Разговор перекинулся на экономические темы. Торба поделился своими неурядицами, обматерил правительство, обрекшее науку на вымирание, а Голобабенко вызвался свести его с нужными людьми, которые живо помогут поправить материальное положение.

Договорились свидеться в спокойной обстановке и обстоятельно покалякать.

— Помнишь пивзал на Колхозной? — предложил Петя.

Еще бы не помнить! Они частенько наведывались в этот прокуренный, битком набитый сарай, получивший меткое название «Мир животных». С каждым годом он становился все гаже и непотребнее. Стеклянные банки пришли на смену канувшим в небытие кружкам, стойкий запах вареных креветок и рыбьей шелухи, казалось, навечно въелся в потные стены.

— Колоритное было местечко. Небось, к креветкам теперь и не подступишься… Там все такая же грязь?

— Увидишь — не поверишь. Настоящий лондонский паб. Латунные краны, дерево все под лаком, а пиво, — Голобабенко глаза закатил, — какое душа пожелает! Хошь «Пильзень», хошь «Жигули». Даже «Карлсберг», и тот бочковый. Про закусь лучше не спрашивай: раки, соленые сухарики, моченый горох. И креветки не как раньше — размазня на воде. Отборные, свежие, с огурец величиной и отварены до кондиции. А на цены наплюй. Фирма за ценой не постоит.

Фирмой он называл свой «почтовый ящик», который благодаря современной организации труда и международным связям не только вписался в рынок, но, можно сказать, процветал. Специалист уровня Торбы получал, как со значением подчеркнул Петя, «на западном уровне». Консультации на стороне оплачивались соответственно.

Намек прозвучал заманчиво.

— Подумать только, — обрадовано вздохнул Торба, — еще секунда, и мы бы могли разминуться.

— Я удивляюсь, как мы раньше не встретились, Владик. В твоих краях я довольно частый гость. Скоро сам перееду.

— Знакомая? — понимающе подмигнул Владислав Леонидович.

— Таких знакомых, как говорится, дюжина в каждом порту. По работе часто приходится бывать. Тут же кругом сплошная наука: Физпроблемы, ФИАН, Физхимия, Химфизика — полный набор.

— Вы с ними на хоздоговорах?

— По-разному…

Поскольку друг дал понять, что чемоданчик у него не пустой, а о дальнейшем догадаться было нетрудно, Владислав Леонидович не стал докучать лишними вопросами. Мужская солидарность — это святое. На его месте он бы давно поспешил распрощаться и нырнул в подъезд, где его, должно быть, заждались.

Петя, однако, растроганный встречей и воспоминаниями, оказался настолько любезен, что проводил приятеля аж до трамвайного круга и долго стоял, помахивая рукой, пока тот не исчез вместе с собакой на проспекте Вернадского.

Бар, сияющий неоновой вывеской «Джон Ячменное зерно», превзошел все ожидания. Торба не помнил, когда разговлялся последний раз с таким удовольствием. Высосали кружек по шесть, не менее. Посидели душевно, наговорились всласть. Голобабенко, не моргнув глазом, оставил триста тысяч.

Деловые вопросы решались незаметно, как бы сами собой.

— Ты ведь занимался радиационной защитой? — спросил Петя, в общих словах обрисовав задачу, над которой билась его лаборатория.

— Уже завлаб! — позавидовал белой завистью Владислав Леонидович. — Доктор?

— Даже не кандидат.

— Как же так?

— У нас плюют на дипломы. Лишь бы котелок варил. У меня только в одном секторе три кандидата. Нынче степеням почтения нет… Если бы ты взялся сделать для нас контейнер, очень бы меня выручил.

— Готовые тебя не устраивают?

— В некоторой степени, — замялся Голобабенко. — У нас особые требования… Кстати, не подскажешь, где можно без хлопот приобрести?

— Завод «Электроаппарат» знаешь?

— Который в Екатеринбурге?

— Он самый. Они отказались от поставщиков и все делают сами.

— Дельная наводка. У тебя там кто есть?

— Должны быть ребята.

— Сведешь?

— Без проблем. Но ведь придется слетать?

— И слетаем. Сможешь взять недельку за свой счет?

— Хоть месяц. У нас это поощряется. В прошлом году принудительно в отпуск спроваживали.

