– Я помогу, – произнесла Кристина.
– Я знал, что этому бравому центуриону понадобится помощник. Но вернемся к нашим баранам. Деньги здесь, – и он показал на незаметно приютившуюся в углу дивана небольшую сумку.
– Что-то сумка больно мала, – заметил Роман.
– Да ну? – возразил хозяин и открыл ее. – Двадцать пачек по пятьдесят тысяч, купюры номиналом в пятьсот евро – все честь по чести. И вот еще держите, – он протянул Петровичу кусок черной ткани.
– Что это?
– Маска. Вы же не хотите, чтобы ваше лицо стало известно всем вампирам мира?
– Не хочу, – ответил следователь и натянул ее себе на лицо.
«А что? – подумал он. – Удобно».
Кристина засмеялась.
– А вам, мадемуазель, – сказал барон, – придется побыть в другой комнате. Зрелище будет не для ваших глазок, – и показал ей проход. Если первая комната служила кабинетом, то вторая – явно гостиной.
Девушка послушно кивнула, показала Фролову два сжатых кулачка – «держись», и присела в глубине следующего помещения на краешек стула.
– Барон… – начал было Петрович.
– Зови меня Филипп.
– Филипп! Ты уверен в том, что ты делаешь?
– Уверен, Роман! Уверен как никогда! Я сегодня видел солнце! Оно всем дарит жизнь! Производит процесс фотосинтеза, дает тепло ранее мертвой планете! А нас, вампиров, оно убивает! Значит, нас не должно быть! НЕ ДОЛЖНО!
Барон подошел к штативу, снял с него камеру, сунул в руки майору:
– Пошли снимать кино.
– Куда это?
– В туалет.
– В туалет?
– Конечно.
Дошли до самого конца коридора. Де Грасси включил яркий свет и засмеялся:
– Смешно. В первый раз тут электрическим светом пользуюсь. Снимай.
Роман поднял камеру, направил на вампира, тот пощупал себе кадык и произнес в объектив:
– Здравствуйте, друзья! Я отправляю вам это послание не в надежде, что вы образумитесь, а для того, чтобы вы просто прекратили ваши бесплодные попытки добыть ЭТО, – тут он достал из кармана склянку и с ехидным хихиканьем вылил ее содержимое в унитаз. – Понравилось? А теперь еще один штрих! – и он нажал на спуск, жестом показав неумелому оператору – снимай уходящую в канализацию воду!
Петрович проделал то, что просили.
– Нажми на паузу! – скомандовал де Грасси.
– Нажал. А что теперь?
– Теперь идем.
– А по-французски повторишь? Тебя же не поймут.
– А по-французски я все написал. Поймут.
Они вернулись в комнату, хозяин забрал камеру, водрузил ее на штатив, внимательно посмотрел на дисплей, процедил сквозь зубы «отлично!» и встал напротив.
– Пузырек отдай, – произнес Роман.
– Зачем?
– На стенках осталось вещество. Я его выброшу.
– Вот что значит опыт, – улыбнулся барон.
Но, несмотря на шутки, его и так не слишком смуглое лицо все бледнело и бледнело.
Фролов достал из кармана маленький пластиковый мешочек, открыл его:
– Бросай!
Проделав это, Де Грасси потом повернулся к столу, выдвинул ящик и подал гостю странное металлическое приспособление.
– Что это? – удивился тот.
– Ошейник. Я не знаю, не взыграют ли в последнюю секунду мои инстинкты. А металл я прокусить не смогу.
– Веселенькое известие! Ну, а сниму я его потом как?
– Да, вот так он закрывается, – и барон показал, – а вот эдак открывается. Мое изобретение!
– Гений.
– Да, есть чем гордиться. Но еще больше – чего стыдиться.
Так же из ящика барон извлек наручники, завел свои руки за спину и защелкнул их.
– Мало ли… – произнес он, встретив взгляд Романа.
Петрович закрепил на шее защиту. Металл не был холоден, но ощущения появились еще те.
– Теперь вынь из ножен меч, – Фролов повиновался. – Когда я скажу, протыкаешь мне сердце. Затем отрубаешь голову, ждешь, пока исчезнут все следы, и идешь домой. Все замки электрические, открываются кнопкой. Не забудь все двери за собой захлопнуть. Готов?
Следователь вынул меч, до боли в пальцах сжал рукоятку.
– Готов!
Вдруг вампир встал на колени и начал молиться. Молитва получилась длинная, но он ни разу не сбился. Роман расслышал нечто вроде «Beati qui in Domino moriuntur!»[6]. Скоро де Грасси закончил, поднял на майора полные вселенского отчаяния глаза и произнес:
– Нажми «play».
Петрович нажал.
Барон направил взгляд в камеру и сказал:
– Ухожу по доброй воле, мне изначально не нужно было соглашаться на то, что сделали с несчастным бароном де Грасси в 1415 году. Я лишний на этом свете. И все вы – горите в аду! Давай, – крикнул он, направив взгляд на Фролова.
Роман сделал вперед два шага и замер в нерешительности.
– Давай! Ну! – зарычал барон.
Майор размахнулся и воткнул ему меч в грудь. Лезвие острием легко пробило грудину, с еле заметным сопротивлением. Хлынула черная кровь. Де Грасси вдруг оскалился, показались длинные клыки, он страшно завыл, его тело стало биться в конвульсиях.
– Ну, что же ты! – кричал он. – Быстрей! Мне больно!!!
Роман выдернул меч, и от плеча, как в прошлый раз, отрубил вампиру голову. Туловище и голова стали шипеть, как будто до десяти секунд ускорился процесс гниения – и вот только смокинг с дыркой и лежавшие на полу наручники напоминали о том, что здесь только что стоял их обладатель. Петровича трясло. Он дрожащими пальцами с трудом нажал кнопку «stop»
«Кристина!» – вспомнил он, бросил меч и кинулся в другую комнату. Она сидела, вжавшись пальцами в сиденье стула, ее лицо было белее мела. Он кинулся к ней и стал целовать ей щеки, глаза, нос, лоб, волосы, губы.
– Прости, прости меня! Прости, что привел тебя сюда!
Она сдавила его плечи двумя руками.
– Не извиняйся. Сама, дура, напросилась. Пошли отсюда скорей.
– Надо закончить.
– А-а… Я чуть не забыла. Тогда давай закончим.
Они вошли в комнату. Фролов расстегнул ошейник, бросил его на диван, затем снял камеру, подключил ее к компьютеру. Разбираться было тяжело, но девушка приблизилась к монитору и через тонкий платок быстро защелкала мышкой. Узкая трубочка внизу экрана наполнялась – загружался файл. Кристина оглянулась, он кивнул. Девушка нажала «send». Письмо ушло. Она выпрямилась, сказала:
– Ни минуты не могу здесь оставаться.
– Подожди, – он платком протер стол, прошел в гостиную, вытер стул, вернулся, взял со стола бокалы и положил их в тот же пакет, что и склянку.
– Зачем? – спросила подруга.
– Отпечаток губ – как отпечаток пальцев.
– Понятно. Коньяк забери.
– Точно?
– След пребывания людей.
– А кто кино снимал?
– Например, другой вампир.
– Хорошо.
Он повесил на плечо сумку с деньгами, всунул в нее бутылку, выключил за собою свет. Поочередно открыл и закрыл все двери. У лифта натянул шляпу, ее попросил набросить на лицо платок. Теперь она не смеялась.
Вышли из дома, сели в машину, он завел двигатель. Только когда отъехали на приличное расстояние, она положила ему голову на плечо и произнесла:
– Меня до сих пор трясет. Сегодня ночью надо напиться. А потом любить друг друга до потери сил, чтобы забыть весь этот кошмар.
– Я согласен.
– Я так рада, что тебя встретила.
– А я – еще больше.
– Мне кажется, я влюбилась в хорошего человека.
– А я – в лучшую на свете женщину.
– Не обижай меня никогда.
– Не обижу.
– А я всегда буду тебя любить.
– И я всегда буду тебя любить. Подожди, – он вдруг резко затормозил.
– Что случилось?
– Одну минуту, – он опять натянул перчатки, которые снял перед тем, как сесть за руль, перегнулся на заднее сиденье, достал из пакета пузырек и вышел наружу.
В небе сияли звезды, дул освежающий ветерок. Мимо проносились редкие машины, горели огни витрин. Он нашел урну у остановки общественного транспорта, размахнулся и с силой швырнул в нее склянку. Послышался звук разлетающихся осколков. Серо-оранжевый зев поглотил остатки лекарства, созданию которого Наставник посвятил три с половиной тысячи лет.