— Даже прежде всей этой нью-йоркской истории у меня в жизни была только одна настоящая связь, был только один человек, который… — она искала адекватные слова, но не находила их.

— Джейк, — Зекери поносил в душе этого Джейка всеми мыслимыми и немыслимыми ругательствами.

— Да.

— Почему ты не вышла за него замуж?

Она взглянула на него, не зная, что ответить. Она недостаточно хорошо знала Зекери, чтобы обсуждать с ним такого сложного человека, как Джейк.

— Это именно тот вопрос, который постоянно задавала мне моя мама, — выкрутилась Элисон, избегая углубляться в эту тему. — А почему ты женился на… своей жене?

— На Сью, — уточнил он ее имя. — Это именно тот вопрос, который постоянно задавала мне моя мама, — засмеялся он довольно натянуто. А затем ответил честно, как на духу. — Я женился на ней, потому что думал, что у нее будет ребенок, мой ребенок. Так она говорила, и я верил ей.

Это, конечно, ее не касалось, но Элисон задала все-таки следующий, напрашивающийся вопрос.

— И именно ребенок послужил причиной развода?

— Нет, — взглянув на спящего Адама, Зекери пристально поглядел ей в глаза. — Я люблю свою дочку. Она — мой ребенок вне зависимости от того, есть в ней моя кровь или нет. Или что они там сейчас измеряют, чтобы установить отцовство… Я никогда не проходил тестов или обследования, она — моя… И ничто не в силах изменить этого факта.

— Я развелся с женой, потому что она любила меня недостаточно, — продолжал он, — не до такой степени, чтобы исключить из своей жизни других мужчин. Вот так. Поэтому я прекрасно понимаю все, что ты говоришь о доверии к человеку и взаимных обязательствах. Если ты даешь их, то даешь на все случаи жизни. Если ты нарушаешь их, то здесь уже ничего не поправишь. Но мы-то с тобой ни разу не нарушили взаимного доверия, мы только начали его строить…

Он протянул свою руку и слегка пожал ее тонкие нежные пальцы.

— Давай используем выпавший нам шанс.

Она взглянула в его серьезное лицо и ей так захотелось от всей души сказать ему долгожданное «да», но в последнюю секунду ее решимость иссякла.

— Мне нужно время подумать, — наконец произнесла она. — Неделю назад мы даже не были знакомы. И ты должен согласиться, в последние дни мы находились в необычной чрезвычайной обстановке, выбившей меня из колеи… Мы совсем не знаем друг друга в обычной жизни.

И есть еще одно «но», о котором я не сказала тебе, подумала Элисон.

Зекери улыбнулся ей через стол, он был рад, что ему, по крайней мере, не сказали «нет».

— Ты хочешь знать о буднях моей жизни? Хочешь поговорить о скучной обыденности, повседневности? Я болею за несколько бейсбольных команд, в зависимости от того, какая побеждает в этом сезоне. Ненавижу мыть посуду. Мне сорок, я вожу Чеви Камаро и воображаю, что это Порш, который я не могу себе позволить, поскольку зарабатываю в год тридцать две с половиной тысячи. Я живу в квартире…

Он остановился, чтобы перевести дух.

— Мне надо помогать ребенку в течение ближайших десяти лет, а потом обеспечить ее учебу в колледже. Я люблю горячие сосиски с горчицей и пивом. Люблю рок-н-ролл. Не люблю шумных пикников. Ну что, я подхожу тебе?

Элисон, наконец, рассмеялась.

— Ты хочешь еще более обыденной обыденности? — продолжал он, пристально глядя на нее. — Я терпеть не могу разбирать свои носки после стирки по парам, подбирая их по цвету. Я всегда стираю свою единственную махровую зеленую мочалку вместе с нижним бельем. Я предпочитаю заливать яичницу кетчупом. Я много смотрю телевизор, играю в лотерею, обожаю розовое кружевное белье… и еще люблю, когда ты смеешься.

Он взял ее руку и поцеловал в ладонь.

Подошел официант со счетом. Зекери расплатился, дав чаевые. Он ждал ответа Элисон. Свет снова зажегся в ее глазах.

— Да… — начала она. Конечно, да. У нее не могло быть для него другого ответа.

