После первой девицы появилась вторая, в купальном трико, и показала несколько акробатических номеров. После нее выступила третья. Впрочем, нас больше занимала еда. В течение нескольких дней мы питались черным хлебом с кусками сала, запивая их кипятком. Давно уж не ели мы такой селедки и таких котлет… Три бутылки пива, поданные дополнительно, окончательно привели Винокурова в добродушное настроение. Сложив огромные руки на животе, он осматривал подобревшими глазами зал.

— Хорошо вы тут живете, сытно!

Фомин вскинул на него серые глаза.

— Действительно, хорошо, — все время под пулей. Ты не смотри на буржуазию сейчас, когда она гуляет! Ты посмотри на нее с другой стороны; чуть какой командир зазевается, пуля из-за угла — и готов. Попробуй-ка пройдись ночью по улицам…

Вдруг потух свет. Желтые лучи прожектора упали в середину зала. Женщина, гибкая, как змея, в черном платье, с такими разрезами по бокам, что ее длинные ноги выделялись очень резко, начала медленно танцевать «танго смерти». Ее партнером был томный молодой человек в баках и во фраке, сидевшем на нем, как трико. Тягучая музыка, страстная и вместе с тем печальная, пробуждала у людей затаенные желания.

Свет вспыхнул, потом снова погас. Раздался страшный удар, словно кто-то гигантским молотком хватил по потолку. Наверху послышался топот ног и вслед за ним дикий испуганный женский визг в нашем зале.

Фомин выхватил из кармана электрический немецкий фонарь и, одним прыжком вскочив на сцену, направил свет в зал.

— Тихо! Сидеть всем спокойно! Сейчас будет свет!..

Минута или две казались вечностью. И свет действительно зажегся. Фомин повернулся к нам.

— За мной!..

Мы бросили на стол деньги, вскочили на сцену и, не отставая от Фомина, наткнулись за кулисами на конферансье.

— Где выход?

— Отсюда по лестнице прямо во двор.

Фомин вынул маузер из кобуры.

— Проверить оружие!

Мы вышли на улицу и направились к ярко освещенному входу в гостиницу. Одни люди выбегали из подъезда, другие, наоборот, вбегали туда.

В гостинице мы увидели страшное зрелище. Зеркальные двери и большие стекла в окнах были выбиты. В середине огромного ресторанного зала, среди перевернутых столиков, лежали несколько раненых и убитых мужчин и женщин. Огромная люстра, как будто подрезанная сверху, валялась на полу, разбросав свои хрустальные подвески. Вся лестница, ведущая во второй этаж, была забита женщинами, теми женщинами определенной профессии, для которых этот ресторан был своего рода биржей и местом постоянного пребывания. С трудом пробившись наверх, мы увидели на нашем этаже двух растерявшихся часовых-китайцев, которые кричали и бегали по коридору, потому что и он был забит такими же женщинами. В двойном номере Фомина его дежурный адъютант что-то кричал в трубку полевого телефона.

Фомин схватил его за плечо.

— В чем дело?

— Подлетел к гостинице кавалерийский взвод и пулеметная тачанка. Сначала дали очередь по подъезду, а потом кто-то вбежал и бросил одну гранату в середину зала, а другую в люстру…

— Ну?..

— Пока опомнились, их и след простыл.

— Скорую помощь вызвали? Внизу раненые…

— Уже выехала.

Фомин плюнул с досады.

— В девятый кавалерийский звонил?

— Звонил, все в порядке.

— Звони в двадцать пятый…

Пока адъютант вызывал 25-й кавалерийский полк, Фомин вдруг открыл ящик стола и вытащил пачку «богдановских» папирос «Дюшес».

Винокуров удивился.

— Ты разве куришь?

— Иногда…

Винокуров посмотрел на коробку с уважением.

— Смотри, настоящие ростовские папиросы… Где же ты их достаешь?

— Покупаю в любом магазине.

Фомин повернулся к адъютанту.

— Ну что ты тянешь?..

— Двадцать пятый, двадцать пятый, — надрывался адъютант. — Кто говорит? Дежурный по штабу — Петров? Здравствуй, Петров… Это я… У вас все в порядке?

