В то утро моросил дождь. Было так сыро, словно прохудившееся небо накрыло землю. На автостанции Егор сел в автобус до деревни. Попутчиков было немного, знакомых еще меньше. За всю дорогу он перекинулся с ними буквально парой слов.

Родители Егора не ждали, но приезду обрадовались. В родительском доме было тихо и сонно, в углах притаились сумерки. Они долго сидели за обеденным столом. На подоконнике топорщился мясистой елочкой столетник.

Отец с матерью за последний год постарели.

- Ладно, батя,- сказал Егор, когда старики вдоволь наговорились.- Я ружьишко возьму. Пробегусь по ложбинам.

Лес встретил его сумрачным рокотом. Стылый воздух поднимался из болотистых низин. Егор добрался до затянутого колючим шиповником зимника. Спустился в ложбину между двумя холмами. Здесь по сумеречному ельнику тек ручей. Вода в нем была темна и тяжела, как ртуть. Егор бросил рюкзак у комля вековой ели,  привалился к шершавому стволу. Над его головой сомкнулись мощные, почти голые ветви, слегка припушенные темно-зеленой редкой бахромой. Вода в ручье казалась застывшей, ее течение было незаметно, только доносилось с другого берега тихое журчание.

Егор плотней запахнулся в отцовский серяк и закурил. Дождь к этому времени прекратился. Под деревом было сухо, но от ручья шел колодезный холод. В этот час Егору не хотелось думать. Он выкурил подряд две сигареты, но чувствовал, что не насытился табаком. И еще он почувствовал, что задуманное свершится. Неуверенность в своих силах, которую он испытывал с утра, неожиданно отступила. Егор медленно поднялся с земли и пошел вглубь чащи.

Так соединяются противоположности: любовь и ненависть, трусость и самопожертвование, забота и отчужденность. Одни руки и одна душа для зла и добра. Жизнь порой заставляет человека сделать такое, что после не верится: как смог решиться?..

Он не задумывался о том, на что идет ради детей. Не задумывался и о том, только ли ради них пошел на это? Вопросы навалятся позже.

К вечеру похолодало. Дождь, бусивший с утра, незаметно превратился в жиденький снегопад. Из леса Егор вернулся к четырем часам.

- Вот и хорошо!- Обрадовалась мать.- Я только что баньку истопила. Погрейся…

- Батя где?

- К Фиме ушел. Прийти скоро должен.

- Мам, ты мне молочка только налей. Сходить кое к кому нужно,- сказал Егор, стараясь не смотреть ей в глаза.

- И не выдумывай!- Вскинулась мать.- Отец карпа поймал. Жареный вон на сковородке лежит,- она заговорила с ним как с несмышленышем.

- Я потом поем. Успею еще.

- Егорушка, не ходи ты к ней!- Испуганно сказала мать.- Не ходи…

- Да ладно, мам. Должен ведь я пацанов увидеть. Что же я, в деревню съездил и их не повидал?!

Он подошел к умывальнику.

- Ох, горюшко,- прошептала мать и сказала уже громко:- Ты карпика все равно поешь!

- Да ладно уже,- сквозь зубы пробурчал Егор. Он торопился уйти из дома до возвращения отца.

На улице пахло баней, едким дымком и распаренным березовым веником. Не смотря на раннее еще время, быстро смеркалось, и дома, и трактора возле домов, и лес за околицей погрузились в сумерки. Егор остановился на мгновение, словно прислушивался к ватной тишине, вдруг навалившейся на него со всех сторон. В воздухе пролетали редкие блеклые снежинки. Придорожная грязь, жухлая трава и почерневшие от сырости заборы тут же впитывали их. И только сейчас он почувствовал, что воздух пронизан не одним только запахом бани и остывающей земли. С неба струилась морозная снежная свежесть. Егор вдохнул полной грудью этот сложный, наэлектризованный живым духом воздух и на его лице вспыхнула такая же сложная, непостижимая улыбка.

В магазине он купил четыре бутылки водки, хлеб, консервы, конфеты и шоколадные батончики для пацанов. На улице надвинул на глаза кепку и натянул на голову капюшон. Он не думал о том, что может застать у Зинаиды посторонних. Как гвоздик вбил в душу эту уверенность. А со своей матерью Зинка разругалась так, что ненавидела ее теперь сильней Егора.

