— Как тебя зовут?
— Марио, — парень широко осклабился.
— Марио, принеси-ка нам еще пару пива.
— Мне не надо, сынок, с меня достаточно.
Подошел Гарольд, неся багаж Вуди, и Зекери был поражен его живописным костюмом. Что-то подобное можно было видеть только в предместьях Майями вечером накануне уик-энда.
— Марио, неси три пива.
Марио радостно ухмыльнулся: вот это повезло! Он знал, что все американцы — пьяницы. И пьяницы щедрые. Сегодня выдался отличный денек.
Выйдя из уборной, Элисон увидела, что Джордж поджидает ее.
— Мы все в баре, — подхватив ее поклажу, он проводил Элисон через вестибюль и у входа в бар сгрузил ее вещи на выросшую груду их общего багажа. Гарольд уступил ей место рядом с Вуди.
— Пиво для дамы, — крикнул Джордж бармену.
Зекери подтолкнул в ее направлении одну из заказанных им бутылок: «От меня».
Это был ничего не значащий жест с его стороны. Она взглянула на него и мгновение поколебавшись, пробормотала: «Спасибо».
В такую жару холодное пиво было кстати. Она сделала глоток из бутылки и задумчиво поглядела на этикетку, потом бросила взгляд на стойку, на бармена, на других посетителей бара, на витрину с бутылками, наконец, на сувенирный киоск в глубине вестибюля, ее взгляд поочередно останавливался на всем и на всех — на всех, кроме него, Зекери Кросса.
Он увидел, что без куртки она выглядит еще более худой, чем ему показалось сначала. Это старательное избегание его взгляда, по-видимому, означало, что она все еще дуется на него из-за пролитого виски. «Ну и пусть, — решил он. — Сколько можно извиняться!»
— Холодное пиво — роскошь в этой стране, — рассказывала между тем Вуди. — Вы это поймете, когда мы доберемся до места. Там-то вы не раздобудете ничего, кроме теплого пива и теплой кока-колы.
— Да, я слышал, — сказал Гарольд, — что компания Кока-Колы установила здесь монополию, а Пепси уступила ей. Болтают, что Пепси заполучила Россию в качестве рынка сбыта, когда во главе администрации стоял Картер, зато Кока-Коле достался Китай, благодаря поддержке Никсона.
Голос Гарольда и весь разговор журчал как бы в стороне от Зекери, который вновь погрузился в мучительные воспоминания. Пиво не помогло ему. Он все-таки заказал Марио двойной виски и невидящим взглядом уставился в пространство. Он зажег сигарету, бессознательно сделал глубокую затяжку и только тогда понял, что курит… Намять опять перенесла его в недавнее прошлое. В канун похорон он хотел позвонить Сью. Но ему не хватало решимости сказать это своей бывшей жене, а особенно их восьмилетней дочери — ведь дядя Джерри был ее кумиром.
Он и Сью были достаточно давно в разводе, чтобы не питать тайной вражды друг к другу, но все-таки подспудно между ними сохранялась какая-то связь. Она собиралась снова выйти замуж. Парень был в полном порядке, с баксами, владелец целой сети хлебопекарен, но Зекери был отцом Стеффи и поэтому хотел поговорить с будущим муженьком. «Если только ты поднимешь руку на моего ребенка, я разорву тебя на части», — это была главная мысль, которую он хотел внушить парню. Как бы уверяя в искренности своих намерений, парень долго и пристально глядел Зекери в глаза, пока тот не понял, что с ним у него не будет никаких проблем.
Сью была тоже не подарок. Поэтому он от всего сердца желал парню удачи. Зекери развелся со Сью четыре года назад. И не пожалел об этом ни на мгновение, тоскуя только о своей маленькой дочери. Может быть, этот парень справится со Сью, удержит ее вечерами дома. У Зекери не получилось…
В конце концов он рассказал Сью, что случилось с Джерри, и она решила не присутствовать на его похоронах. Зекери до сих пор так и не понял, расстроился ли он по этому поводу или почувствовал облегчение. Он слишком устал, чтобы долго размышлять о чем бы то ни было. Сильно набравшись виски, одетый в зимнее пальто брата поверх синего костюма, который он обычно носил дома, в Майями, Зекери чувствовал изнутри леденящий холод. Джереми Джеймс Кросс. Двадцать два года. Любимец всех окрестных девушек, с вечной улыбкой на устах. Мать, объясняя разницу между ними в восемнадцать лет, рассказывала, что забеременела чудом — у нее уже наступил климакс. Джерри был поистине чудесное дитя. Слава Богу, что мать не дожила до этих страшных дней.