— Я принимаю ответ, — быстро перебил он ее, не давая возможности продолжать. — Я принимаю любой ответ, начинающийся словом «да». Мы обсудим детали позже. А сейчас нам нужно возвращаться в Белиз. Мы еще должны будем придумать, как нам быть с малышом, как объяснить окружающим его появление, — невеселая ухмылка тронула его губы.

— Я действительно…

— Нет, — он остановил ее. — Ты уже сказала мне «да». С этим все. Пошли отсюда.

Он подхватил плетеную корзину и зашагал из кафе. Она засмеялась, встала и последовала за ним.

На окраине Сан-Руиса дорогу преграждали каменные столбы с деревянным шлагбаумом. Это был контрольно-пропускной пункт Гватемало-Белизской границы. Пограничник в форме быстро вышел из служебного помещения и приблизился к машине. Невысокого роста, начинающий седеть мужчина с живыми глазами, в которых читалось неприкрытое подозрение, уставился в лицо Зекери, долго разглядывая его.

— Сеньор, попрошу ваше удостоверение, — сказал, наконец, нелюбезный офицер по-испански, довольно церемонно и, наклонив голову, взглянул в окошко на Элисон. — Сеньора!

— Мы — туристы, сеньор, — ответил Зекери, как можно развязнее, и протянул ему паспорта.

Пограничник тщательным образом изучил влажные еще документы, внимательно сличив фотографии.

— Минутку, — и он отошел, унося паспорта, в помещение контрольно-пропускного пункта.

Элисон вся напряглась, когда увидела, что офицер положил их открытые документы на стол, полистал книгу регистрации и, наконец, взялся за телефон.

— Успокойся, возможно это просто формальности, — сказал ей Зекери. — Не наводи на меня панику.

— Американцы? — внезапно раздалось около машины. К окошку Элисон подошел молодой пограничник.

— Из Соединенных Штатов, — ответила она, нарочно коверкая испанское произношение, чтобы избежать продолжения разговора.

В окно залетела муха и лихорадочно начала биться с громким жужжанием в заднее стекло. А офицер все говорил и говорил по телефону. Не было еще никакого повода бить тревогу, но Элисон чувствовала, как в корзине завозился ребенок. Муха, прожужжав мимо ее лица, уселась на плетеную крышку. Элисон согнала ее и проследила, как она с тупым упорством ударившись несколько раз в переднее стекло, вылетела, наконец, в открытое боковое окно. Элисон чувствовала липкую испарину, выступившую под блузкой по всему телу. Она внутренне сжалась, как преступник, которого могут поймать в любую минуту за руку. Это было безумием. Ребенок — ее. Почему она должна чувствовать себя преступницей?

Наконец, офицер повесил телефонную трубку и вернулся к машине.

— Сеньор Кросс, у нас было сообщение, что вы пропали без вести, — сказал он строго, — я счастлив, что это оказалось не так.

Зекери сердечно улыбнулся пограничнику, напряжение отпустило его.

— Теперь уже все в порядке, — приветливо произнес он. — Просто нас в пути застала буря.

— В наших краях иногда погибают туристы во время сильных ливней, — на суровом лице гватемальца появилось что-то, отдаленно напоминающее улыбку. И протянув им паспорта, он махнул, чтобы их пропустили.

Большой джип медленно въехал в створ ворот и, миновав их, покатил дальше по дороге, пока пограничный пункт не превратился в точку, еле видную в зеркальце заднего обзора.

— Одна граница позади, — Зекери сделал глубокий вдох, чувствуя, как у него поджилки трясутся от пережитого волнения. — Райдер чуть не подвел нас со своим сообщением о нашем исчезновении. Слава Богу, в нем не было упоминания о ребенке.

— Это ужасно, — согласилась Элисон. — Даже имея на руках свидетельство о рождении ребенка, все остальное ужасно трудно будет устроить. Я и не думала…

— Тебе, вероятно, следует заявить о нем в аэропорту Белиза и затем, наверняка, в иммиграционной службе США в Майями. Я не знаю точно, какие они потребуют документы, но одним свидетельством о рождении здесь явно не отделаешься…

Машина подскочила на глубокой рытвине, оставленной дождями. Зекери посмотрел на ее перепуганное лицо и добавил.

— Я позвоню кое-кому из друзей. Мы попытаемся все устроить, как надо.