— Подобное часто случается, когда бабушка выдает себя за мать, чтобы соблюсти приличия и избежать скандала. Не удивительно, что бабушка всегда так отвратительно относилась к Утрате: она ненавидит и презирает бастардов, как она их называет. Мама же, вероятно, предпочла сама защитить Изабел и доброе имя семьи. Она сочла бы незаконного ребенка позором, не правда ли?

— Да. Тем более что в четырнадцать лет Изабел вряд ли могла законно выйти замуж.

— Конечно, нет.

— У вас есть какие-нибудь соображения о том, кто отец Утраты?

— Мы уже сломали себе головы, но никаких соображений. Наверное, кто-нибудь из местных. Похоже, связь открылась в то самое Рождество, — вот откуда весь шум и треволнения. Бедная Изабел, каково это было для нее!

Хэл произвел в уме вычисления.

— Если Утрата родилась в сентябре, значит, в декабре и январе никто не мог бы догадаться, что Изабел беременна. Интересно, зачем тогда ее запирали и делали вид, что она больна?

— Наказание. За то, что застали где-то с мужчиной, — мрачно изрекла Аликс. — Бабушка, видимо, посадила ее на хлеб и воду, из вредности. Только мама не сердилась на Изабел. Она злилась на бабушку… Ну да в этом не было ничего необычного. И я знаю, что она спорила с папой, чего никогда не случалось раньше. Нас с Эдвином постоянно отгоняли, отправляли кататься на озеро. Или запирали в детской с книжками, что нам не нравилось, поскольку нас никогда не заставляли делать уроки в рождественские каникулы.

— А Утрата знает обо всем?

— Кое-что знает, кое о чем догадалась, не удивлюсь, что вычислила и многое другое. У Утраты острый и трезвый ум. Она быстро усваивает информацию. Я так не умела в ее возрасте. Факт для нее — просто факт, и нет смысла переживать по этому поводу. Все ее эмоции отданы музыке и лошадям.

Хэл подумал, что, если бы он жил с Ричардсонами, он бы тоже научился не позволять себе предаваться чувствам.

— Честно говоря, ваша семья меня ужасает.

— Даже я?

— Даже вы. Сунулись в прошлое, точно хорек в кроличью нору, и вот что накопали. Уверен, это не конец.

— Почему?

— Приходит на ум ящик Пандоры, а еще — смесь из всяких мерзостей и злодейств в семьях Атрея, Пентея… не говоря уже о Медее.

— Право, Хэл, вас послушать — так Ричардсоны запекают младенцев в пирогах, убивают своих отпрысков из мести или вообще страдают от безумия, насланного богами.

— Что ж, история с Утратой имеет явный привкус пирога с младенцами.

Когда Хэл вошел в кабинет сэра Генри, Дафна рассказывала, а крестный слушал ее с пристальным вниманием. Он махнул Хэлу рукой, чтобы тот садился. Потом прервал Дафну:

— Да-да, Дафна, понимаю, тебе не обязательно сообщать подробности. Я знаю все о «Полфри-фарфоре». Начать с того, что именно я рекомендовал твоему брату приобрести компанию. Я не вижу, в чем проблема. Это всего лишь фарфор, в нем нет ничего особенного.

— Генри, если наша страна продает…

На сей раз Дафну прервало появление Роукби.

— Прошу простить меня, миссис Вульф. Сэр Генри, к вам с визитом мистер Рексхем. Он говорит, что вы его ждете.

— Скажите ему… Нет, попросите его сюда… Дафна, перестань сверкать глазами. Майкл — здравомыслящий молодой человек, работает в авиастроительной промышленности. Ему наверняка известно нечто любопытное о том, что именно немцы желали бы прибрать к рукам. Несколько дней назад мы имели с ним беседу об иностранцах, скупающих британские компании для своих целей. Давай послушаем его соображения.

Дафна, планы которой были временно нарушены, напустилась на Хэла:

— А ты не сиди тут молча, делая вид, что это не имеет к тебе отношения. Пора бы тебе уже обрести чувство моральной ответственности.

Черт бы ее побрал, подумал Хэл. В конце концов, «Полфри-фарфор» — фабрика, производящая фарфор, а не завод бомб и снарядов. Потом ему вдруг вспомнилась мелькнувшая в прессе история, немало позабавившая людей из его окружения — о рабочем с фабрики по производству садовых тачек в Руре. Парень воровал отдельные детали и относил домой, чтобы потом собрать себе тачку для сада; однако, закончив сборку, к своему удивлению, получил пулемет. Как знать, может, беспокойство Дафны не так уж нелепо?

Майкл внимательно выслушал сэра Генри и произнес:

— Немцы выходят на международный рынок, покупая все, что для них полезно. В данном случае вы могли бы предположить, что их интересует производство потребительских товаров, а желание купить фарфоровое производство свидетельствует о стремлении к миру и процветанию. Но вы ошибетесь. У них есть специальная группа, прочесывающая патентные бюро в поисках нужных им разработок — это я знаю достоверно. Немцы утверждают, будто покупают авиамоторы для строительства гражданского воздушного флота. Чепуха. Мои приятели, которые сделали своим бизнесом специально вникать в данные проблемы и получать информацию, рассказывают совершенно иное.

Он уставился в потолок, и Дафна посмотрела на него с одобрением.

— Фарфор — первоклассный изолятор, — внезапно промолвил Майкл. — Он применяется в сооружениях телеграфной связи. Вы сами видели фарфоровые изоляторы на телеграфных столбах с проводами.

Сэр Генри встрепенулся.

— Да, «Полфри-фарфор» такие производят.

— В самом деле? Ну вот видите. Множество парней, которым я доверяю, говорят, что коммуникации обеспечат победу в грядущей войне. Радиосвязь, кодирующие машины и тому подобное. Мне представляется, что фирма, выпускающая фарфоровые изоляторы разнообразных типов и размеров…

Дафна ликовала:

— Я же знала! Хэл, мы должны припереть Питера к стенке!

— Должны ли? — усмехнулся он. — Послушай, Дафна, почему бы мне не продать свои акции тебе? Тогда у тебя будет шестьдесят процентов и они ничего не сумеют поделать.

— Ты трус, Хэл. Намерен ускользнуть от ответственности, умыть руки. Вместо того чтобы заявить Питеру и Роджеру, что не станешь выступать с ними заодно, ты хочешь свалить все бремя их неудовольствия на одну меня.

— Но это самое простое и разумное решение!

— Желаешь отмолчаться. Терпеть не могу мужчин, которые отсиживаются в стороне! — сердито бросила Дафна. — Почему я должна потратить немалые деньги из-за того, что ты не собираешься выполнять свой долг?

— Я отдам тебе свои акции даром, Дафна.

— Ты встанешь и выступишь от своего имени, Хэл, — вот как ты поступишь.

О, скорее в Лондон, сказал себе Хэл. Здешние семейные дела — его семьи, а также запутанная семейная история Ричардсонов — делали сюжет шекспировского «Кориолана» или даже пьесы «Мера за меру» верхом незатейливости. «Царь Эдип»… Пожалуй, прошло уже порядочное время, с тех пор как «Эдипа» ставили в Нью-Йорке. Может, он сумеет сделать целый сезон древнегреческих пьес?

— Хэл, ты меня не слушаешь.

— Уверяю тебя, Дафна, я слышу каждое слово.

Эдвин, все еще возмущенный после стычки с дядей Солом, вышел в холл и собирался надеть пальто, когда услышал звук подъезжающей машины. Появился Роукби, отворил входную дверь и застыл в приветственном поклоне перед элегантной дамой. Эдвин с удивлением увидел Люси Ламберт.

— Великий Боже, Люси, как ты здесь оказалась?

Она скинула свои меха и расцеловала кузена в обе щеки.

— Здравствуй, Эдвин. Я не могла не прийти. Хотела позвонить, но вместо этого прыгнула в автомобиль и прикатила сюда.

— Мы всегда рады тебя видеть, Люси, но, по правде сказать, ты не могла выбрать худшего времени.

— Мой дорогой, какие бы трудности вы сейчас ни переживали, то, что я имею сообщить, безусловно, еще больше все осложнит. — Она повернулась к дворецкому. — Роукби, леди Ричардсон не должна узнать о моем приезде.

— Да, мадам.

— Хотя чувствую, та кошмарная ее служанка будет шнырять и увидит мою машину.

— По правде говоря, — сказал Эдвин, мягко увлекая Люси в направлении гостиной, где они могли поговорить без помех, — мне кажется, бабушка и Липп заперлись наверху и варят то, что Липп называет целебным отваром, а любой другой — ведьминским зельем. Ты хочешь видеть дедушку? У него сейчас Дафна Вульф и Хэл Гриндли. И еще один парень, которого ты не знаешь.