— Я знаю, — только и сказал Жорже.

Взгляд старейшины был прикован теперь к ребенку, которого Элисон держала на руках. Она сразу же насторожилась и приготовилась дать старику бой.

— Вы сказали, что нам запрещено участвовать в обряде похорон, но вы не сказали, что нам нельзя пойти попрощаться с ней на ее могилу. Луизита была нашим другом, мы должны были отдать ей последнюю дань уважения, — Зекери пытался умилостивить старика.

Жорже Каюм, казалось, не слышал, что говорил ему Зекери. Он продолжал смотреть на Элисон со строгим торжественным видом.

— Я обдумал все, что касается ребенка, и пришел к окончательному решению, — его голос не был больше спокойным и бесцветным.

В хижине воцарилась мертвая тишина. Элисон почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Она открыто встретила взгляд старца, трепеща, но не отводя своих глаз.

Жорже Каюм был столь же непреклонен, как и она.

— Ты пережила в своей жизни многое, много страдала. Мне жаль тебя. Но все-таки ты знаешь, у меня есть веские причины для подобного решения, — тяжелый каменный взгляд, казалось, проникал в самое сердце Элисон. — Этот ребенок — индеец майя, собственность бога Балума. Он должен остаться индейцем майя.

Голос старца громовым эхом отдавался в ушах Элисон.

— И вопрос здесь не только в его культуре и традициях и не в том, как распорядятся ваши законники, законники чужаков, белых людей.

Жорже двинулся к выходу.

— Ты можешь взять ребенка, раз Луизита хотела этого. И заботиться о нем. Но ты должна поклясться от чистого сердца, что ты позволишь ему, когда он достигнет десятилетнего возраста, сделать свободный выбор. И если он захочет вернуться в деревню, привезти его сюда. Если же ты этого не сделаешь, Хечекум покарает тебя и покарает так страшно, как ты и вообразить себе не можешь.

Нервное напряжение Элисон достигло предела. И вдруг до нее дошло, что старик сдался: он разрешает ей забрать с собой Адама!

Она закивала головой, не в силах произнести ни слова от закипающих на глазах слез.

— Да… Да! Я клянусь!

Старец перевел строгий взгляд на Зекери, по всей видимости, считая его в равной степени ответственным за судьбу ребенка.

Зекери ответил моментально, без запинки.

— Я согласен.

Ни говоря больше ни слова, Жорже вышел из хижины и легким шагом направился к своему дому.

Элисон тяжело дышала от пережитого волнения. Адам теперь принадлежит ей! Она несет полную и безраздельную ответственность за этот маленький черноглазый комочек, который сейчас покоится на ее руках. Ее яростный настрой и намерение сражаться за ребенка до конца сменились вдруг сомнениями и мыслями о том, как мало она знает о детях, и сумеет ли она стать хорошей матерью, чтобы вырастить из Адама достойного человека. От охватившего ее возбуждения Элисон не знала, куда себя деть, широкая бессознательная улыбка застыла на ее лице. Она уложила ребенка в колыбель — и остановилась в нерешительности: что дальше? С чего начать?

Зекери видел, как Элисон кружит по комнате и улыбался в душе ее радости, от которой она совершенно потеряла голову. Момент был самый подходящий, чтобы заключить ее в объятья и крепко прижать к груди.

— Поздравляю! — искренне воскликнул он. — Я не верил, что тебе удастся сделать это. Но ты сделала!

Она освободилась от его рук и поспешила к колыбели, чтобы опять взять ребенка и убедиться, что все произошедшее — правда.

— Я тоже не верила, что мне удастся сделать это. Я была готова дать ему отпор.

Она остановилась посреди комнаты, удивляясь самой себе.

— Я была готова сбить его с ног и быстро скрыться с ребенком…

Она разразилась почти истерическим смехом.

— Ей богу, я была готова сделать это!

Ребенок проснулся и широко зевнул, потом посмотрел вокруг сияющими глазками и остановил взгляд на лице Элисон.

— Я твоя новая мама, — проворковала она.

— Ну вот что, новая мама, нам надо побыстрее убраться отсюда, пока опять что-нибудь ни встало у нас на пути.

— Эй! — раздался громкий крик с улицы.

Зекери выглянул в дверь и увидел Маленького Бола.

