Правда, сейчас все три основных керченских порта, не считая мелких «ведомственных» и военного, для гидропланов, лежали внизу в руинах. Увы, несмотря на немецкий педантизм, так и не приняли они более-менее обжитой вид. Хоть катера, корабли и баржи принимались и отправлялись от их причалов, грузы складировались, а груды кирпичного и бетонного боя были убраны в сторонку древнейшим методом: «данке шён — битте шён [30]», — но людей для уборки, то бишь, военнопленных, всё равно не хватало…
— Кажется, здесь и проходил легендарный путь скандинавских ариев в гости к индийским родственникам? — опёрся о старинный парапет контрфорсной стены капитан-лейтенант.
Гауптштурмфюрер некоторое время мучительно морщил лоб, пытаясь сообразить арийскую транскрипцию общеизвестного: «из варяг в греки», и не удержался, чтобы не заметить достаточно ехидно, но вполголоса:
— Вообще-то это названия конечных пунктов довольно опасного пути, который проходили славяне, если, конечно, вы не имеете в виду Великий шёлковый путь, — на всякий случай добавил он.
— Его тоже проходили славяне? — недовольно переспросил Нойман.
— И все, кто ни попадя… — слабо утешил его арийский гонор Карл-Йозеф. — Вон там он и проходил… — ткнул он тростью в сторону заводского порта. — Сразу за молом.
Так и не поняв, издевается над ним этот чёртов культуртрегер от СС, или нет, Нойман вернулся к прежнему разговору:
— Я, конечно, рад, что «Марине Абвер» не отвлекает вас от деятельности «Абвер Аусланд», но…
— Но что именно я имею в виду? — опёрся двумя руками о слоновую кость рукояти трости Карл-Йозеф.
— Да, пожалуй, — подтвердил капитан-лейтенант.
— Прежде всего, ваша операция позволила мне убедить командование спустить с гор в Туапсе двух опытных диверсантов грузинского подразделения «Тамара» в помощь, так сказать, вашему агенту в штабе русского флота. А то сидят там, как горные козлы… — с заметным раздражением проворчал Бреннер. — Без всякого видимого толка и надежды всучить кому-нибудь свои «алюминиевые кинжалы» на случай восстания…
Бреннер не стал озвучивать мысль, что «…и без особой надежды на приход немцев, к которому это восстание рассчитывал приурочить «Абвер Аусланд» [31].
— Так что я надеюсь… — продолжил он вслух.
— Вы надеетесь, что за счёт их контактов с нашим резидентом, — продолжил за него капитан-лейтенант, — их информация будет более ценной?
— Я бы даже сказал — сколько-нибудь ценной, — без обиняков согласился Карл-Йозеф. — А то сидят там, в осаде, и всей информации от них: «сидим, осадили». Проку чуть…
— Боюсь вас разочаровать, — самодовольно дёрнул стрижеными усиками Нойман. — Но и от нашего резидента узнают они немного. Он имеет указание обратиться за помощью к вашим людям только в самом крайнем случае…
— И поверьте мне, если мои предположения о провале «Еретика» верны, то случай им представится очень скоро, — не менее ядовитой улыбочкой парировал гауптштурмфюрер.
— Одно дело делаем… — после минутной паузы первым сдался капитан-лейтенант: дескать, «чего уж там, свои люди».
— Великое дело… — вежливо насупился гауптштурмфюрер, но хватило его не надолго. — И, кстати, о делах…
Его ореховая трость снова принялась, словно костяшками бухгалтерских счёт, отсчитывать булыжники времен античных архонтов и российских императоров.
— Как ваши продвижения с поиском секретной торпеды русских?
— Какой торпеды? — кисло поморщился Нойман. — Никто её и не ищет, в смысле не надеется найти… — поправился Мартин Нойман. — Это же вы настояли на том, чтобы мы дурачили большевиков как можно более правдоподобно: дескать, если не нашли, то завтра уж точно…
— Дурачить… — укоризненно покачал головой Бреннер. — Нет более серьёзного дела, чем дурачество, Мартин. Не забывайте, что шпионом русских может оказаться кто угодно, даже старуха с корзинкой грибов…
— Какая старушка, какие грибы?.. — фыркнул капитан-лейтенант. — На данный момент Якорная бухта — самый охраняемый объект кригсмарине на всём побережье. Из местных там только самые необходимые и самые проверенные, кто сам готов идти с вилами на большевиков…
— С вилами… — теперь пришла очередь скептически скривиться Бреннера. — Большевистская зараза, Мартин, имеет странное свойство проникать в самые неожиданные слои общества. Так что, где им те вилы выдают, чтобы со Сталиным бороться, ещё вопрос… Не удивлюсь, если у них и попы с партбилетом под рясой Сталину «Многая лета» вперемежку с анафемой поют.
