Его слова напоминали рекламу проката трехколесных авто «Дэд бой вэн»: «Катайтесь в Нью-Йорке, Париже и Пекхэме». [11]

— Норидж не такой уж многонациональный город.

— Конечно, но он милый городок. Я по нему скучаю. Скучаю по своей работе, по прихожанам, по всему.

— Вы руководили детским домом?

— Да. Я видел приют в Восточном Лондоне, где дети жили почти как одна семья. И попытался воссоздать нечто подобное. Сам набирал персонал. Предпочитал молодых верующих, у которых еще сохранились идеалы.

— Я познакомилась с одним из ваших бывших… воспитанников. Помнится, он с большой теплотой отзывался о том месте.

Хеннесси поднял голову:

— И с кем же вы познакомились?

— Его фамилия Дэвис.

— О, Кевин Дэвис, славный мальчишка. Сейчас, по-моему, работает в похоронном бюро. Всегда был серьезным.

Рут вспомнила встревоженного, какого-то помятого Дэвиса. И не смогла представить его ребенком. Казалось, он всегда выглядел лет на сорок.

Хеннесси посмотрел на нее. У него были очень голубые глаза, и когда он улыбался, на морщинистом лице появлялась сеточка тонких белых линий.

— У вас, наверное, трудная работа — открывать прошлое.

Рут поразила его формулировка: для большинства людей археология означает копание в костях. Но «открытие прошлого» — именно то, чем занимаются люди ее профессии. Она с уважением взглянула на священника и произнесла:

— Трудная. Особенно в таких случаях, как этот, когда приходится заниматься относительно недавним прошлым и в дело вовлечены дети. — Рут запнулась, сообразив, что сказала слишком много.

Но Хеннесси только кивнул:

— В бытность священником я часто сталкивался с такими ситуациями, которые лучше было бы хранить в тайне. Но правда пробивает себе путь на поверхность.

Как кости под порогом, мелькнуло в голове у Рут. Если бы Спенс не взялся за перестройку дома, если бы Тед и Трейс не стали бы копать именно в этой точке, скелет так бы и остался навеки в земле. Или правда о давно забытом преступлении, которое требует отмщения, сама рвется на поверхность?

— Иногда трудно понять, что правда, а что нет, — заметила она.

— Понтий Пилат согласился бы с вами. Он спрашивал: «Правда, а что это такое?» Он был мудрый человек. Трусливый, но мудрый.

Рут немного смутилась от того, как Хеннесси говорил о Понтии Пилате — словно тот мог в любое мгновение заглянуть в «Старбакс».

— Старший инспектор Нельсон откроет правду, — сказала она с большей уверенностью, чем испытывала сама.

— Да-да, он показался мне симпатичным. С моральными устоями.

Рут покраснела.

— Хороший детектив, — добавила она.

— И человек хороший, — мягко проговорил священник. — И ему же от этого трудно.

Нельсон нехотя остановил свой выбор на кока-коле, а Трейс попросила пинту пива.

— Мне казалось, археологи пьют сидр, — удивился он.

— Сидр для слабаков, — усмехнулась Трейс.

«А эта девушка могла бы мне понравиться», — подумал Нельсон.

— Вы давно работаете? — спросил он.

— Окончила университет пять лет назад. Год училась в Лондоне на магистра, потом немного поработала в Австралии. Вообще-то я не хотела возвращаться в Норидж, но здесь остались мои предки, а с ними жить дешевле. И археологии хватает.

— Много доисторического материала, — подтвердил Нельсон. Он знал об этом от Рут.

Трейс кивнула:

— Бронзовый век, железный век, римляне. Римляне мой любимый период.

— Видели «Гладиатора»? Потрясающий фильм.

Трейс фыркнула:

— В кино все неправда. Декадентские штучки — врут, будто все только и делали, что ели виноград. Римляне принесли закон и порядок и создали инфраструктуру. До них мы были сборищем разрозненных враждующих племен.

Нельсон воспринял это «мы» как британцев, и его тон стал задиристым:

— Они сюда вторглись, они оккупанты, разве не так?

— Они здесь оставались на протяжении четырехсот лет — это более пятнадцати поколений. А когда ушли, мы забыли все, чему они нас научили, — строительство из камня, инженерные навыки, изготовление стекла и гончарное ремесло. Мы опустились в раннее Средневековье.

Нельсон же этим гордился: вот, римляне прожили тут четыре века, но для нас все равно остались иностранцами, захватчиками, и не нужно нам их любимого стекла. Но Трейс об этом не сказал. Только спросил:

— Вы были на раскопках в Суоффхеме? У Макса Грея?

— А как же? И неплохо там поработала. Замечательный человек этот Макс. Знает свое дело. Недавно организовал грандиозную экскурсию для скаутов. Представил все так, словно это происходит сейчас.

— А у вас бывают посетители?

— Случаются. Место стало известным с тех пор, как о нас упомянули в «Команде времени». Иногда приезжают группы на автобусах.

— А Эдвард Спенс нанес визит?

Лицо Трейс, такое оживленное, когда она говорила о превосходстве римлян, помрачнело.

— Вроде бы раз появлялся. Но меня тогда не было.

— Вы его знаете?

— В Норидже все его знают.

— Семья Спенс жила поколениями в Норидже, — сообщил Нельсон своей команде. — Уолтер Спенс построил дом на Вулмаркет-роуд. По отзывам, он был довольно эксцентричным. Собирал коллекцию набивных чучел животных и любил наряжаться африканским вождем.

Клаф, уплетающий арахис в глубине комнаты, закашлялся и чуть не подавился. Нельсон ожег его взглядом.

— Его внук, Кристофер Спенс, был директором привилегированной частной школы Святого Спаса, которая находилась на Ватерлоо-роуд. Как утверждает его сын, Родерик Спенс, он был человеком весьма необузданного нрава, требовал, чтобы дети называли его «сэром», и заставлял их говорить за столом на латыни.

Нельсон помолчал. Родерик не утверждал, что отец был крутого нрава, наоборот, отзывался о нем почти с восхищением, но у него сложилось впечатление, что это был холодный, неотзывчивый человек. Старший инспектор подумал, уж не поколебалось ли его предубеждение против привилегированных школ, латыни и вообще аристократов.

Он посмотрел на свою команду. Клаф все еще отплевывался ореховыми крошками. Таня Фуллер открыла блокнот. А Джуди Джонсон не сводила с него взгляда и слегка хмурилась.

— Сэр Родерик Спенс страдает старческим слабоумием в первой стадии, поэтому его впечатления довольно путаны. Он ясно помнит отца, но его огорчают разговоры о сестре. Согласно свидетельству о смерти, Аннабел умерла от скарлатины в возрасте шести лет. Скончалась дома и похоронена на кладбище собора Святых Петра и Павла.

Нельсон обвел глазами команду, стараясь понять, дошел ли до его подчиненных смысл сказанного. До Джуди явно дошел, а вот Клаф не всегда сразу воспринимал информацию. Нельсон знал, что первой заговорит Таня.

— Не следует ли предположить, что под дверью похоронена Аннабел?

— Полагаю, мы должны рассмотреть такую возможность.

— Но ее же погребли на кладбище, — почти обиженно возразил Клаф.

— Это было легко устроить, если накануне похорон гроб стоял в доме: тело извлекли, а крышку снова завинтили.

— Зачем понадобилось это делать?

— Не могу сказать, — нетерпеливо ответил Нельсон, — но намерен выяснить.

— Вероятно, что-нибудь прояснят записи дантиста, — произнесла Таня.

— Да. Займись ими. В обнаруженном нами черепе в зубе имеется пломба — довольно редкое явление у детей такого возраста. Будет нетрудно установить пациента. Еще я собираюсь выяснить, не соответствует ли ДНК сэра Родерика ДНК мертвого ребенка.

— А если истории болезни не существует? — заметила Джуди.

— Тогда я намерен провести эксгумацию.

Откровенно говоря, у Нельсона не было настроения идти на экспериментальное представление в Малый театр. Но разве у него когда-нибудь бывает такое настроение? Он дал обещание Мишель, и даже известие, что пьесу написал тот нелепый Лео со средневековой вечеринки, не поколебало его намерения проявить себя хорошим мужем.