— Отец велел, чтобы я срочно привел вас к нему. К вам приехали.

— Приехали?

Кто бы это мог быть? Он передал Элисон ключи от джипа.

— Это, наверное, полиция. Я пойду выясню. Если я не вернусь через десять минут, забирай ребенка и уезжай отсюда.

— Я не думаю, чтобы дела обстояли так плохо, — отозвалась Элисон. — Он же дал слово, и он не может пойти на попятную.

— Ты, возможно, и права. Но мне надо идти. Пакуй вещи и, как только я вернусь, мы сразу же уедем.

— Мы будем готовы через несколько минут, — Элисон улыбнулась ему и снова перевела взгляд на личико малыша.

Подходя к дому старейшины, Зекери проверил наличие пистолета, заткнутого за пояс на спине, и затем только переступил порог, готовя себя ко всему.

— Ола, сеньор! — ему улыбалось морщинистое лицо старого крестьянина.

— Перес!

Рядом с маленькой фигуркой крестьянина восседал импозантный Жорже Каюм, на губах его играла хитрая улыбка. Он, конечно, мог сразу передать Зекери, кто именно приехал к нему, но старейшина предпочел посмотреть на реакцию рослого американца при встрече с Пересом.

— Ола, сеньор! — повторил свое приветствие жилистый старик, вскакивая на ноги. — Но телефоно, сеньор. Ло сьенто.

Он порылся у себя в карманах.

Перес болтал, мешая испанские и индейские слова, так быстро, что Зекери не мог уследить за смыслом его речи. Кивком головы Жорже приказал Маленькому Болу переводить.

— Буря повредила телефонную линию, и он не сумел дозвониться до того места, о котором вы говорили. И поэтому он возвращает вам деньги.

Перес держал в кулаке две влажные мятые десятидолларовые купюры и несколько монет. Зекери расстроился.

— Нет, — настойчиво сказал он. — Скажи ему, пусть оставит деньги себе. Я взял из его дома много вещей и еды. Спроси его, достаточно ли этих денег, чтобы возместить убытки. Если нет, то я обещаю выслать остальные немного позже.

Перес выслушал перевод Маленького Бола и некоторое время пребывал в задумчивости, оценивая стоимость того, чего не досчитался по возвращении домой. Потом он учел деньги, которые Зекери оставил ему в виде платы внутри полой тыквы и, окончательно определив сумму, протянул Зекери сдачу — одну десятидолларовую купюру.

— Спасибо за все, сеньор, — сказал Зекери с искренней благодарностью в голосе. Он пожал руку крестьянину, вложив в нее обратно деньги, и сильно от всей души потряс ее. То наслаждение, которое он испытал под одеялами этого старика, стоило больше десяти долларов. — Спасибо за все!

— Не за что, сеньор, — Перед тоже был благодарен Зекери. Он забыл уже свою неудачу с телефоном и радовался хорошим деньгам, которые получил за такие простые вещи из своего домашнего обихода. Убытки его были с лихвой возмещены.

— Как он добрался сюда из Сан-Руиса? — спросил Зекери. — Разве дорога, начинающаяся за комплексом руин, проходима сейчас?

Маленький Бол перевел вопросы и ответ. Зекери узнал, что два моста смыло бушующей водой, но один из них уже восстановили. Люди из деревни сказали Пересу об американцах, и он пришел сюда повидаться с ними, но сейчас он должен возвращаться на работы по ремонту второго моста.

Зекери повернулся к Жорже Каюму. Он протянул ему ключи от серого седана.

— Владелец этого автомобиля мертв. Я передаю машину вашей деревне, делайте с ней, что хотите, — и он вложил ключи в протянутую ладонь Жорже.

Глаза старейшины потеплели, и он улыбнулся американцу. Американец — добрый человек, решил Жорже. Ребенок попал в хорошие руки.

Когда Зекери, широко улыбаясь, полный энергии, влетел в хижину, Элисон разбирала вещи Луизиты, осторожно вынимая из ее чемодана кошелку.

— Я рассчитался с Пересом, — сообщил он. — У нас осталось сорок долларов из тех, что были в твоем рюкзаке. Все они пойдут на бензин. Плохо, что мы потеряли твою кредитную карточку. Может быть, она и пригодилась бы нам сейчас.