Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Впервые за всю эту безумнейшую ночь мне захотелось плакать. И я заплакала. Меня ведь все равно никто не видел. А если тебя никто не видит, плакать можно.

Я проплакала, наверное, минуты три. А потом слезы кончились. Моих слез всегда хватает лишь на три минуты, а потом все. Потом я успокоилась, вытерла платком нос и решила действовать дальше. Рассчитывать мне было не на кого…

На стену легла тень. Я обернулась. Это был Жук. Вроде бы.

— Валь? — позвал он. — Валь, это ты?

Я направила на Жука самострел. Правда, я не знала, как снимать это чертово ружье с предохранителя, но так все равно было спокойнее.

— Какая кличка у нашей математички? — спросила я. — Отвечай! Быстро!

— Глаз, — сразу же ответил Жук. — Глаз у нее кликуха. Она косая потому что. Не стреляй, это я.

Жук шел, покачиваясь и сматывая на рукав леску.

— А я открываю глаза, а тебя нет. А к ноге леска примотана. Ну, я так и решил, что ты пошла вперед посмотреть… Вроде бы на разведку… Что-то мне уж совсем хреново…

Жук подошел поближе. Лицо его от падения покраснело еще больше. Да и вообще он выглядел довольно страшно, но мути в глазах убавилось.

— Тебе надо отдохнуть, — сказала я и протянула ему его ненаглядный самострел. — Здесь недалеко ниша есть, мы можем там подождать. Тебе надо отдохнуть хоть часок.

— Да, — согласился Жук. — Надо отдохнуть… А потом надо идти… Мы еще успеем спасти Володьку…

Ага, подумала я. Успеем. Нас начнут искать не раньше, чем через полтора дня. Они даже не знают, где нас искать…

Жук вздрогнул и снова свалился на пол. Там, откуда мы пришли, звякнула жестью лампа. Дзинь — прямо по зубам. Я схватила Жука за шиворот и поволокла по полу. Звякнула еще одна лампа. Я втащила Жука в нишу, пинком открыла дверь. За дверью имелся маленький коридорчик, который заканчивался такой же дверью. Я кинулась к той двери — она оказалась заперта.

Жук открыл глаза. Он все понял и пополз. Он вполз в этот маленький тамбур, а я закрыла дверь на засов. Мы были в безопасности. Во всяком случае, на какое-то время.

Жук по-турецки сидел на полу и покачивался. С ним опять началось что-то ненормальное.

— Горит, — лепетал Жук. — Вот тут горит… На спине…Жук показывал куда-то себе за плечо. Я решила посмотреть, что у него там. Я стащила с него куртку и попыталась стащить рубашку. Но не успела — Жук отвалился к стене, и моя рука оказалась зажатой между его лопаткой и бетонной плитой. Спина Жука была холоднее бетона. Раза в три».

Одиннадцатый вечер

— Я все-таки не понял, — сказал Корзун. — Что это там в начале?

— А что такого? — спросил Борев.

— А то, что он, этот Жук, нашу историю рассказывает.

— А у нас уже есть история?

В этот день они снова обкапывали палатку рвом. Ров стал глубже, и палатка напоминала теперь настоящую крепость. Кроме этого, Корзун отправился после обеда в деревню и вернулся с пригоршней маленьких оловянных крестиков. Сказал, что купил у одной бабки.

— Бабка эта непростая. — Корзун заговорщически всем подмигнул. — Божественная бабка. Может все. И порчу навести, и приворотное зелье состряпать. Я ей пятьдесят рублей дал, а она мне вот эти крестики. Один сказала на шею повесить, а остальные вокруг разместить. И тогда ничего не проникнет.

После этого Корзун сходил к завхозу и выпросил у него молоток и гвозди. И целых два часа прибивал к окрестным соснам крестики, выстраивая защищенное пространство в виде пентаграммы. При этом он два раза угодил себе по пальцам и один раз уронил молоток себе на ногу. Очень ругался, но к вечеру создал все-таки закрытое для вторжения пространство. Ребята из других палаток смотрели на Корзуна с улыбкой и вертели пальцем у виска.

Вечером, как только протрубили отбой, Корзун сразу же принялся обсуждать историю из черной тетради.

— Этот парень… — начал он. — Этот парень, ну, Жук, он же про нас рассказывает.

— Про что?

— Ну, сами смотрите — мы сидим, рассказываем друг другу страшные, а на самом деле не страшные истории. И тут появляется новенький. И начинается!

— Что начинается? — спросил Борев.

— События!

