12 сентября в Красноводск, находившийся под контролем англичан, прибыл пароход «Туркмен» с 26-ю бакинскими комиссарами. По приказу английского коменданта Красноводска полковника Баттина они были заключены в тюрьму. Генерал Маллесон поручил капитану Тиг-Джонсу обсудить с эсерами и меньшевиками, из которых состояло «правительство» Фунтикова, организацию расправы над коммунистами. Под руководством Тиг-Джонса 26 бакинских комиссаров были зверски умерщвлены ночью в песках, в 207 верстах от Красноводска.

Вскоре после этого генерал Маллесон, выступая на одном банкете, сказал, что «британские представители явились добрыми вестниками, приблизившимися к русскому народу».

Такова была обстановка, когда в Ташкенте начались аресты членов «Туркестанской военной организации», которая должна была явиться главным козырем в игре англичан.

Видя, что дело проваливается, руководитель этой организации, состоявший одновременно военным комиссаром Туркестанской Советской республики, авантюрист из бывших прапорщиков К. Осипов решил, не откладывая, поднять мятеж. Для руководства им 27 декабря был создан так называемый «временный комитет».

В ночь на 19 января 1919 года заговорщикам удалось заманить на территорию военного городка почти всех ответственных работников Туркестана во главе с председателем ТурЦИКа В. Д. Вотинцевым и председателем Совнаркома В. Д. Фигельским. Все они были расстреляны. К утру 19 января почти весь город был в руках мятежников. Однако ташкентские большевики сумели в этих, казалось бы, безнадежных условиях организовать рабочих, и к 21 января мятежники, основное ядро которых составляли эсеровские отряды и группы бывших офицеров, были разбиты, а сам Осипов со своим штабом бежал.

Это окончательно убедило англичан, что их ориентация на эсеровско-меньшевистскую контрреволюцию совсем непрочна. Собственно говоря, они это предвидели. Еще 1 января, то есть за восемнадцать дней до начала мятежа в Ташкенте, генерал Маллесон выразил сомнение в способности эсеро-меньшевистского правительства «осуществлять государственную власть». А после провала заговора Маллесон просто арестовал главу «признанного Великобританией правительства» Фунтикова, посадил его в тюрьму, взял власть в свои руки и ввел для населения настоящий колониальный режим. Руководство операциями на фронте было поручено бригадному генералу Битти. Маллесон выпустил множество денежных обязательств с текстом на английском и русском языках:

Однако вскоре и английским войскам, и самому генералу Маллесону пришлось под ударами советских войск спешно удирать туда, откуда они пришли. Все, что мог сделать Маллесон, это уговорить генерала Деникина взять Закаспийскую область «под свою защиту». И уж, конечно, он не заплатил ни одной копейки по своим денежным обязательствам обманутому населению.

У крыльца комендантского дома в Кушке стояло восемь коней. Это были настоящие маленькие арабские скакуны. Их уздечки и нахвостники так и сияли под серебряными бляхами и цепями. Рядом — взвод солдат и два офицера в странной желтой форме и круглых шапках, на которых блестели большие серебряные гербы: купол мечети, два знамени, снопы пшеницы и коран в середине.

Я и сопровождавшие меня красноармейцы поздоровались с афганцами, и все мы, усевшись на коней, двинулись к границе. Едва мы миновали последний советский пост и выехали по узкой дорожке в поле, усеянное кольями и рвами, как конь мой, завидев далеко впереди себя на горе табун кобылиц, закусил поводья, — он был без мундштуков, — и понесся к ним прямо по полю. У меня на пальцах от стянутых ремней показалась кровь. Поводья лопнули, подпруга тоже, и я слетел с лошади, застряв левой ногой в стремени и пытаясь упираться в землю руками, чтобы не удариться головой о камни. К счастью, стремя оторвалось, и меня, хотя и расшибленного до крови, подняли и пересадили на другого коня.

С тех пор я переменил много лошадей и много поездил на них по Востоку — в Афганистане, в Персии и в Турции, но это вступление на территорию «Высокого независимого Афганистана», так сказать, головой по земле, никогда не уйдет из моей памяти.

Чудесная это страна.

Пейзажи ее однообразны в своем великолепном разнообразии. Иногда мы продвигались среди снегов, покрывающих горные вершины, а иногда среди скал, под которыми беспорядочно расстилались леса.

Однажды, стоя на скале, я видел черных диких кошек — самца и самку. Это гладкие, блестящие, большие кошки, до смешного в похожие на городских котов — любителей погулять по крышам. Она каталась, мяукая и соблазняя его грациозными позами. Он стоял, подняв хвост трубой, смотрел на нее своими янтарными глазами и временами рычал от восхищения и страсти.

В другой раз на моих глазах стрелой по краю скалы над самой пропастью промчался джейран. Я подумал, что он это делает из удальства, от упоения избытка своих сил, но ошибся. Кондор черного цвета, с белым воротником и красной шеей, упал на него отвесно, как камень. Некоторое время джейран еще бежал по инерции с вцепившимся в него крылатым всадником; потом кондор начал взмахивать крыльями и, отделившись от земли, вместе с жертвой медленно поплыл в воздухе.

Пейзажи менялись беспрерывно. Они грандиозны, как в сказках, и романтичны, как в балладах. Скалы — громадные белые куски мела или гранита — покрыты мохом и снегом. Их вершины теряются в тумане, а подножия украшены зеленью кедров и сосен. Под ними пропасти переходят в долины, где растут фисташки, зреют виноград, гранаты и вечно зеленеют пальмы. Водопады, как пущенная из сифона струя воды, шипят, орошая пеной и брызгами мир, лежащий внизу.

Над пропастями переброшены простые бревна, настолько толстые, что умный конь, осторожно ступая и отыскивая равновесие, медленно переходит на другую сторону.

Глядя на то, как у коня нервно дрожат его тонкие уши, как блестит его скошенный карий глаз, я невольно задавал себе вопрос: где эти «автомобильные дороги», которые из кабинета своего департамента увидел когда-то статский советник Калмыков?

У одного из таких переходов мы встретили группу кафиров, и это был единственный случай, когда мы наткнулись на них.

Кафиристан, формально находящийся на территории Афганистана, — страна, ограниченная на севере и юге Гиндукушским хребтом, на западе и востоке — Читралом и долиной реки Кунар. Это горный район, снеговые хребты которого достигают иногда 5 тысяч метров высоты, фактически отрезанный от остального мира. На фоне дикой и величественной природы живет несколько племен кафиров, сохранивших древнюю культуру, со следами цивилизации, оставленной греками во время похода Александра Македонского в Индию. Одни лишь кафиры (что значит неверные) знают тропы, проходящие вдоль пропастей и бешеных потоков; только по этим тропам и можно проникнуть собственно в Афганистан или Индию.

В то время последним и, пожалуй, единственным европейцем, проникшим в Кафиристан и в его главный город Дир, был английский капитан Робертсон.

Впереди группы кафиров ехала женщина на большой и злой кобылице. Волосы наездницы были зачесаны гладко назад и свисали пучком в виде хвоста. На голове ее была надета шапка с двумя рогами и медными привесками в форме наперстков. Она была в шерстяной тунике, перевязанной красным шнурком с кистями, открытой спереди до живота, и золотых туфлях на босу ногу. Загнутые носы туфель упирались в стремена. Меня поразила непомерно малая величина ступни. Поперек седла женщина держала карабин. За ней ехали несколько горцев в темно-синих шальварах и рубашках, с накинутыми на плечи туниками.