Васька надулся.

– Не обижайся, я шучу, – нежно сказала Заваркина, отрываясь от монитора, – куда звонить в случае опасности, знаешь?

– Дяде Толе, – Васька важно достал из своего портфеля мобильный телефон и продемонстрировал его матери.

Зуля нахмурилась и спросила одними губами: «Что за „дядятоля“?».

– Нововведения в Васькиной безопасности, – холодно отозвалась Анфиса, – потом расскажу.

– Мам, давай не пойдем домой? – попросил Вася, когда они под вечер спустились вниз.

– А куда пойдем? – задумчиво отозвалась Анфиса.

– Вон туда! – мальчишка ткнул пальцем в разноцветный киоск и, долго не думая, потащил туда свою мать, крепко ухватив за руку.

Анфиса покорно последовала за сыном. Киоск, как оказалось, торговал замороженным йогуртом. В витрине-холодильнике лежали топпинги – крупные вишни в сиропе, шоколадные чипсы, карамельный и малиновый соусы, тягучее персиковое желе, свежая малина и ежевика. Аппарат, трудясь без остановки, укладывал йогурт в стаканчики аппетитными завихрениями.

– Можем посыпать кокосовой стружкой, – улыбнулась миленькая продавщица Васе.

– Это, Василий, какая-то девчачья еда! – развеселилась Анфиса. – Мы ж с тобой не девчонки! Пойдем лучше и правда бургер съедим.

– Пойдем! – обрадовался Васька и потащил ее в другую сторону. – Потом сюда вернемся?

– Вернемся, – Заваркина снова погрузилась в свои мысли.

– Мам, ты не лопнешь? – счастливо поинтересовался Вася, когда Анфиса заказала целую гору всякой жареной и вредной всячины.

– Я следующую неделю есть не буду, – пошутила она, вгрызаясь в долгожданный бургер. – Вась, а Вась?

– Чего? – отозвался Вася, старательно обмакивая картошку-фри в соус.

– Расскажи мне про Яичкина.

– А что рассказывать? Пришел какой-то и стал рассказывать, что в «Шреке» взрывают птичек и это плохо, значит «Шрека» надо запретить. Дурак какой-то!

– Почему? – заинтересовалась Анфиса.

Вася снисходительно посмотрел на мать.

– Никто не пойдет взрывать птичек, посмотрев «Шрека».

– Точно? – спросила Анфиса, улыбаясь Васиной серьезности.

– Сто пудов! – сказал он уверенно и снова потянулся за картошкой.

Васька получился замечательным: абсолютно здоровым, умненьким, с богатым воображением. Розовощекий, белобрысый, обаятельный, он, казалось, унаследовал от своих родителей лучшие качества, среди которых уже сейчас ярко цвели любознательность и решительность. Анфиса обожала тереться носом о его трогательный пахнущий мылом и детством затылок. Или смотреть исподтишка, как он рисует: сосредоточенно, будто нет в мире ничего важнее его занятия. Он напоминал ей хрупкую жемчужную луковку.

В первые недели после родов Заваркина не давала никому даже посмотреть на него и, как волчица, бросалась на всякого, кто оказывался ближе двух метров у его кроватки. Она и в общеобразовательную школу отправила сына, только выпросив для него охранника. В обмен на личную охрану человек, ее оплачивающий, потребовал, чтобы Васька учился защищать себя самостоятельно и порекомендовал секцию тхеквондо с проверенным мастером. Анфиса скрепя сердце согласилась и получила Анатолия, дюжего молодца с хитрыми глазищами. Впрочем, Вася, как и следовало ожидать, тут же подружился с ним, стал называть дядей Толей и заставил играть с собой в баскетбол. Волчица внутри Анфисы, поворчав, успокоилась.

– Вась, я отойду, а ты доедай, – сказала Заваркина, встав и найдя взглядом Анатолия, стоящего чуть поодаль. Тот кивнул ей.

Анфиса зашла в женский туалет и, проскочив мимо болтающих девиц, заперлась в кабинке. Там она глубоко вздохнула, склонилась над унитазом и сунула два пальца в рот.

Паб «Медная голова» был знаменит на всю округу. Он стоял в отдалении от жилых домов, у самой кромки промышленного района, который без устали расширялся и отхватывал куски от города, обкусывая его по краям, словно дворняжка – печенье. Промпостройки – водонапорные башни, уродливые радиовышки и серые здания заводских цехов – проглядывали то тут, то там, словно царапины.

Хозяин «Медной головы» воспользовался всем, чем мог воспользоваться. Сам домик, неказистый и невнятный, он выкрасил желтым и снабдил гаэльскими надписями, а старый фонарь перед входом обвесил коваными завитушками и указателями. «До Дублина – 5674 мили», – гласил один. «До Белфаста – 3258 миль», – говорил другой. Цифры были неверны, и жители города Б единогласно решили, что хозяин паба украл их с улицы города Г в графстве Оффали, в котором когда-то жил.

Паб «Медная голова» не был каким-то особенно шумным или разухабистым. Да, оттуда нередко вываливались вдрызг пьяные личности, особенно в танцевальные вечера, когда выпивка была за полцены. Однако в пабе не бывало безобразных драк, битого стекла и загаженных туалетов. Каждый день (за исключением дня святого Патрика) сюда наведывались приличные люди. Ведь закусывать пятнадцатидолларовую пинту ирланского стаута тарелкой двадцатидолларовых куриных крыльев могли только очень приличные люди.

Словом, в пабе можно было вкусно поесть днем и крепко выпить вечером, и вскоре после открытия «Медная голова» стала популярным местом и самым жутким ночным кошмаром Ангелины Фемистоклюсовны.

Школьники повадились бегать в паб по вечерам. Когда туда набивалось много народа, они проникали по одному так ловко, что даже дюжие и зоркие охранники в майках с надписью «IRA Undefeated Army» не могли отследить всех. Тогда Ангелина Фемистоклюсовна договорилась с хозяином заведения, чтобы школьникам младше семнадцати хотя бы не продавали пиво. Тот, посмеявшись, согласился. Бармены были четко проинструктированы, однако пиво все равно утекало к школьникам через тех, кто уже достиг рубежа вседозволенности.

Отчаявшись, Ангелина стала лично посещать «Медную голову». Морщась от громкой музыки и щурясь от табачного дыма, она вертела головой по сторонам, как филин, высматривая своих подопечных. Те хихикали и прятались в туалетах, за пианино, под стойкой, в курительной комнате, куда Анафема заглянуть не догадывалась. Только иногда ей все-таки удавалось вывести парочку совсем уж бесхитростных пьяниц из девятого класса.

Только Егору позволялось официально посещать «Медную голову» с разрешения его отца. Он был фронтменом группы «Undertakers» и, положа руку на сердце, любимчиком Анафемы. Она, конечно, хмурилась, когда видела его с пинтой пива, и морщилась, услышав в его песне грубое слово, но на их отношения это никак не влияло. Она продолжала считать Егора очень интересным и многообещающим юношей.

В паб открыто приходил и Кирилл. Ему уже исполнилось восемнадцать.

– Если бы не исполнилось, я бы все равно приходил, – говорил он, немного рисуясь.

Именно эти двое – Егор и Кирилл – составляли интерес Заваркиной этим вечером. Но пока не начался концерт, Анфиса и Зуля сидели на втором этаже в углу, на мягких диванах коричневой кожи, под знаменитой рекламой темного ирландского пива – нарисованным туканом со стаканом на клюве.

Они пили по третьему коктейлю. То была знаменитая на весь город Б «Ирландская республиканская армия» – смесь виски и сладкого сливочного ликера – достаточно деликатный коктейль, чтобы его любили барышни, и достаточно крепкий, чтобы барышни от него румянились, словно августовские яблочки.