Во дворе яростно лаяла собака. Егор сжал челюсти и свернул к дому. В окне по обыкновению шевельнулась шторка, и на миг ему показалось, что за стеклом мелькнула расплывшаяся образина, словно языческий идол пронес топорный лик за тюлевыми занавесками. Егор толкнулся в запертые ворота и отступил назад. Цепняк во дворе бесился от ярости, утробно взрыкивал и гремел цепью.

- Да чтоб тебя!- Прошептал Егор и стукнул кулаком в угол дома.

Через секунду в дверях завозились, и недовольный голос осведомился:

- Кого надо?!

- Зин, ты чё, не узнала меня?- Спокойно спросил Егор.

- Кто там?!

- Прекращай комедию ломать!

- А, это ты…- Она затопотала по крыльцу, по дощатому настилу во дворе. Шаги были грузные, и он слышал ее тяжелую отдышку.- Ну, заходи!

Загремел запор, и воротина медленно откатилась в сторону.

За месяц что он не видел ее, Зинаида раздобрела еще больше. Черт знает, что с ней творилось? Рыжеватые волосы топорщились во все стороны, лицо стало жирным и бесформенным, еще более отталкивающим.

- Здравствуй, Зин.

- С какой такой радости заявился?!- Она смотрела на него пугающим взглядом уже неуправляемого человека.

- Не рада, что ли?

Собака на цепи от злобы крутилась дьяволом. Пена летела с ее черных губ во все стороны.

- Проходи, раз пожаловал,- Зинаида с места не сдвинулась, чтобы пропустить его – кубышка под завязку налитая нездоровьем.

Егор протиснулся между ней и воротиной. Когда их лица едва не соприкоснулись, улыбнулся. На лице у Зинаиды жилка дрогнула, словно судорога пробежала.

- Жена ты мне или как?..- Выдохнул Егор, подбивая клинышек.

Пес уже не мог лаять, хрипел как бешеный.

- Добрая собака,- скручивая вспыхнувшую ненависть, улыбнулся Егор.- У кого взяла?- И уже как бы про себя:- Быстро он к тебе привык.

- У Семы я Верного забрала,- с вызовом ответила Зинаида.

- Что?- Не сразу сообразил Егор.

- Верного, говорю, у Семы забрала,- повторила Зинаида и знакомо подбоченилась.

- Понятно,- еще раз пересиливая себя, улыбнулся Егор.

В доме было тепло и чисто. Свежая побелка стен и потолков напоминала снежок за окном.

- А где пацаны?- Спросил Егор, раздеваясь. Зинаида его опередила, уже прошла в комнату.

- Тебя испугались,- отозвалась оттуда.

- Это тоже понятно,- кивнул Егор.- Ну как ты, Зин?

Он уже отвык от своего дома. Запах в нем стоял чужой, незнакомый.

Зинаида молчала, была она какая-то вялая. Погода действовала, что ли?

Егор прошел в горницу, в одной руке держал пакет, другой приглаживал волосы. Но и здесь пацанов не оказалось.

- Я тут купил,- он остановился возле стола и принялся выкладывать покупки.- Это пацанам. Газировка вот. Хлеб. Консервы. А это нам,- со стуком поставил на стол бутылку.

- Что за праздник?- Без интереса спросила Зинаида.

- Не виделись давно,- отозвался Егор и пакет с остальной водкой поставил под стол.- Соскучился! Слушай, позови пацанов...

- Не выйдут они. Боятся,- было заметно, как Зинаида постепенно оживляется.- Сами выйдут. Потом.

Егор нерешительно шмыгнул носом и прошел к детской. В комнате было темно и тихо. Пацаны сидели на низких табуретах за низким столиком и молча смотрели на Егора. В темноте их глаза поблескивали как у котят. Егор осторожно задернул штору и судорожно перевел дыхание.

- А кто табуретки сделал?

- Сема со Степаном,- отозвалась Зинаида уже с кухни. Все что он выложил на стол, как корова языком слизнула.

Егор прошелся возле окон. С улицы в комнату падал сумеречный свет. Он подумал о том, как в темноте сидят притихшие пацаны, задернул на шторах занавески и зажег в горнице свет.

Зинаида на кухне грела суп. Здесь пахло рыбными консервами и свежеиспеченным хлебом.

- Как живешь, Зин?- Спросил ее Егор, свинчивая пробку с бутылки.

- Живу не тужу.- Она стояла к нему спиной. И, вообще, тщательно избегала его взгляда.

Егор взял в шкафу два граненых стакана, налил по половине.