Поэтому он согласно кивал головой и не роптал – если уж спутница жизни занимается бизнесом и зарабатывает больше тебя, больше твоего тратит на ребенка, сама покупает себе автомобили и наряды, за исключением праздников, когда ты все же приносишь что-нибудь приятное, стыдно требовать от нее выглаженных рубашек. Но иногда, нет-нет, проскальзывало сожаление, что не получилось так называемой «обычной» семьи.

В общем, как он вычитал в какой-то рецензии на книжку только что ему вспомнившемся Уэльбека: «От хищного механизма рынка человека могла бы защитить Семья. Однако семьи в прежнем понимании давно уже нет, ее уничтожили два фактора: упрощение процедуры развода и женская эмансипация (точнее, распущенность и карьеризм)».

Поглощая завтрак, Роман продолжал философские размышления.

Женщину, наверное, нужно не только любить, но и чувствовать. Знать про ее ПМСы, без споров отпускать к маме, самому отправляться с утра гулять с ребенком, когда ей хочется понежиться лишний час в постели – ведь она «тоже работает». Но так недолго превратиться из мужика, да не простого, а занимающегося розыском и поимкой убийц, способного одним ударом свалить наземь любого здоровяка, в послушную домашнюю собачку.

Когда люди надоедают друг другу до такой степени, что им рядом друг с другом и скучно, и противно, надо расходиться. Секс, который и раньше не казался искрометным, становится набором технических упражнений. Получив разрядку, супруги отворачиваются друг от друга и засыпают. И это жизнь?

Роман поставил пустые тарелку и чашку в раковину, пошел в спальню, снял с полки Паскаля Лене, очередного скучного француза, думающего, что своей прозой он раскрывает тайны бытия, а на самом деле пишущего автобиографическую повесть о нелегких, но таких чарующих днях своей юности. Но больше читать нечего. После двух-трех страниц строчки начинают прыгать пред глазами, а мысли, подгоняемые похмельным возбуждением и дозой кофеина, бегают вдали отсюда.

Развод стал бы облегчением, если бы не тоска по ребенку. Казалось, что уж два раза в неделю они будут видеться обязательно, но принимаем во внимание его командировки, совместные путешествия бывшей жены и дочери, ее попытки «создать новую семью» и, соответственно, поездки на дачу со своими весьма многочисленными родственниками, ребенком и новоиспеченным влюбленным – получается то раз в две недели, то раз в три, то вообще перерыв в месяц.

«Влюбленный»… «Маша! (Даша, Глаша, Саша, Наташа). Он мне сказал, что меня ЛЮБИТ!» Конечно, когда мужику что-то надо, он скажет все, что угодно, пусть и скрипя зубами. Да, твоя мама – человек исключительных качеств, а главное, необыкновенной доброты. Конечно, я на тебе женюсь. Машина? Куплю через месяц. Пока часть денег в акциях «Газпрома», другая – на депозите в Монако, никак не вынуть, сама понимаешь. Все – в деле. Но потом!.. Что, я вчера назвал тебя в постели «фригидным бревном»? Ну, что ты, милая, это я спьяну. Обещаю: больше ни-ко-гда не буду пить! Спорт, спорт, спорт. Конечно, люблю. Конечно, единственная на свете…

Женщины слышат лишь то, что хотят слышать. И – милые дамы – если уж Штирлиц смог объяснить Мюллеру, откуда взялись отпечатки его пальцев на чемодане русской радистки, то неужели ваш любовник не докажет случайность появления презервативов? К тому же если у полковника Исаева по объективным причинам не было возможности прекратить поток извергаемых в его адрес обвинений, сорвав с шефа гестапо одежду, повалив его на пол и заткнув рот жаркими поцелуями, то у ваших сожителей такой ход – всегда в запасе. Несколько минут глубоких ритмичных фрикций, и – «конечно, милый, я тебе верю». Да и мысль в подсознании – «буду кочевряжиться, останусь одна» – сидит прочно.

Не идет книжка, мешают посторонние мысли. Вскочил из постели к висящей в углу груше, джеб, джеб, и – бах! – прямой правой вразрез между перчаток предполагаемого врага!

Боль сразу же прострелила плечо. Вот дурак, не размявшись, полез…

На прикроватной тумбочке заплясал мобильный. Воскресенье, полдевятого утра, кому неймется?

