– Не хочу больше этой бабьей мякоти, – заявила Заваркина, заглядывая себе в стакан. – Хочу чистого виски! Эй, офисьянт!

– Офисьянт? Это по-французски? – спросила Зуля. – Если ты угощаешь, то я тоже хлебну чистого.

– Я угощаю, – пробурчала Заваркина и замахала официантке так интенсивно, будто сажала самолет. – И это не по-французски, это по-заваркински.

– Вечно твоей фамилии всё самое интересное достается, – Зуля вытряхнула в глотку последние капли «Ирландской армии». – А мне?

– А ты попробуй от своей фамилии наречие образовать!

Когда Зуля объявила, что выходит замуж за Зузича, Анфиса надорвала живот от смеха, придумывая ей разнообразные клички в течение целого вечера.

– Дык расскажи мне, – Зуля шлепнула Заваркину по руке, когда официантка в зеленой футболке с надписью «Kiss me I’m Irish» приняла заказ и отошла, – что там с твоим Яичкиным?

– Ну, в общем, представь, существует проект, согласно которому все самое интересное из жизни школьников изымается и заменяется чем-то очень скучным, выхолощенным и наскоро придуманным. Псевдорусским, квази-славянским или недоправославным.

– Я знаю чуточку больше, – вкрадчиво сообщила Зуля.

– Духовная безопасность. И я про нее знаю.

– Так! Заваркина! С кем ты спишь?! – завопила Зульфия.

– Два по тридцать пять и две пинты «Гиннесса», – объявила подошедшая официантка.

Заваркина хитро посмотрела на Зулю, невыносимо любопытную дагестанскую женщину, которая терпеть не могла, когда кто-то знал больше нее.

– Я не считаю этот проект таким уж дурацким, – поведала Зуля.

– Он отнимает у людей всё интересное разом, взамен предлагая скучное, – просто объяснила Заваркина. – То, что скучное в данном случае совпадает с «чисто русским» – так это случайность.

– Почему скучное?

– Потому что искусственное. Придуманное. Потому что люди не сами приходят к культурному новшеству, им его навязывают насильно. Причем навязывают одни названия, без содержания. Например, праздник этих Хавроньи с Петром. Интересного-то что надо делать? Как и кому в любви признаваться?

Зуля пожала плечами.

– Вот-вот, – ткнула пальцем Заваркина, – название придумали, а как праздновать и как отмечать придумать забыли.

– Ну, как отмечает русский человек…

– Глубокомысленно произнесла женщина по имени Зульфия, – хихикнула Заваркина, тут же получив локтем в бок.

– Никто этих новшеств не заметит, – вернулась Зуля к теме. – Это просто документ. Ну уберут ночные клубы свои афиши с тыквами, и всё!

– «Святоши» заметят, – улыбнулась Заваркина в стакан с пивом.

– Кто?

– Ученики святого Иосаафа.

Заваркина закурила, откинулась на спинку стула и, прежде чем завести варганчик, снисходительно уставилась на Зульфию. Зуля сложила руки на груди, нахмурилась и тоже откинулась на спинку дивана. Вся ее поза выражало упрямое «Никто не может знать то, чего не знаю я, а если я чего-то не знаю, то это неважно!». Словом, она приготовилась слушать и возражать.

– Милая Зульфия, – начала Анфиса, – в школе святого Иосаафа есть праздники, организованные по одной схеме – Хэллоуин, день святого Валентина и Пасха. Схема такова: научно-просветительская часть плюс коммуникативная плюс развлекательная.

– А Рождество? – поинтересовалась Зуля, подавшись вперед.

– С Рождеством всегда был затык, потому что дети на каникулы разъезжались, и никого невозможно было найти и собрать в кучку. Даже на бал.

– Ты под балом что подразумеваешь? Дискотеку?

– А вот и нет! – воскликнула Заваркина, победно улыбнувшись. – Слушай же!

Зуля замолчала и тоже закурила. Она не любила долго пребывать в неведении.

– Испокон веков, – мрачно затянула Заваркина.

– Прекращай! – велела Зульфия.