Он остановился.
— Я вам говорил, почему настаивал, чтобы с гор для контакта с «кузеном» спустился молодой Гия Лилуашвили?
— Отец — царский генерал, активист эмигрантской военной организации… — припомнил Нойман. — Сами сказали, козырь молодого гефрайтера Гии Лилуашвили — дореволюционное знакомство отца-генерала с вашим кузеном. Вроде как генерал Лилуашвили вооружением береговой обороны в империи заведовал, а Бреннер уже тогда работал по вооружению.
— Забудьте о козырях, — мрачно отмахнулся мёртвой перчаткой Карл-Йозеф. — Генерал Симон Лилуашвили арестован гестапо по подозрению в сотрудничестве с советской разведкой. А вы мне про идейно навострённые вилы.
— Чёрт… — спал с лица капитан-лейтенант. — И вы мне об этом так, между прочим? А младший?
— Успокойтесь, Мартин. С младшим всё нормально. Он отправился на родину мстить за ещё более младшего. А у кавказцев на этот счёт отношения, скажу я вам, самые что ни на есть первобытно-общинные. — И без перехода бросил: — Теперь нам сюда, — метнул набалдашником трости Карл-Йозеф за поворот улицы, опоясывающей легендарную гору, в дебри вечнозеленого дрока. — Тут есть развалины храма Тесея, не того, конечно, что на Акрополе, а построенного тут в середине прошлого века для лапидарной коллекции, кстати, одной из лучших в Европе…
— Когда вы успели всё это узнать?.. — недовольно морщась, как от несварения — видимо, всё ещё переваривая последнюю информацию, — проворчал капитан-лейтенант.
Но, видимо, так и не сварилось. Не дожидаясь ответа, Нойман нахмурил белесые брови:
— Простите, Карл, но вынужден буду вас покинуть. Пойду. В свете вашей новости побеспокоюсь о пущем правдоподобии поисков русской торпеды.
— Что ж, пойдите, — покачал головой Бреннер. — Побеспокойтесь. А я, напротив, пойду, умиротворюсь. Руины хоть и не слишком элегические, но всё-таки не такие марсовы…
И вполне довольный собой, забросив трость на единственный погон с серебряной перевязью, крикнул Карл-Йозеф скучающему фельдфебелю полевой жандармерии:
— Герр профессор? Густав? А где сейчас эта коллекция?..
Хроники «осиного гнезда»
Весна и лето 1943 г. База катеров «Иван-Баба» в Якорной бухте
В ночь на 13 марта, несмотря на ненастье, в поиск пошли две группы шнельботов. Повезло найти цель только меньшей из них, в составе двух катеров («S-26» капитан-лейтенанта Хайнца Мюллера и «S-47» Карла Рёдля). Но цель оказалась первоклассной: большой, свыше шести тысяч тонн, танкер [32], и в сопровождении всего двух сторожевиков. Русские почему-то не предполагали нарваться возле Туапсе в четырехбалльный шторм на торпедные катера.
Торпедные атаки приходилось сочетать с минными постановками. В последнюю ночь марта четыре катера скрытно подошли на малом ходу к Мысхако и выставили небольшое, но весьма правильно рассчитанное минное заграждение. Потеряв пять судёнышек [33], русские почти неделю гоняли вдоль и поперек тральщики и свои глиссеры «Г-5» с лёгкими тралами, а пилоты люфтваффе охотились за ними. Правда, без особого успеха.
17 апреля началась операция «Нептун», решительная попытка ликвидации советского плацдарма. 1‑й флотилии шнельботов поставили задачу полностью блокировать «Малую землю» с моря. Все во флотилии понимали, что пять катеров («S-28», «S-47», «S-51», «S-72» и «S-102»), действующих с базы в полутора сотнях морских миль, с этим вряд ли справятся. На серьёзную авиационную поддержку рассчитывать тоже не приходилось — похоже, что авиация русских становилась сильнее день ото дня. Но приказ следовало выполнять. В ночь на 18 апреля катерники совершили первое нападение на конвой русских. Удалось скрытно приблизиться на дистанцию торпедной атаки и потопить головной «Морской охотник». Но больше удачных торпедных атак не было. Два русских ТКА типа «Д-3», неожиданно для Бюхтинга (он командовал соединением) вооружённые 20‑мм «эрликонами», и три сторожевых катера, не слишком быстроходные, но хорошо вооруженные, отрезали путь к транспортам, «связали боем». Драться пришлось почти два часа, потрепали сторожевиков и один из ТКА изрядно, сами тоже получили пробоины и ранения матросов. А когда расстреляли почти весь боезапас, поняли, что русские отходят, не повторяя попытки разгрузиться.