— И все дела. Остальное — моя забота… Не помнишь случайно, на какие параметры они рассчитаны, ихние контейнера?

— Понятия не имею. Тебе-то, что нужно?

Голобабенко выдрал из записной книжки листок и набросал несколько цифр по всему комплексу излучений: альфа, бета и гамма.

— А нейтроны? — спросил Торба.

— По максимуму.

— Какой у вас источник?

— Когда как, — Петя явно чего-то не договаривал, секретил. — Цезий, кобальт, иногда стронций.

— Красиво жить не запретишь. Но зачем такие высокие дозы?

— Совершенно новые технологии. Не успели еще запатентовать, так что сам понимаешь…

— Можешь не объяснять. Я двенадцать лет на режиме… Боюсь, что готовые вас не устроят.

— Как же быть? Усовершенствовать хотя бы можно? Усилить защиту?

— Смотря для чего: хранение, транспортировка… Или вам в сборке требуется?

— Самое узкое место — транспортировка.

— Да, здесь требования особенно жесткие, — Торба задумался. Расслабленная пивными парами голова покруживалась, но не такой это был вопрос, чтоб на нем споткнуться. — Усилить, само собой, можно, только это здорово утяжелит конструкцию: дополнительный слой свинца, композитная оболочка…

— Разработаешь? Только, чтоб все было чисто и вес оставался в пределах.

— В каких?

— Десять, максимум пятнадцать кило.

— Вы что, вручную таскать собираетесь? Источник такой мощности!

— Нам далеко не надо, в ближнее Подмосковье, а спецмашину приобретем.

— Ну если так, попробую посчитать. Только имей в виду, что щелкать все равно будет. При стопроцентной защите масса подскочит за центнер… Японскую керамику достать можете?

— Любую.

— Тогда есть шанс, что получится.

— Я и не сомневался, что ты найдешь выход! — обрадовался Голобабенко. — Сама судьба нас свела. А это в качестве маленького аванса, золотая ты моя головушка, — он вынул толстенный бумажник и, покопавшись, выложил на заставленный полными кружками столик пять новеньких бумажек с портретом Франклина, который был не только отцом-основателем Соединенных Штатов, но и выдающимся физиком.

Банкноты были с вертикальной полосой и датированы 1993 годом.

С той счастливой для Торбы встречи деньги стали поступать в его карман почти регулярно. Петя незамедлительно расплачивался за каждое выполненное задание, будь то расчеты или такая пустячная услуга, как звонок нужному человеку. И всегда баксами, и всегда первозданной свежести. Уж не фальшивые ли, грешным делом заподозрил Владислав Леонидович. Набравшись храбрости, он сунул сотенную в прорезь ближайшего обменного пункта и без лишних слов получил свои полмиллиона.

Месячный оклад за ерундовые номограммы по дозиметрии, которые он вычертил на миллиметровке за один вечер! И никаких налогов и ведомостей.

В Екатеринбург прилетели не на каком-то «Илюшине» или «Туполеве», а на «Боинге-737» акционерной компании «Аэронавтика», в бизнес-классе. Вот уж где сервис был «на западном уровне»! Кормили на убой: икра, лососина, шампиньончики. Выпивки, хоть залейся: «Камю», «Белая лошадь», про пиво и говорить нечего.

Новая жизнь явно пришлась по вкусу Владиславу Леонидовичу. Гостиница на улице Шенкмана, или как она там называлась, тоже была частной. Не гостиница в строгом смысле, а квартира с полным пансионом и обслугой, принадлежащая шараге Петра.

Пока — «тьфу-тьфу!» — все шло, как по маслу. Боб Володин врубился с полуслова, назначил время и обещал полный саксес.[7] Однако прошло уже двадцать минут, а за окном, куда забрали паспорта, было глухо.

— Не понимаю, в чем дело! — нервничал Торба. — Ерунда какая-то.

В принципе волноваться не стоило. На заводе, где постоянно работали над каким-нибудь институтским заказом, ему приходилось бывать не реже одного раза в год. Правда, по командировке со всеми печатями и подписями. Сегодня такой бумажки при нем, увы, не было. Но не может же из-за такого пустяка сорваться вся затея с контейнерами! В крайнем случае, если не пропустят на территорию, Боб как-нибудь догадается выйти.