Вторая легенда была затейливей. Она гласила, что в начале века в школе был образован декадентский кружок, в котором собравшиеся нюхали кокаин и приносили человеческие жертвы. Якобы эта община занимала не то подвал, не то танцевальный зал, не то тот самый пресловутый несуществующий чердак с Катенькой. Однако и эти измышления были категорически отвергнуты строгими советскими учителями.

– Не доказано! – отрезал Пантелеймон Елисеевич, в ту пору еще молодой учитель истории. – Никаких доказательств не найдено!

Впрочем, каждое поколение школьников добавляло к легендам что-то свое, и со временем обе истории обросли такими небывалыми подробностями, что им перестали верить даже младшеклассники.

Отсвистели лихие девяностые, и вскоре нуворишам понадобилось подходящее место для обучения своих чад. Их выбор пал на бывшую гимназию. Может, причиной тому послужил исключительно романтический внешний вид – старинный кирпич, запущенный парк, в который снова вернулись белки – в сочетании с удобным расположением в самом центре города. Возможно, решающим фактором стало то, что дирекция этой школы всеми силами старалась удержать качество образования на высшем уровне и даже предпринимала неловкие попытки возродить пионерскую организацию, чтобы их питомцы не шатались по неспокойным улицам и не попадали в дурные компании. Управляющие школой строго подходили и к отбору кадров. В здешние учителя традиционно принимались лучшие из лучших, пересиживать не брали.

– Не хотите учить детей, идите торговать на рынок, – строго говорила директриса, глядя поверх очков на выпускников местного педвуза.

Так или иначе, в школу потекли деньги. Ее назвали экономико-математической, снова присвоили статус гимназии, ввели вступительные экзамены и школьную форму, как в лучших колледжах мира, возродили театральный кружок, зал славы и многое другое. Подумывали даже купить телескоп, но пыл спонсоров охладила нехватка места. Пришлось ограничиться налаживанием связей с ближайшей обсерваторией, которая теперь раз в семестр проводила экскурсии для любознательных.

Кирпичную кладку здания укрепили и подремонтировали, украсив пластиковыми окнами в цвет кирпича. Никитич приосанился, получив новую форму – серую с золотыми пуговицами – и даже на время бросил выпивать, подровнял кусты на главной аллее и привел в порядок внутренний двор, предназначенный для школьных линеек. Гимназия снова стала особенной.

Стараниями спонсоров и администрации был сооружен еще и небольшой стадион и закуплен новый спортинвентарь. Энтузиасты из числа родителей подумывали о манеже с конюшней, но гимназию снова спасла нехватка места – городская администрация строго-настрого запретила вырубать парк, признав его несомненную культурно-историческую ценность. Может быть, с властями удалось бы договориться, но на страну вновь обрушился финансовый кризис. К великой радости поселившейся в парке Ивушки, стройка была свернута.

В начале двадцать первого века жизнь вошла в мирную колею, люди призадумались о душе и обратились к вере. Местной властью стали разрабатываться и приниматься законы о сохранении нравственности и возрождении духовности. Первым делом улицы и городские объекты вроде больниц, школ и стадионов получили новые затейливые названия. Бывшую женскую гимназию не могли оставить в стороне: памятник архитектуры, полный тайн и мистических легенд, переживший войны и революции, имевший своего собственного призрака и вряд ли существовавший декадентский кружок, получил новое название – школа святого Иосаафа.

Неизвестно, почему для гимназии выбрали столь громкое и прославленное имя канонизированного эпископа. Может быть, администрация города надеялась, что святейший муж выживет Катеньку с чердака?

Школа тем не менее осталась исключительно светской, и общественная жизнь в ней протекала на европейский манер. Несмотря на мощную пропаганду русской культуры, коей занялось государство, в школе не чурались отмечать модные в то время католические и языческие праздники, утверждая, что через подобные мероприятия молодежь изучает культуру других стран. Не забывая и о своей истории, обитатели святого Иосаафа часто наряжались в костюмы Катеньки и Коварного Семинариста на Хэллоуин. Да что уж там скромничать, эти костюмы были популярнее других примерно в восемь с половиной раз!

Школе был придуман символ – лев с факелом в лапе, олицетворявший тягу к знаниям. Недолго думая, администрация школы заказала скульптуру для украшения крыльца местному прославленному ваятелю в обмен на обещание пристроить его сына в десятый класс.

Родитель-энтузиаст, владевший заводом металлоконструкций, выковал для школы новый забор, в затейливый узор которого был вплетен все тот же рвущийся к знаниям лев. Именно к этому забору, по всему периметру, сегодня утром, первого сентября две тысячи двенадцатого года, привязали разноцветные шарики, разбудившие Ивушку.

Почти всю свою жизнь старая гимназия служила свету знаний. Она несла свою благородную миссию сквозь тяготы и невзгоды, бомбежки, пожары и лошадиный навоз. Она знавала разные времена и разные звания, но никогда еще она не была такой блистательной, такой великолепной, такой знаменитой, как в начале второго десятилетия двадцать первого века.

Если бы она была живым существом, то сегодня улыбнулась бы пестрой толпе с букетами и бантами, вплывавшей в ее новенькие кованые ворота, и сказала бы: «Вы вытянули счастливый билет».

– Какие у меня ужасные туфли! – воскликнула Дженни с горечью.

– Туфли как туфли, – рассеянно сказала Соня, наблюдая за толпой робких первоклашек, рассаживающихся по первым рядам.

Дженни взглянула на Сонины ноги. Хорошо ей говорить! У нее туфли модные, как у Виктории Бэкхем. Сверху черный плащик, который она сняла и небрежно бросила на соседнее кресло. Дженни не удержалась и обшарила взглядом тренч в поисках лейбла, впрочем, не надеясь на успех. Она знала, что подруга всегда их отпарывает.

Дженни перевела взгляд на своих уродцев. Как она согласилась на такое?! Каблуки толстые, нос квадратный, еще и дурацкая пряжка сбоку! Черт знает что!

– У меня кое-что есть для тебя, – Соня обернулась, – правда, я купила их себе, для Хэллоуина.

Она нырнула в свою сумку и достала длинные полосатые гольфы.

– Не издевайся, – попросила Дженни.

– Я серьезно. Надевай! – приказала Соня.

Дженни оглянулась вокруг. Ученики все еще рассаживались по местам, поторапливаемые учителями. В руках у каждого учителя была охапка цветов, в основном розы и гладиолусы.

Дженни спряталась между рядами кресел и украдкой понюхала гольфы. Они пахли чем-то химическим, но вкусным. Дженни невольно представила себе большой колготочный завод, скучное серое здание, внутри которого шуршал волшебный конвейер с прищепками. На прищепках болтались полосатые гольфы: желтые с черным и серые с синим. Они весело покачивались и по очереди окунались в чан с чем-то вроде колготочного шампуня малинового цвета с ароматными пузырями на поверхности.

Пока Дженни мечтала, натягивая гольфы на полные икры, Соня высмотрела кого-то в толпе и махнула рукой.

– Видишь, – заметила она, – отличные туфли! Сущая «Практическая магия»!