– Ладно. В течение учебного года в школе святого Иосаафа дается два бала для старшеклассников и один раз устраивается праздник для младшей школы. Когда-то давно Попечительский совет решил, что проводиться эти два бала будут в самые унылые месяцы учебного года: октябрь и февраль. В общем-то, то, что иосаафовские праздники совпали с Хэллоуином и днем святого Валентина – чистая случайность. Ну, раз так вышло, решил совет, то почему бы и не позаимствовать кое-что у буржуйских праздников? Опишу тебе, любимая моя Зульфия, эти события в порядке возрастания интересности, такими, какими я их помню…

Заваркина отпила из бокала и прочистила горло.

– Для мелкоты веселье устраивалось поздней весной, когда становилось тепло, и забава эта действительно смахивала на католическую Пасху. Третьеклассники, уже важные и взрослые, прятали в парке шоколадные яйца и всякие сюрпризы, а малышня с визгом носилась с корзинками и собирала их на скорость. Все остальные – ученики, учителя, родители – болели в сторонке. Шум, визг, мелкие, перепачканные шоколадом – всем было весело и беззаботно. Кое-кто из старшеклассников втихаря делал ставки: кто придет первым, кто больше всех яиц найдет. Я видела однажды толстого мальчугана, который нашел целую гору шоколада в старом дупле, и вместо того, чтобы нестись к судьям и демонстрировать добычу, сел тут же, под деревом, и съел все подчистую. А на него, между прочим, большие деньги ставили!

Заваркина улыбнулась и продолжила.

– В день святого Валентина весь день работала почта, через которую школьники обменивались открытками и записочками. Кое-кто посмелей пересылал игрушки и конфеты. Доставляли это добро специально оторванные от занятий ученики, наряженные купидонами, невероятно раздражавшие преподавателей своими появлениями по пять раз за урок. К концу дня, пересчитав открытки, объявляли короля и королеву. О, какая это была драма! Девчонкам приходилось писать валентинки самим себе, только чтобы не уступить трон заклятой подружке. Со мной в параллели училась девушка Вика, которая, прознав, что я получила пятнадцать штук, написала самой себе аж девяносто! Бедолага! Васька ее раскусил и злобно высмеял, как только он и умел, прямо на церемонии награждения. Она расплакалась, но корону не отдала.

При воспоминании о брате, Заваркина слегка нахмурилась, но через секунду снова просветлела и продолжила.

– Вечером четырнадцатого февраля устраивалась вечеринка, нарядная, но неформальная. На первом этаже школы под актовым залом была – и сейчас наверняка есть – дискотечная комната. В ней – высокий потолок и резные дубовые двери. Ее к вечеру всю залепляли сердечками, розовыми шариками, этими забавными медведями-«бомжарами», знаешь, такими, которые выглядят, как будто всю весну под дождем на клумбе пролежали. На уроках труда барышень заставляли печь печенье для вечеринки, и здесь тоже шло негласное соревнование, но уже не на королеву, а на лучшую домохозяйку. При мне одна девчонка залепила тестом волосы своей одноклассницы, которая раскритиковала ее печенье: заметила, что оно похоже не на сердечки, а на маленькие задницы. Жертва атаки так и не смогла выгрести из волос весь этот клейстер и вечер провела в платке.

Анфиса раздавила в пепельнице сигарету.

– Но самое главное событие года – Бал на Хэллоуин! К нему готовились, о нем мечтали! Во-первых, это бал-маскарад. Настоящий бал и настоящий маскарад! Старались, кто во что горазд. Даже я в одиннадцатом классе в корсет затянулась! Я, представляешь?! Заваркина в бальном платье! Правда, я тогда не лысая была, а рыжая… Впрочем, я отвлеклась… Бал устраивался не тридцать первого, а в последнюю пятницу октября, и весь этот день был особенным. Когда я училась, с утра обязательно приезжали лекторы-кельтологи и доводили нас до ручки своей болтовней о Самайне, чересчур целомудренной и приукрашенной, как потом выяснилось. Это идея Анафемы, которой вообще не нравится, когда все вокруг слишком веселы. Часов с одиннадцати нас выпускали на стаканчик чая, чтобы потом занять вырезанием тыкв. На скорость и на искусность, правда, тупыми ножами. Я ни разу ничего не выиграла, потому что от скуки кидалась мякотью. Этими тыквами вечером украшали здание школы.