Будрис набросал ответ и отдал Альвирасу для передачи по радио. Будрис дал согласие на посылку «одного из друзей» в центральную Россию, и Альвирас проникся еще большим уважением к своему новому начальнику.
— Когда прикажете передать?
— Во время очередного сеанса. Они ждут! — строго сказал Будрис.
— Я сам с удовольствием поехал бы туда! — пылко воскликнул молодой человек.
— Вы говорите по-русски без акцента? — поинтересовался Будрис.
— Я знаю русский, но давно уже не разговаривал ни с кем из русских! — признался Альвирас.
— Ну что же, я устрою вам практику.
— Как? — удивился Альвирас.
— На следующей неделе вы все переходите на зимние квартиры. Я распоряжусь, чтобы Граф поселил вас и вашего помощника на хутор, хозяин которого знает русский и женат на русской женщине…
— Но… русская женщина… Разве это не опасно?
— Русские тоже бывают разные, как и латыши, — усмехнулся Будрис. — Его жена — дочь священника, да и сам хозяин, хотя он и латыш, православный. Так что не рекомендую заводить с ним споры о религии…
— Я буду очень рад, господин Будрис! Признаться, в лесном лагере с каждым днем становится труднее…
— Мы живем так уже долгие годы! — сурово напомнил все время молчавший Граф.
— Простите, командир, я не хотел обидеть вас и наших храбрых друзей.
Альвирас задал еще несколько вопросов: как организовать хотя бы небольшую группу помощников для сбора сведений по Латвии? Он очень упирал на то, что ему, разрешено организовать такие группы на свой страх и риск, но в то же время, наслушавшись в лесном лагере рассказов о том, как это сложно, не прочь бы получить помощь Будриса. Просил он достать паспорт, чтобы беспрепятственно передвигаться по республике и, может быть, легализоваться в каком-нибудь безопасном пункте. Будрис был вынужден напомнить ему, что его предшественник Петерсон, устроившийся в Риге, был довольно быстро засечен со своей радиостанцией советскими пеленгаторами, а паспорта и специалиста по их оформлению «Норд» обещает прислать не раньше весны, о чем написано в том самом письме Силайса, которое Альвирас имел честь сам расшифровывать и только что передал ему, Будрису…
После этого Альвирас несколько сник и больше слушал, чем спрашивал. А Будрис отдавал немногословные распоряжения Графу: какие хутора вне подозрения; сколько человек и на какой именно хутор в какой день доставить; о семье и характере хозяина: где надо помалкивать, а где можно разговаривать свободно; кто из хозяев не прочь выпить, а кому нужно подготовить подарок… И Альвирас слушал и думал: его руководитель знает окрестные места лучше, чем Альвирас бывшую школу. Теперь-то он был убежден, что находится под надежной защитой…
Перед рассветом Граф разбудил Альвираса, и они ушли обратно в лес. Там уже все готовились к переселению, к последней охоте, к долгой разлуке…
Через неделю Альвирас и его напарник Кох были переведены на хутор. Граф не поскупился: гости привезли с собою могучего кабана-секача, которого подвалил сам Альвирас во время недавней охоты. Парень не растерялся, когда секач выскочил на него из болотной заросли: шпионская выучка пошла на пользу. Кох свалил двух косуль, но одну оставил для Биля, который не смог охотиться, так как внезапно заболел.
Альвирас и Биль расстались довольно равнодушно. Граф понимал, что более тихому Билю надоела вечная опека и покрикивания старшего по группе и он, видимо, надеялся обрести наконец покой.
Альвирас получил долгожданный ответ на согласие Будриса. К его сожалению, ответ «Норда» был неожиданный. Англичане били отбой:
«Мы выражаем сердечную благодарность за вашу готовность оказать нам помощь, направив вашего друга в Россию. Но когда мы еще раз проверили задание, нам показалось, что оно все же более опасно, чем предполагалось вначале, и поэтому мы решили свою просьбу временно отменить, так как не желаем, чтобы вы или кто-то из ваших друзей подвергали себя новому риску…»
Альвирас отправил эту радиограмму Будрису через Графа уже из своего нового жилища.
А жилище оказалось превосходным.
Валдис Ринкуле работал бригадиром в колхозе «Рассвет», но от хутора не отказался, хотя большинство колхозников жили теперь в новом селении, куда или свезли свои старые дома или построили при помощи колхоза новые. В селении были и школа, и клуб, и пекарня, и маленькая столовая для тех, кто работал на центральной усадьбе, а жил в хуторах, вроде Валдиса Ринкуле. Ринкуле предпочитал ездить на работу на мотоцикле, но жить в одиночку. Жена его — поповна, была еще молода, лет двадцати пяти, они имели одного ребенка, которому оставалось год до школы. Ринкуле считал, что и позже, когда ребенок пойдет в школу, правильнее будет катать его в школу и из школы на мотоцикле, чем ломать привычное житье-бытье, тем более что на его жену в колхозе смотрели не очень одобрительно. Она в колхозе не работала, ссылаясь на болезни, хотя выглядела здоровее мужа, который стремился заслужить милость односельчан тем, что трудился за двоих.
Житье было тихое. Помощник Альвираса Кох сходил тут за охотника. Он хвастался лицензией на отстрел двух лосей. Будрис достал ему и лицензию и какую-то справку из общества охотников, так что Кох почти легализовался, часто бывал в селении, даже завел там друзей среди местных охотников. Альвирас получил от Будриса справку о том, что является таксатором соседнего лесничества, ведет камеральные работы по определению будущих порубочных площадей, но одновременно со справкой Будрис дал и совет — «не высовываться». Поэтому Альвирас сидел тихо, больше слушал «слепые» передачи из Лондона, а сам выходил в эфир только в случае прямого приказа Будриса или Графа, передававших свои распоряжения через Коха.
Кох довольно откровенно предостерег Альвираса, чтобы тот не открывался перед хозяевами, кем он является на самом деле, так как хозяева были пассивными помощниками Будриса и его организации. Это означало, что Ринкуле и его жена могут дать временное прибежище людям из леса, помочь продуктами, вызнать, что говорят о «лесных братьях» и преследующих их чекистах в селении или в соседнем городке, но от прямого участия в тайных делах отстранились, оберегая семью и покой… Сам Кох вел себя в семье Ринкуле как старый знакомый, но о лесе тоже не вспоминал, больше говорил о своих охотничьих подвигах… Впрочем, он и впрямь был отличным стрелком, в этом Альвирас убедился во время осенней охоты.
Альвирас довольно быстро отъелся, отдохнул после тяжкой лесной жизни, начал бродить на лыжах в окрестном лесу и даже временами забывал о том, что он «нелегальный». Жена Ринкуле — хозяин звал ее Саша — к жильцам относилась вполне гостеприимно, тем более что у Альвираса водились деньги и на пропитание, и на подарки. Вечерами, когда Альвирас не сидел возле приемника, а хозяин уже отдыхал, играли в четыре руки в «66» или в «канасту», которой обучил остальных Альвирас. Играли до полуночи, потом расходились. Альвирас и Кох шли в пристройку, а если случалась передача, Альвирас ждал своего часа, потом включал рацию и старался побыстрее передать радиограмму.
Первого марта Альвирас принял длинную радиограмму, адресованную Будрису. Англичане сообщали:
«Несколько месяцев тому назад мы обменялись радиограммами, в которых вы так вежливо выразили готовность (когда Альвирас и Кох читали эту фразу, оба покосились друг на друга, а Кох с усмешкой сказал: «Ну, чисто английская манера!») послать своего друга в один из городов центральной России. Сейчас такая нужда возникла снова. Ранее вы сообщали, что ваш друг, который должен был отправиться в дальний вояж, обладает оптической памятью. Это очень хорошо. Если он имеет сейчас возможность выехать из Латвии, ему нужно будет посетить город по списку Лидумса № 17 и пробыть там около трех недель.
О подробностях задания мы сообщим, как только получим ваш ответ».
Днем Кох отправился на хутор, где жил Граф. Два дня пришлось ему ждать, пока тот съездит к Будрису и вернется с ответом. Будрис передал три слова:
