Когда они добежали до следующего освещенного угла, женщины с ними не было. Как не было на этом углу и ни одного журналиста, а молодые люди, занимавшие здесь позицию, смотрели на Лукаса с неприятной подозрительностью. Он уже начал подумывать, не придется ли ему теперь объявлять противоположный символ веры: «Я не еврей». Дважды отречься от себя, каков он есть, в течение одной ночи было слишком даже для Лукаса. Тем не менее люди шли на такое во время священных войн. Чтобы противостоять подобной низости, и придумали шибболеты — тайные пароли. Где-то над городом, объятым мятежом, пропел петух.

Но хорошо было то, что Лестрейд говорил по-арабски и сейчас воспользовался своим умением, да еще с энтузиазмом. К несчастью для Лукаса, невозможно было предположить, какую смертельно обидную бессмыслицу мог ляпнуть такой человек.

Ожидая, каким практическим результатом обернется болтовня Лестрейда, он увидел молодую женщину, подошедшую со стороны улицы, на которой Фотерингил и его компания оживленно перестреливались сами с собой в темноте. Женщина была высокой, черноволосой и довольно привлекательной.

Вместе с ней, размахивая палкой, шел Ибрагим, гид-палестинец, которого она умудрилась оставить при себе. Первой мыслью Лукаса было, что старик обойдется ее работодателям в кругленькую сумму. После — если будет это «после» он потребует по крайней мере вдвое против того, на что первоначально согласился.

Женщина оглядывалась через плечо. Сзади, на углу, происходило какое-то движение и снова появились огни — огни, похожие на армейские.

— «Голани», — сказала она. — Занимают улицу.

Значит, Фотерингилу и его эрзац-отряду придется исчезнуть и он с Лестрейдом спасен на какое-то время. Нет, действительно, надо ему сделать что-то хорошее для «Голани». Статью написать похвальную.

— Слава богу! — вздохнул он. Барух ашем!

Англичанка-журналистка презрительно наморщила носик:

— Вы благодарите Бога за «Голани»? Должно быть, увидели в них что-то, чего я не увидела. Вы, конечно, американец, я права?

Нет, не американец, сказал себе Лукас. Он старался думать о чем-нибудь менее неприятном.

— Там израильские террористы, которые убивают людей, — сказал он. — Они пытались убить нас. У «Голани», по крайней мере, строгая дисциплина.

Видно было, что молодую женщину его слова не убедили.

— Если не верите мне, спросите вашего соотечественника.

Но Лестрейд был занят: он с увлечением рассказывал молодым палестинцам о том, что приключилось с ним и Лукасом, и те слушали его с восторгом. Лестрейд, понял Лукас, или небывалый идиот, или жуткий пройдоха. Порой срабатывало одно или другое, пришел он к выводу, но было вполне возможно обладать и обоими качествами вместе.

— Я очень хотела бы поговорить с ним, — ответила молодая женщина. — Где вы были, когда все это началось?

— Я интервьюировал доктора Лестрейда. Я тоже журналист. Меня зовут Крис Лукас.

— Салли Коннерс, — представилась молодая женщина. Рукопожатиями они не обменялись.

Он увидел, что она собиралась задать ему вопрос о Лестрейде, но решила не делать этого. Казалось, ей не хотелось расспрашивать иностранца — американского почитателя бригады «Голани», да еще о соотечественнике. Честно, но непрофессионально.

Между тем гид-палестинец явно разрывался между страхом, как бы Лукас не оказался его конкурентом, и жаждой увеличить свой гонорар. Все же, подумал Лукас, было бы очень полезно иметь рядом палестинца, особенно такого известного, как Maître Ибрагим. Среди прочего старик был защитой своей группе. Лукаса раздражало, что он не единственный из журналистов свидетель этой истории, особенно не хотелось делиться с англичанкой. С другой стороны, его «эксклюзивные» сведения больше были источником неприятностей, чем преимуществом, и уже не относились к делу. Небольшое сотрудничество и подтверждение каких-то фактов — это не обязательно плохо. Чем больше он об этом думал, тем яснее ему становилось, что он никогда не подберется к Хараму без помощи палестинца и кто-то должен будет заплатить тому в несколько раз больше обговоренного.

Закончив потчевать своими недавними приключениями собравшихся вокруг него палестинцев, доктор Лестрейд снизошел до ответов на вопросы Салли Коннерс:

— Итак, я в большой спешке собирал вещи. Затем появился он, — кивок на Лукаса, — а тот, кто должен был меня отвезти, оказался… ну не знаю…

— Доктор Лестрейд — специалист по устройству Харама, Храмовой горы и святых мест под ней, — сказал Лукас. — Поскольку так много людей чувствуют, что Харам того гляди взорвут, он должен был уехать, чтобы не быть замешанным в конфликте. Я верно представляю ситуацию, Лестрейд?

— Мм… нет, — сказал Лестрейд. Подумал секунду. — Или да. Я имею в виду, что никто не собирается взрывать Харам. Вздор желтой прессы. Местные слухи. Это исследование, проводимое американскими религиозными фанатиками.

— Взрывать Харам? — спросила Салли Коннерс.

Лукас предоставил ей пытать Лестрейда, который на ходу сочинял нескладную историю, представляя себя ничтожной щепкой, подхваченной бурным потоком событий. Он заметил, с каким нетерпением ждет старик-гид, боящийся, что его клиенты растворятся среди всего этого хаоса. Стрельба участилась, над Армянским кварталом Божественным знамением взлетела в небо осветительная ракета. Кто-то выстелил из ракетницы, потому что имел ракетницу и момент был подходящий, чтобы ею воспользоваться. Люди на углу, где стоял Лукас, опасливо пригнулись.

Лукас сказал на ухо Ибрагиму:

— Все репортеры ищут Салмана Рушди[450]. Каждый знает, что его привезли сюда. Но никто не знает, где он.

Ибрагим спокойно посмотрел на Лукаса; его невозможно было удивить каким-то сообщением, даже самым невероятным. Он тут же присваивал любые сведения и оценивал их не с точки зрения достоверности, а исходя из того, за сколько их можно продать.

— Его видели в аэропорту, — продолжал Лукас торопливо и доверительно, — в сопровождении американских и израильских телохранителей. Не считаете ли, что он приехал для того, чтобы собственными глазами увидеть разрушение святых мест?

Без сомнения, такая интерпретация гиду понравилась. Его выцветшие заискивающие глазки гневно и алчно вспыхнули. Следующие его слова были пророческими.

— Он здесь, — заявил он. — Я видел его.

— Думаю, — высказал предположение Лукас, — израильтяне и американцы сделают его муфтием или вроде того. И он одобрит новое строительство «Купола скалы» и Аль-Аксы в Мекке.

— Верно! — согласился старый эрудит. — Но все еще сложней. — Он возвысил голос. — Салман Рушди! — кричал он. — Рушди пришел!

На мгновение все обомлели, потом собравшаяся молодежь принялась вопить и рвать на себе одежды.

— Салман Рушди? — спросила Салли Коннерс. Она была раздосадована тем, что постоянно приходилось менять точку зрения на происходящее. — Что за бред!

Ее высказывание было принято неодобрительно. Собственный гид рассердился на нее.

— Он здесь! — орал Ибрагим. — Он пришел!

Сония попыталась пойти по следам собственных сандалий на пыльном полу. Следы скоро пропали среди других следов и влажных пятен на камне. Она уже не помнила, что было под ногами там, где она прошла, — каменная кладка или просто каменистая земля. Она попробовала медленно, внимательно вернуться назад, потом несколько раз интуитивно бросалась очертя голову в разных направлениях. Но ни одна из попыток не вывела ее на свободу. Напротив, после двух таких попыток она почувствовала, что уходит еще дальше от безумного Джорджа и его фонаря.

— Джордж!

Что это, смех? Звуки странно искажались, проходя через стены, ходы и гроты.

— Джордж?

В некоторых гротах вообще не было слышно никакого эха. В других ее крик многократно повторялся, потом замирал на несколько секунд и возобновлялся в отдалении, постепенно затихая.