– Да! – крикнул в трубку.

– Петрович! – раздался голос его сослуживца Леньки, с которым, в основном, ему и приходилось работать над делами. – Просыпайся!

– Я уже давно на ногах.

– Знаю я твои ноги… У нас двойное убийство…

– Адрес?

Товарищ продиктовал, Роман взял тут же лежащую ручку, быстренько записал.

– Я буду через полчаса, максимум минут сорок. Из машины наберу, расскажешь подробнее.

– Да мне самому ехать еще минут двадцать.

– Ну, если будешь раньше меня, позвонишь, расскажешь.

– О, кей!

Отключив телефон, он принялся одеваться. «Униформа» обычная, недаром товарищи прозвали его «пиджак». И в дождь, и в снег, и летом, и зимой – одно и то же: рубашка, брюки, пиджак.

Схватил сигареты, ключи от машины, обулся, выскочил на улицу. Только б не «запер» никто. Дворик маленький, благосостояние жильцов дома неуклонно повышается, парковаться негде, но если Рома при отсутствии мест оставит машину на дороге у обочины, то ребята в страхе за свои «пежо» и «хендаи» заблокируют весь двор, иногда действительно фиг выедешь. Но сегодня повезло.

Он выехал на личной скромной «десятке» на Удальцова, сразу повернул по направлению к Мичуринскому. В будние дни он за руль не садился. «Корка» позволяет нарушать правила и не тратить время на гаишников, но будь у тебя хоть двадцать корок – все равно, пока, например, зимой, поворот на Вернадского выстоишь, в метро, может, и до нужного места доедешь. Поэтому спокойно оставлял автомобиль на месте, а сам шел до станции пешком – вот тебе и моцион.

Под Новый год на одной из вечеринок Кристина познакомилась с Георгием. Вообще вспыхнувшее чувство помешало ей понять, что в жизни его волновали только модные шмотки и собственный «ауди-ТТ», подружки восхищались им.

Вскоре он предложил переехать к нему.

Мама, конечно, высказалась против, но Кристине все меньше хотелось жить в этих надоевших стенах. Тем не менее, поддавшись ее уговорам, девушка не стала брать все свои вещи, ограничилась только зимней одеждой.

Рождество она по традиции отмечала у отца на Новой Риге. Появился повод представить ему жениха. Георгий нервничал, но отец сразу накачал его коньяком, и тот расслабился. После ужина весело провели время, всей толпой играли в снежки и лепили снежную бабу.

Когда она спросила у отца, в какой комнате они будут спать, ибо обычно он определял ее вместе с младшим братом, а теперь она приехала с любимым, папа сказал:

– Как всегда.

– А Георгий?

– Чему ты так удивляешься? Не могу я в своем доме родную дочь в одну постель с мужиком класть.

– Что за предрассудки? Он мой жених!

– Жених? – скрипнул зубами отец. – Он тебе предложение сделал?

– Нет. Еще…

– Вот когда сделает – в чем я сомневаюсь – тогда и выделю вам комнату.

Кристина возмутилась.

– Во-первых, мы живем вместе! И как ты догадываешься, спим! Поэтому почему мы не можем в рождественскую ночь быть в одной кровати, я не понимаю! А во-вторых, почему это ты сомневаешься?

– Тебе любовь разум замутила, а я все вижу. Он за ужином глазами всех лиц женского пола старше пятнадцати раздел, облизал и поимел. Зачем тебе такой красавец?

– Я на его красоту внимания не обращаю.

– А другие обращают. И будут обращать. Он рядом с тобой не задержится.

– По себе судишь?

– Дочь, я тебя умоляю! Все, что произошло между мной и твоей мамой, мы уже сотню раз обсуждали! Я просто жизнь знаю и сразу тебе говорю – не будет у вас долгого семейного счастья! На красоту внимание не обращаешь! На что обращаешь? На личные качества – преданность, заботу, внимание? Или на ум, интеллект?

– Да!

– Ну и о какой последней книге, которую он читал, твой Жора отозвался с восторгом?

– Он… он…

– Он книжек не читает! Их по телевизору не показывают! Да и слишком много времени уходит на прическу! Ладно, оставим этот разговор, а то еще поссоримся. Спишь в одной комнате с братом – и точка.