Лицо Джерри всплыло в его памяти из небытия. Зекери быстро опрокинул в себя виски и постарался прислушаться к разговору за стойкой. «…потому что электричество, необходимое для охлаждения этих напитков, стоит здесь очень дорого», — Вуди все еще рассказывала о проблемах холодных напитков.
Элисон тоже едва ли слышала общий разговор. Внутренний голос внушал ей беспрерывно: «Все идет не так уж плохо. Я могу держать ситуацию в руках. Кроме него, этого типа. Он злой. Он меня нервирует». Она отвела взгляд в сторону.
Между тем Джордж и Гарольд откровенно соперничали друг с другом, претендуя на ее внимание и ее симпатию. Но когда выпив пива, Элисон почувствовала тепло, шедшее изнутри, она вклинилась в беседу и спросила Вуди:
— А на чем здесь передвигаются по городу?
— Да в основном на такси.
Это звучало обнадеживающе, и она решила отправиться на прогулку.
Выйдя из аэропорта, Луизита уселась на деревянную скамейку в ожидании автобуса местного сообщения. Звуки доносившегося до нее разговора, громкого и шумного, были типично американские. Достаточно долго живя в Майями, она до сих пор не могла привыкнуть к уличному гаму. Люди племени майя подходят ко всем жизненно важным вопросам спокойно и сдержанно. Американцы же всегда действуют с энергией, напором и определенной долей развязности. Однако в нынешней ситуации знакомые звуки американской речи даже успокаивали ее. Ее сердце гулко билось в груди. Ей удалось сделать задуманное. И никто ничего не заметил.
Не выпуская из поля зрения свои вещи, она подошла к уличному торговцу, старому креолу, и купила сладкое мороженое. Лицо старика, похожее на изношенный кусочек кожи, расплылось в улыбке, когда она тщательно отсчитывала плату за одно, апельсиновое, в мелкой местной монете. Никто не должен видеть, что она тратит много денег.
Луизита старалась никому не бросаться в глаза. Сейчас ее нет здесь, и поэтому никто не должен ее запомнить. Тяжелее всего ей давалось ожидание. Каждую минуту к ней мог подойти один из представителей власти и снова потребовать документы. «Луизита Чан, пройдемте со мной». Вернувшись назад к скамье, она отхлебнула растаявший верхний слой мороженого. Ее ощущения раздваивались: с одной стороны, она тосковала по дому, по своим «хеч виник» — Верному Народу; с другой стороны, звуки и картины этой чудесной страны, песни пожилых крестьян, их улыбающиеся глаза и мудрые лица доставляли ей наслаждение.
Застигнутая невообразимыми по своей жестокости военными столкновениями в Гватемале, осиротевшая в двенадцать лет, Луизита вместе с семилетней сестренкой, хрупкой маленькой Сарой, нашла приют в деревне на территории Британского Гондураса, у самой границы, теперь эта деревня называется Белиз. В тринадцать лет она вышла замуж за Хосе Гуэро, и ее жизнь пошла своим чередом, так, как она шла на этой земле в течение многих столетий — она замачивала крупу, молола зерно на целый день, встав рано по утру, таскала бесконечные ведра воды, отбивала до белизны на речных камнях рубашки Хосе, работала в саду и в поле. Весь ритм ее жизни был подчинен вечному ритму сменявшихся времен года и воле богов. Хотя у нее не было детей, Хосе не развелся с ней. Так она жила — и была довольна жизнью — на протяжении семи лет.
А затем Хосе заболел лихорадкой и умер, и она решила навсегда уехать в Америку. Старейшина их деревни разгадал ее намерения и согласился на отъезд Луизиты. Она знала, что больше никогда не вернется. Потому что страх поселился в деревне, здесь стало неспокойно, и жизнь не казалась больше такой простой и понятной, как прежде. Она не должна делать ошибок. Одна маленькая ошибка могла испортить все. Одна ошибка могла помешать ей забрать Сару в Америку. Разрешение на въезд, действительное в течение ближайших двух недель, было надежно спрятано за подкладку ее сумочки. Как-нибудь за это время она найдет сестру и поможет ей выпутаться из беды.