— Третий эскадрон… так… а где они сейчас?.. Так… Разъезды выслали? Так… все!

Адъютант сообщил Фомину:

— Третий эскадрон у них восстал. Командир — бывший петлюровский офицер. Да и весь почти эскадрон был из перебежчиков. Выслали разъезды на поиск. Начальнику гарнизона доложено.

Фомин надел фуражку.

— Еще одну ночь не спать. Вызывай две бронемашины и легковую. Это добро мы у Петлюры в Дарнице захватили, теперь пользуемся. Пока!..

Мы вышли от Фомина и отправились по своим номерам. В коридоре на полу и прямо на ступеньках лестницы в разных позах спали женщины. Рядом с некоторыми лежали их жалкие и смешные шляпки.

Так закончился наш первый день пребывания в Киеве.

Петлюровцы, уходя из Киева, сознательно оставили весь свой пропагандистский аппарат в городе. На Крещатике, 25, в пятиэтажном здании помещалась «УТА» (Украинское телеграфное агентство). Продолжали выходить украинские газеты, печатавшие информацию этой же «УТЫ». Буржуазные газеты и издательства прекратили свою деятельность. Но их владельцы, надеясь на скорое возвращение Петлюры или на приход Деникина, старались сохранить своих сотрудников.

Я очень хорошо помню, как, поднявшись в дирекцию «УТА» и спросив заведующего, я ни от кого не мог получить ответа, потому что во всем здании не оказалось человека, желающего говорить по-русски. Наконец меня привели к «пану керуючему», который, посмотрев на мой мандат на русском языке, тоже заявил, что он не понимает, о чем идет речь. Все это привело к тому, что в течение суток «УТА» перестала существовать и превратилась в БУП — Бюро печати и информации рабоче-крестьянского правительства Украины.

В пятом, верхнем этаже этого здания до прихода советских войск находилось правление украинского «Союза промышленности, торговли и финансов». Председатель его сбежал, оставив после себя мертвый и живой инвентарь — мебель, толстого лакея в баках и серой униформе и не менее толстого, брошенного на произвол судьбы старого бульдога.

Отдел осведомления правительства расположился на этом этаже. Вообще здание было удобное и обширное. После переезда правительства в Киев в нем свободно разместились все отделы. Прямой провод с радиостанцией, телеграфом, штабом и некоторыми учреждениями обеспечивали хорошую связь. Киев был удобен для установления непосредственного наблюдения за всей оккупированной территорией и полосой за фронтом.

Для того чтобы разобраться в обстановке, мы устроили прием для иностранных представителей. Наравне с так называемыми «почетными консулами», которые фактически являлись иностранноподданными коммерсантами, жившими в течение многих лет в Киеве, были представительства, существовавшие явно для информационных целей, а также возникшие в период смены предыдущих правительств. Таким было оставшееся после петлюровской Директории польское представительство, довольно обширное по составу, хотя между польским правительством Пилсудского и Советским украинским правительством не было ни дипломатических отношений, ни официальных военных действий. Учитывая продвижение польских войск в ряде районов, наличие польских частей в составе оккупационных войск в Одессе и помощь поляков Петлюре, можно было ясно представить, чем это представительство занималось. Было представительство международного Красного Креста, курьеры которого еженедельно выезжали в оккупированную Одессу. Было множество неясных групп. Хотя сношения с иностранцами и наблюдение за ними, так же как и защита государственной безопасности, входили в ведение других органов и Наркоминдела, тем не менее Отдел особого осведомления, задачей которого было получение всесторонней информации, вынужден был принимать соответствующие меры в тех случаях, когда он сталкивался с вражеской агентурой. В этом смысле и с Фоминым, и с начальником Особого отдела Апетером было очень легко работать, не говоря уже о Мартине Яновиче Лацисе.

Я, как сейчас, вспоминаю свой первый с ним разговор, когда после обсуждения некоторых деловых вопросов Мартин Янович вздохнул, разгладил свою расчесанную на две стороны бороду и сказал с характерным Для него латышским акцентом: