– Отбирал. Но я исправился.

– Ну, будь у меня столько времени на раздумывание о смысле существования, я бы тоже исправился.

– Грубите. А ведь я в целом прав. Да вспомните хотя бы Анатоля Франса – я его встречал, душа-человек, хотя и большой насмешник. «Человек – очень мерзкое животное, и человеческие общества потому так скверны, что человек их создает сообразно своим наклонностям».

– В целом – да. Но случаются благостные порывы. Примеры? Моцарт, Бах, Бетховен. Достоевский, Толстой, Чехов.

– Ваша правда. Кстати, я знал Моцарта.

– Вот это да. И сказать нечего.

– К сожалению, мне тоже. Ваш какой-то русский писатель, по-моему, Юрий Кузнецов, заметил: современник не вправе оценивать масштабность происходящих при нем событий. Масштаб живущих рядом с тобой личностей – тоже. Все становится ясно позже. Я разговаривал с Руссо, видел Людовика VI, беседовал с Дюма и с Гюго.

– Они, – вмешалась Кристина, – знали о вашей м… природе?

– Нет, конечно. Дюма в общении был вреден, казалось, несерьезный автор, такое бесконечное – в двадцатом веке появилось подходящее слово «конвейер» – производство сюжетов для самой низкой публики, прошло время – оказывается, отличный писатель! Представляете, с его мастерством какие бы сценарии он складывал для нынешнего Голливуда! Глядишь, и не умер бы по уши в долгах. Кстати, смотря с высоты прожитых лет, могу сказать, что все, что писатели чувствовали и предвидели, сбывалось, несмотря на кажущуюся фантастичность. И технические достижения, и тоталитарные режимы, и полеты в космос, и оружие массового уничтожения.

– И что нас ждет в будущем? – поерзав на стуле, спросила девушка. – Исходя из опыта прожитых столетий?

– Будущее вас удивит. Представьте демонстрацию обывателям в 1913 году любого фильма о современной войне. Представили? А детали – ну какая разница?

– У меня сегодня друг погиб, – перебил его Фролов. – И вообще-то, из-за вас. Так что ну вас со своими рыбками. Давайте к делу.

– Давайте. Вы снимете на видео, как я уничтожаю лекарство, а потом вы снимете мою смерть. Потом вышлете запись по адресу, который я вам дам, и она вскоре попадет к Отцу.

– Вы хотите инсценировать собственную смерть? Вам не поверят, а потом все равно найдут.

– Вы меня не поняли. Я действительно хочу умереть. Мне надоел этот мир. Мне надоели люди, их общество, а тех гениальных крупиц, которые производят некоторые выдающиеся представители человечества, слишком мало, чтобы наслаждаться ими в течение всего существования. И, наконец, я около шестисот лет не видел рассвет. Я хочу его, наконец, встретить. И я сделаю это.

– А зачем это мне нужно?

– Ну вы же хотите отомстить за смерть друга?

– А как мы найдем вашего суперсолдата?

– У меня есть план.

– Излагайте.

– Сегодня ночью я выпью глоток лекарства. Поеду на Воробьевы горы и увижу восход солнца. Затем пойду искать врага. Я чувствую любого вампира в радиусе километра. Днем он будет спать. Найду его, позвоню вам, вы приедете, мы вместе взломаем дверь, и вы его убьете. Он будет думать, что я тоже сплю, и не примет мер предосторожности.

– А почему раньше не нашли?

– Я настолько сузил круг поисков, что осталось совсем ничего. Ну и днем я его не выслеживал. А ночами он передвигался.

– И как же мы его будем убивать?

– Будем вместе. Хоть я и рыцарь и не могу убить другого рыцаря, кроме как в бою, но пора на это махнуть рукой. С годами правила ведения войн сильно изменились. К тому же – мы ведь не хотим, чтобы завтра погибло множество молодых женщин? Вы можете представить себе целый самолет вампиров-убийц?

– Бр-р! И представлять не хочу.

– Тогда договор?

– Договор.

– Но это не все.

– А что еще?

– Потом у меня дома вы включите камеру и перед ней… умертвите меня.

– Как?! – майор даже вскочил. – Будет запись, как я… э-э… умертвляю вампира?! И как я вас буду умертвлять?!

– Сядьте, мой юный друг. Не горячитесь. Все продумано. Вы будете в маске, вас никто не узнает. Да и кому вы нужны, если уж на то пошло… А умертвить? Да просто. Проткнете мне моим же мечом сердце, а потом отрубите голову.

– Ни за какие коврижки!

– Жуть, – прошептала Кристина.

– И к тому же, – продолжил Роман, – в самый последний момент вы передумаете и разорвете мне горло.

– Я понимал, что вы станете возражать. На это у меня тоже есть предложение. Я вам заплачу.

– Не смешите. Нет таких денег, за которые я на это пойду. Думаю, вы столько и за шестьсот лет не накопили.

Де Грасси вытянул губы в трубочку, затем поиграл желваками. Поднял глаза кверху, будто что-то вспоминая, загнул один палец, другой, потом направил свой взгляд прямо на Петровича и твердо сказал:

– По состоянию на 20:00 сегодняшнего вечера в абсолютном денежном эквиваленте всех имеющихся активов за исключением недвижимости было 1 834 621 000 долларов США и 751 330 000 евро.

– Что? – оторопев, севшим голосом спросил Роман. – И сколько вы мне за свое убийство хотите предложить?

– Большие деньги развращают. Пропадает желание работать и служить обществу. У вас слишком паршивое общество, чтобы ему служить. Но работать каждому человеку желательно. Поэтому, думаю, миллиона хватит.

– Евро! – вдруг произнесла внимательно следившая за разговором девушка.

Барон стал так хохотать, что за соседними столами на их маленькую компанию оглянулись. Он покачал головой, наконец, успокоился и подтвердил:

– Евро.

– Подумать надо, – буркнул Роман.

Де Грасси приблизился к нему и прошептал на ухо:

– Ты что, не видишь, какая девочка? Не замечаешь, как она пожирает тебя глазами? Думаешь, после года-двух ей по-прежнему будет достаточно одних заверений в любви до гроба? Ей нужен твой круглосуточный рабочий график и рассказы про социальное зло, которое тебе будет каждый день встречаться? Не дурачок ли ты?

Де Грасси выпрямился, Петрович посмотрел ему в глаза.

– Сначала убьем графа, потом я скажу.

– Сначала скажете, – произнес барон, – затем я пойду искать. И вообще, найму сейчас автомобиль с тонированными стеклами и уеду в Питер. Или в Архангельск. Или в Салехард. В Надым. Солнца мало, воздух – свежий. А ваше человечество пусть гибнет. Что, не заслужило?

– Ладно, – кивнул головой Фролов. – Что дальше?

– Дальше – езжайте домой, отсыпайтесь. Я пойду готовиться к встрече рассвета. Встречу, порадуюсь. Приведу дела в порядок. Все остальные деньги передам в фонд по исследованию раковых заболеваний. Плюс нацежу пробирку собственной крови и от анонима вышлю ее для изучения. Думаю, это тоже им поможет. Самый глубокий сон вампира в летнее время – примерно в три часа дня. Значит, в два вы должны быть наготове. К этому времени я его найду. Приспособления для вскрытия металлических дверей не нужны – я залезу к нему через окно и открою вам изнутри. Ну и… Телефон не выключайте.

Он встал, поправил складки плаща, протянул ладонь с узкими длинными пальцами для пожатия. Петрович тоже поднялся.

– До завтра! – сказал барон.

– До завтра! – ответил Фролов и пожал его руку.

Она была холодна, как лед.

Когда барон ушел, Роман посмотрел на часы и схватился за голову. В девять надо быть на месте, выслушивать крик Слепчука. А еще нужно, очень нужно, перед таким важным завтрашним днем поспать.

– Я – домой, – сказал он Кристине и жестом показал официантке – «несите счет».

– А можно я с вами?

– Как это? – опешил следователь.

Девушка опять захлопала ресницами – казалось, вот-вот расплачется.

– Я одна боюсь, – произнесла она.

– Так езжайте к кому-нибудь.

– В три часа ночи?

– Но вы же слышали, что сказал барон – до завтра граф не появится.

– Сказал барон? А вы видели, что показал граф?

Так к Роману еще никто не навязывался. Хотя почему навязывался – нечего себе придумывать то, чего нет, дурак! Девушке на самом деле страшно!