезом в чёрной перчатке ошалевшему водителю, не то ещё зачем — и замер с выпавшим из глаза на грудь мундира моноклем: «Donnervetter!»

Смешанные чувства овладели Бреннером. И торжество: «Говорил же я!» — сбылось его вещее предсказания оперативного значения. И злобное разочарование — всё и вся вокруг носилось, паникуя и недоумевая; а значит — от кого сейчас добьёшься трезвой и быстрой реакции?

«Разве что от старого знакомца Габе. Штурмбаннфюрер отличался пусть и несколько показным, но вполне работоспособным хладнокровием, не зря же я его вызвал сюда, — Бреннер принялся лихорадочно озираться. — Кстати, где это он запропастился?»

В этом Содоме с Гоморрой штурмбаннфюрера не было видно.

Штурмбаннфюрер Дитрих-Диц Габе в это время, с возможно более независимым видом, отдавал распоряжения:

— Ящик гранат… пулемёт… шевелитесь, Вальтер.

— В резерве только стволы, герр штурмбаннфюрер…

— Чёрт возьми, снимите с мотоцикла Пауля.

— Яволь, герр штурмбаннфюрер, — суетился оружейник, бегая туда и сюда со свернутой набок, в сторону причала, головой.

Там происходило что-то невероятное. Не то, чтобы вообще. Война всё-таки. Но чтобы подобное происходило на столь охраняемом объекте?!

Над местом, где только что колыхался на покатой волне «Кёльн», вилась и клубилась грязно-рыжая туча с белесой подбивкой пара. По всему причалу носились «шутце» с карабинами наперевес и за спиной, завывали сирены по всей базе и отдельно на крыле санитарного фургона, отрывистыми жестами регулировали эту панику офицеры. И тем более странно, что на фоне очевидной, но пока невидной, высадки русского десанта снаряжался столь воинственно вполне мирный тягач. Хоть и блиндированный на предмет перевозки боеприпасов, но отнюдь не входивший в штат боевых технических средств их зондеркоманды. Куда логичнее было бы, — раз уж началось такое светопреставление, — со стороны Габе озаботиться немедленным выдвижением их бронетранспортера. Но их испытанный в боях «Das Krokodil» [63]недоуменно таращился круглыми фарами с приплюснутого рыла в тёмном углу гаража. А полугусеничный «мерседес», минуту назад беспардонно ввалившийся зарешеченной кургузой мордой чуть ли не в самые ворота блокгауза, затмив божий свет, как посланник ада, на глазах обрастая всеми признаками «Троянского коня». Вот только насчет римлян в его утробе… Что, только эти двое чужаков, приехавших сегодня с командиром? А кто, собственно, будет кидать гранаты и стрелять?

— Мне послать за Паулем?.. — пыхтя, уточнил оружейник, притащив в охапке «MG-39», звенящий ворох пулемётных лент и цинки с патронами.

— Не надо, — раздражённо отмахнулся Дитрих, мучительно потирая лоб под козырьком фуражки, словно от нестерпимой головной боли.

— Но, герр штурмбаннфюрер, а кто?.. — едва не выронил от недоумения громоздкий пулемет обергефрайтер.

— Давай, давай! Замер, будто геморрой в первый раз нащупал, — привёл в чувство оторопевшего Вальтера один из чужаков, перебираясь с подножки «мерседес-бенца» за высокий железный борт.

— И пару мешков с песком привязать к дверям, — не то напомнил, не то распорядился другой, высунувшись в закругленное по краям оконце.

Командир Габе подтвердил его реплику коротким кивком.

«Кто здесь кем командует?..» — озадачился обергефрайтер, послав чуть ли не пинком помощника к противоосколочному брустверу, сложенному как раз из таких мешков.

«Впрочем, а моего ли это ума дело?» — подсказала обергефрайтеру его благоразумная интуиция.

И она же подсказала, что не видать обергефрайтеру вожделенной нашивки штабсгефрайтера на рукав.

Так и сказала: «Die Scheide ist!» [64]. — Когда грузовик сдал назад в одних воротах, а в других, противоположных, упала зловещая тень от поджарой фигуры в мундире гауптштурмфюрера с рефлекторно поджатой к груди, словно всё ещё на перевязи, рукой, не по жаре затянутой чёрной перчаткой.

— Где ваш командир? — рявкнул Бреннер.

Минуту назад Габе с начальственным видом взобрался в кузов тягача по скобам на заднем борту, но уже через мгновение, с видом «овна на заклания» скорчился под другим бортом на досках, с кляпом во рту и связанными за спиной руками. Над ним, широко расставив ноги и сошки пулемёта на крыше кабины, встал Войткевич.

— Ты тут подумай пока, почём за рыбу.

Грузовик же, влившись в бестолковое на первый взгляд движение машин по проулкам цехов и блокгаузов, выискивал дорогу к одним из ворот базы.

— Почему не на этом?.. — особо грозно нахмурился Карл-Йозеф, так что показалось, что вот-вот треснет монокль в золотой оправке.

Вальтер, вслед за жестом чёрной перчатки, уставился на «Krokodil» так, будто увидел его впервые, хоть и сам задавался этим нехитрым вопросом во все последние минуты с тех пор, как гулко ухнул взрыв в море у горла бухты и взревели сирены.

— Кто ещё с ним? — с тем же злым недоумением обернулся Бреннер на куцый строй вытянувшегося во фрунт дежурного караула.

Все, кто не нёс патрульной или конвойной службы, — три экипажа, если рассаживать по мотоциклетам, — были тут. Никто не увязался за «мерседес-бенцем».

— Заводите эту вашу лохань! — Что-то начало проясняться в голове Карла-Йозефа, но, как всегда, скорее в виде предчувствия или догадки, чем вывода. — Это все ваши люди? — повернулся он к оружейнику зондеркоманды, но откликнулся дежурный унтер.

— Остальные в конвое, герр гауптштурмфюрер!

«Ах да, чёрт, — поморщился Бреннер. — Там же ещё эта троица, якобы диверсантов, сданных их же товарищем».

— Распорядитесь, чтобы всех военнопленных немедленно загнали в барак!

Распоряжение было несколько запоздалым.

Только почувствовав волнение пленных, произведённое взрывом на море подле акватории базы, старший конвоя Oberschutze [65]Швааб вскинул автомат, и над стрижеными головами треснула короткая очередь:

— Halt!

Толпа невольно отпрянула, пригнулась, а отсюда и присмирела. Не слишком-то Спартаком себя почувствуешь, пятясь раком. Тем не менее ничего доброжелательного в глазах пленных не читалось, и в напряжённых позах мерещилась изготовка к охотничьему прыжку. Строить их сейчас и вести к бараку — будет довольно нервным мероприятием.

— Лежать! Zu liegen! Всем лечь! — широко и властно повёл ладонью Швааб над обожжёнными солнцем головами и опустил ладонь к земле — для примера не только военнопленным, но и своим подчинённым.

Команда была полицейски толковой, и обершутце первым показал, как её исполнить.

Слегка присев в коленях, Швааб вдруг растянулся на каменистом отвале с немым вопросом в глазах, которые, в общем-то, уже мало чего различали в красном сумраке, и выбросив вперед руки. «Шмайссер», зашуршавший по гравию, мгновенно, в прыжке, подхватил бывший краснофлотец Малахов и, перевернувшись с живота на спину, не медля, полоснул очередью из него в конвойного справа. Тот ещё не успел и челюсть подобрать.

Конвойный слева успел и даже поднял ствол своего маузера, — но при этом его уже растрясали пули из автомата Везунка.

Толпа пленных взревела и, повинуясь логике массового побега, ринулась в сторону внешнего периметра, рассыпаясь на компанейские группы, к ним примкнувших и тех, кто понадеялся на личного ангела-хранителя.

— А мы куда?! — рванул было за остальными Арсений Малахов, но, заметив неспешность, с которой Сергей уселся перематывать обмотки, встал, недоуменно ворочая головой туда и сюда: — Тудой? Сюдой?