Он отметил цветовую палитру в комнате, темные грани стеклянного купола, мягкое освещение над каждой картиной… А какие картины! Почему он никогда раньше не замечал прекрасную коллекцию? Портрет отца сэра Генри работы Сарджента висел на стене над камином, три первоклассных полотна немецкой школы на дальней стене, замечательная сцена скачек принадлежала, вероятно, кисти Сислея, а еще несколько французских полотен конца девятнадцатого века радовали глаз своей колористической гаммой.

Поглощенный созерцанием живописи, он не заметил прибытия новых лиц, и, вскочив, принялся поспешно извиняться, выведенный из своих художественных размышлений. Расцеловался с Джейн (Боже милостивый, что же так гнетет ее душу?), а в следующий момент уже протягивал руку Солу — холеному, ухоженному, процветающему. Весь его облик южный, столичный: северяне имели свою ауру богатства и успеха, но она менее глянцевая, лишенная того лоска, что был у Сола.

— Хэл, дорогой мой! — воскликнула Труди, с ее вечно развевающимися шарфиками и неопределенным, рассеянным выражением лица. Женщина, в которой Хэл всегда подозревал более острый ум, чем казалось на первый взгляд.

Он тепло обнялся с ней.

— Каким же ты стал красивым, светским! Я вижу: Америка тебе подходит. Роукби, налей еще чаю мистеру Хэлу. Иди садись рядом со мной на диван, расскажешь о себе, и отсюда тебе будет всех видно; столько старых знакомых и такое эмоциональное потрясение, осмелюсь заметить, вдруг окунуться в прошлое! Не так это порой и хорошо. В последний раз ты был здесь в тысяча девятьсот двадцатом году, на Рождество, а в новом году уже уехал в Лондон, а потом мы получили о тебе известия из Америки. Это был тяжелый год, тысяча девятьсот двадцать первый, — для нашего дома, во всяком случае, ну да ты все об этом знаешь, а человек не должен цепляться за прошлое. В Америке все такие современные, у них короткая история, наверное, поэтому они не сильно привязаны к прошлому.

Хэл вполуха слушал не слишком связную, но умиротворяющую речь Труди. До него долетали обрывки и иных бесед.

Утрата тоже рассуждала о прошлом. О привидениях. Школьная подруга Джемайма жила в боковом крыле одного старого замка — ее отец служил там смотрителем. Замок представлял собой развалины, но полные привидений, разгуливающих по дому как настоящие хозяева.

— И в каком-то смысле так оно и есть, как я понимаю, — заключила она.

Леди Ричардсон метнула в нее взгляд сурового осуждения.

— Бабушка не желает иметь ничего общего со сверхъестественным, — шепнула Утрата подруге. — Ее всегда раздражает любое упоминание о призраках.

— Да она не слушает тебя, она учит твоего дядю Сола, как относиться к Черчиллю и его высказываниям о войне, — промолвила Урсула.

— По ее мнению, все, что я говорю, — глупости. Так что не имеет значения, рассказываю ли я о духах или о чем другом. Мне интересно, каково это — жить в месте, где происходила английская история: войны, междоусобицы, католики с протестантами, сыновья, уходящие на войну.

— Как бы мне хотелось иметь подругу, у которой бы жили привидения! — с завистью произнесла Урсула.

Присоединившийся к чаепитию сэр Генри, энергично жуя сандвич, с интересом слушал девочек.

— Урсул, — вмешался он, — утверждают, будто в «Гриндли-Холле» когда-то жило привидение. Тебе нужно расспросить об этом отца. Фигура, которая летала туда-сюда, — там, где стояла старая маслобойня. Сейчас, конечно, все снесли.

Урсула скорчила гримасу.

— Бесполезно спрашивать папу, он не обратил бы внимания и на входящего в комнату Карла Первого с отрубленной головой под мышкой. Он не верит в привидения. Я мечтаю нарядиться призраком и хорошенько пугнуть Розалинд, — вполголоса прибавила она, обращаясь к Утрате. Подняв голову, увидела, что на нее смотрит Хэл. — У вас длинные уши, дядя Хэл; только, пожалуйста, не докладывайте Еве, хорошо?

Он приподнял бровь.

— Ты принимаешь меня за доносчика?

— Нет вообще-то…

— У нас в «Уинкрэге» тоже нет привидений, правда, дедушка? «Уинкрэг» недостаточно стар для духов.

— Нет, в «Уинкрэге» привидения не водятся. Хотя мне бы совсем не хотелось, завернув за угол, столкнуться с моим старым гувернером: он непременно скажет мне, что я что-нибудь делаю неправильно.

Внимание Хэла переключилось на Труди:

— Разумеется, человек всегда рисует в воображении настоящих призраков. Но только тени прошлого являются в разнообразных формах, и гораздо более страшных, чем фигура в белом, скитающаяся по коридорам. Призраки новейших времен более устрашающи, чем обезглавленные короли, вы не согласны? Вряд ли они исчезают насовсем. Они являются людям во сне, и это очень коварная вещь, поскольку думаешь, будто это всего лишь сон, а это может оказаться чем-то гораздо большим. Вероятно, когда-нибудь какой-нибудь умный американец объявит нам, как управлять снами и отгонять кошмары и наваждения, правда, Хэл?

Хэл смотрел на Аликс, и ему пришлось встряхнуться и собраться с мыслями, чтобы осознать неожиданно серьезную концовку высказывания Труди.

— Сны? Грезы? О, американские грезы все благоприятные, никаких других они не допускают.

— Но, дядя Хэл, — возразила Урсула, — американцы, видимо…

Утрата ткнула ее в бок.

— Он шутит.

Лицо Аликс — не отстраненное и непроницаемое, а такое вот, как сейчас, когда она смеялась над девчонками, — привлекало и покоряло. В нем было что-то совсем не похожее на очарование Хелены: своего рода прочность, твердость, сила характера, которые вызывали у Хэла желание узнать ее получше. Снова на ум пришло слово «интересное». Что он подразумевает под «интересным»? Необычное, отличное от иных? Умное, загадочное, интригующее? Он пришел к заключению, что, независимо от того, обладает ли Аликс какими-либо из этих качеств, она ему интересна. Он находил ее привлекательной, хотел бы узнать ближе, понять, что творится в ее голове и есть ли у нее сердце.

При более близком знакомстве могло оказаться, что она пошла в другую породу и внешняя враждебность между ней и бабушкой лишь маскирует присущее им сходство. В коем случае да помогут небеса всякому, кто тесно с ней связан. Никому, если он в трезвом уме, не захочется впустить в свою жизнь Каролин Ричардсон.

Поврежденная лодыжка беспокоила Аликс. Нет, она не причиняла мучений, больно было только опираться на ногу, но Аликс претило ковылять повсюду с палкой и быть объектом чьего-либо сочувствия. У Хэла на лице сейчас именно такое выражение: он жалел ее. Она отвернулась от него и приветливо улыбнулась Джейн, которая разговаривала с Сеси о разводе миссис Симпсон[34].

— Если он женится на ней, отношение людей к разводу изменится, — заметила Джейн.

— Вы так думаете? Хотелось бы, чтобы это было правдой, — сказала Сеси. — Я знаю множество людей, которые оказались запертыми в ловушке несчастливого брака и продолжают жить вместе лишь из страха общественного осуждения.

— Ваше поколение беспокоится о разводах? — удивилась тетя Джейн, вытаскивая тонкий золотой портсигар и предлагая Сеси.

— Нет-нет, благодарю вас, — покачала головой та. — Я пытаюсь покончить с этой привычкой — пациенты не любят, когда у женщины-врача изо рта пахнет табаком.

— По-моему, врачи всегда курят, — промолвила Джейн, наклоняясь вперед, чтобы прикурить сигарету от зажигалки Хэла. — Сельские врачи расхаживают повсюду с трубкой в зубах, а мой доктор с Харли-стрит[35] курит сигары. Но полагаю, женщина-врач — иное дело. Вообще эта идея кажется мне отталкивающей. Простите, что я так говорю.

— Это мнение разделяет с вами большинство населения, — спокойно ответила Сеси. — Включая моего отца и дядю Питера.

— Они опять на тебя наседали? — спросила Аликс.

— Скорее никогда не слезали. Едва меня завидят, как начинают произносить пафосные речи. — Она вдруг улыбнулась. — Но это ничего по сравнению с бомбой, которая разорвется, когда папа узнает, что мама тайно усердно долбит свою медицину. Она утверждает, что, когда начнется война, потребуется любой врач, который будет в состоянии стоять на ногах и помнить, как зовут его или ее. Старики, пьяницы, женщины — придется брать всех, кого только смогут найти.