— Корзун, да какие вообще события-то? — Борев жевал большой кусок сосновой смолы и ковырялся в зубах хвоинкой.

— Как это какие? Да тут черт-те что происходит! Одно мясо это…

— Корзун, ты надоел уже, — сказал Малина.

— А сам-то ты чего амулет от сглаза повесил? — огрызнулся Корзун.

— Какой амулет? — Малина похлопал себя по карманам. — Нет у меня никакого амулета.

— Нет? — выдохнул Корзун.

— Нет. И никогда не было. Тебе приснилось, Корзун. Ты не болен случайно?

— А мне казалось… — Корзун был озадачен. — А мне казалось, что у тебя амулет…

— Корзун, ты давай успокойся лучше, — посоветовал Малина. — И давай слушать будем. Самое интересное начинается. Правда, Борев?

— Это точно. — Борев выплюнул в окошко комок сжеванной коры. — Самое интересное у нас впереди. Новенький, давай читай. А этого Корзуна ты не бойся. У него у самого холодные пятна на спине скоро пойдут.

— А я и не боюсь. — Новенький достал тетрадь и продолжил чтение:

«Пятно было ледяным. Цвета скорее не фиолетового, а сизого. Цвета голубя. Пятно спало под кожей и чуть-чуть выделялось над ее поверхностью, как будто там было спрятано плоское блюдечко от китайской лапши. И формой пятно тоже напоминало блюдечко, только слегка удлиненное по краям. Это пятно было совсем не похоже на тот синяк, который я трогала у Дэна. Тот был нормальным. Обычным синяком. Долбаните себя как следует по коленке чем-нибудь корявым, и вы сразу же обнаружите у себя такой же. Синяк у Жука — ненормальный. Это не синяк.

Я натянула перчатки и попробовала пощупать пятно посильнее. Пятно вдруг зашевелилось, и кожа над ним сразу покрылась напряженными красными венами. Я отдернула руку и еле сдержалась, чтобы не закричать.

Жук застонал и открыл глаза.

— Что там? — спросил он. — Что?

— Ничего, — сказала я. — Просто синяк. Ты ушибся сильно, вот и синяк.

— Это там, — прошептал Жук. — В трубе. Когда мы задом наперед лезли, стукнулся. Больно. И жжет…

— А Дэн? — спросила я. — Дэн стукался?

— Не знаю… Я на него не смотрел… Может…

Пятно успокоилось.

— Может, зеленкой помажем? — предложил Жук. — А еще свинцовая примочка здорово помогает…

— Да чего там мазать-то? И так все пройдет…

Конечно, пройдет. Час-другой, и все это пройдет. Эта дрянь…

Пятно зашевелилось. Жук застонал. Правой рукой, осторожно, чтобы Жук не видел, я придвинула к себе самострел. Пятно явно беспокоилось. Оно сместилось от лопатки вниз, замерло и стало мелко дергаться. Жук завизжал и укусил себя за руку. Смотреть на это было жутко, но закрыть глаза я не могла. И отворачиваться я не могла, я должна была смотреть, ничего другого мне не оставалось. Пятно рванулось к плечу, снова замерло, а потом стало медленно, сантиметр за сантиметром разрываться на две части. Оно расходилось в стороны. Превратилось в восьмерку, а потом разделилось вовсе.

Сначала Жук сипел, потом потерял сознание, и я подумала, что ему очень повезло, ну, что он свалился в обморок. Я сама чуть не грохнулась в обморок от всего этого. Я хотела бежать, бежать, бежать.

Новое пятно успокоилось. В месте разделения наливался красным разрыв, кожа тут потрескалась, и из этих мелких трещин сочилась прозрачная жидкость.

Я надела на Жука рубашку, Жук был без сознания.

Он очнулся минут через пятнадцать. Все пятнадцать минут я сидела и сторожила. Кажется, ему стало лучше. Во всяком случае, безумия во взгляде больше не было. И температура вроде бы спала. Только пот по лбу катился.

— Черт, — сказал Жук. — Как-то я вырубился… Что со мной?

— Скорее всего, грипп, — сказала я. — Тебе стало плохо, и мы пришли вот сюда. Теперь ты отдохнул.

— Ага. — Жук увидел свой самострел и сразу потянулся к нему. — Я так и подумал.

Я не решилась ему помешать. Я лишь вспомнила, что надо делать с гранатой. Прижать ручку, выдернуть кольцо, отпустить ручку, кинуть. Получи, фашист, гранату.

59
{"b":"193671","o":1}