— Вы правы, — согласился Хеннесси. — Дом был огромным.

Они прошли по саду. Священник остановился у сваленного дерева и грустно похлопал его по стволу. Стало еще жарче. Грозовая погода, подумала Рут. Рубашка прилипла к спине, ноги будто плавились и, казалось, растекались в туфлях. Больше всего на свете ей хотелось лечь.

Когда они оказались у фронтона здания, Хеннесси указал на каменный арочный вход:

— Все меняется, ничто не исчезает.

— Вход уже был в ваше время?

— Да. Бесполезное украшение, но великолепное. Я всегда считал, что эти слова здесь очень к месту. Если вы христианин, то не сомневаетесь, что смерть — всего лишь переход, а не разрушение.

Рут промолчала. По ее мнению, смерть — это смерть, не более того. Смерть не обмануть, разве что завести ребенка. Но слова Хеннесси кое о ком ей напомнили. Макса, за спиной которого горел костер в честь праздника Имболк. Тогда он рассуждал о Янусе: «Он также связан с весной и урожаем. Бог не только дверей, но любого периода эволюций и изменений, перехода от одного состояния к другому». Самый главный переход — от жизни к смерти.

— Мисс Гэллоуэй, — мягкий голос с ирландским акцентом священника прервал ее мысли, — не могли бы вы мне показать… где нашли останки?

— Хорошо. Только зовите меня Рут. — Она ненавидела, когда ее величали «мисс», а «доктор Гэллоуэй» казалось слишком формальным.

Часть передней стены сохранилась, ступени и каменная терраса тоже. Интересно, эти сооружения того же периода, что и арочный вход? В них чувствовалась такая же монументальность. Бесполезное украшение, сказал священник. Слова не выходили у нее из головы.

— Осторожнее, — предупредила она, когда они проходили под аркой. С одного края все еще держались черные и белые плитки. Исчезнут последними, подумала Рут. Единственная оставшаяся связь со старым домом. — Сюда. — Она провела Хеннесси вдоль выступа, но когда они спускались в шурф, священник споткнулся и чуть не упал.

— Вы в порядке?

— Да. — Он тяжело дышал, и Рут решила, что ему лет восемьдесят, а то и больше.

Она показала на груду земли впереди:

— Тело было зарыто прямо под дверным порогом. Мы его демонтировали, а остальное старались сохранить в нетронутом виде. — Рут взглянула на Хеннесси и поняла, что почему-то оправдывается. — Мы были аккуратны, все делали с большим уважением.

Несколько мгновений губы священника шевелились. Молится? Затем он спросил:

— Так вы сказали, что нашли останки под дверным порогом?

— Да. — Рут не стала объяснять, что скелет лежал в позе зародыша.

— А череп оказался в колодце?

— Там.

— Не возражаете, если я помолюсь?

— Конечно.

Рут отошла. Она и в лучшие времена неловко себя чувствовала в присутствии молящегося на людях человека. А оказаться в траншее рядом с распевающим латинские псалмы и кадящим фимиам священником — это кошмар.

Но молитва Хеннесси оказалась милосердно короткой. Он пробормотал несколько слов и, как могла судить Рут, не на латыни. Достал из кармана маленькую бутылочку и брызнул водой на землю.

— Святая вода, — объяснил он. — Вы не католичка?

— Нет. Мои родители — истинно верующие. А я… так, никакая.

— О, еще какая, Рут Гэллоуэй. — Хеннесси несколько секунд не сводил с нее глаз, и у нее возникло ощущение, что он очень хорошо ее знает, даже лучше, чем она сама себя. Затем он отрывисто добавил: — Я просто уже поджарился. Как насчет чашки кофе?

Нельсон выходил из музея, когда ему позвонила Джуди:

— Я добыла свидетельство о смерти Аннабел Спенс, босс.

— Отлично. Есть что-нибудь любопытное?

Нельсон слушал, как она шелестела бумагами, и вспоминал свидетельство о смерти отца — несколько фраз, вместивших в себя все горе и боль. Причиной смерти отца стал инфаркт миокарда. В то время Нельсон понятия не имел, что это означает.

— Дата и место смерти, — читала Джуди, — 24 мая 1952 года, Вулмаркет-стрит, Норидж. Причина смерти — скарлатина. Сейчас ведь дети ею не болеют?

— Болеют, но не умирают, — ответил он, пропуская группу школьников. Дети размахивали ксерокопиями листков с упражнениями и старались подставить друг другу ножку.

— Умерла дома, — продолжила Джуди. — Как же так? Почему ее не отвезли в больницу?

— Не знаю. Наверное, в то время было принято лечить детей дома.

— Они же были обеспеченными людьми. Неужели не могли оплатить нормальный медицинский уход? Это было еще до создания Государственной службы здравоохранения?

— Да.

Школьники толкались в стеклянных дверях музея. Нельсон слышал, как учитель объявлял, что внутри их разобьют на группы.

— Что насчет документа о погребении?

— За ним пошла Таня. — Нельсону показалось, что его подчиненная немного злится. — Босс, неужели вы считаете, что Аннабел зарыли под дверью, а не похоронили в могиле?

— Не знаю. Но в этом доме есть нечто странное.

Нельсон приходил в музей спросить у хранителя, как случилось, что кукла зародыша исчезла со стенда и оказалась в траншее в Суоффхеме у ног Рут. Хранитель был чрезвычайно любезен, но не мог ответить ни на один вопрос. Экспозицию стадий развития плода убрали с показа несколько недель назад (музей стал получать жалобы от родителей). Ее части перенесли в складское помещение. Кто имеет туда доступ? Любой сотрудник музея. Более ценные экспонаты хранятся в сейфе. Но кому понадобится кукла зародыша? Непонятно.

Нельсон стоял на лестнице, с которой открывался вид на крыши Нориджа, и размышлял, каким должен быть его следующий шаг. Вернуться и еще раз допросить Эдварда Спенса? Он не сомневался, что тот что-то недоговаривал. Или поехать в участок и потрясти Таню — что там с документом о захоронении Аннабел? Еще им требовались истории болезни от дантиста. Нельсон вздохнул. Как же жарко — воздух просто удушающий. Сейчас бы нырнуть в бар и выпить кружечку холодного пива. Наверняка Клаф именно этим и занимается.

— Здравствуйте, старший инспектор.

Нельсон обернулся. Ему дерзко улыбалась девушка с огненно-красными волосами. Кто она такая? Подружка дочерей? Или ультрамодная знакомая Мишель?

— Я Трейс, — объяснила та. — С раскопок.

Точно. Худощавая девушка, они встретили ее в первый день на Вулмаркет-стрит. Та, на которую, как все решили, запал Клаф. Нельсон усмехнулся, разглядывая поблескивающие в ее ушах и на губе металлические колечки. Но держалась она дружелюбно.

— Что вы здесь делаете? — спросила она.

— Навожу обычные справки. А вы?

— Работаю по понедельникам и пятницам. Археологических раскопок, чтобы загрузить на круглый год, не хватает, вот я и веду тут кое-какую кураторскую работу — обрабатываю находки.

Нельсон не имел представления, что значит «обрабатывать находки», но сообразил, что обзавелся полезным знакомством в музее. Трейс могла знать, кто интересовался нужной ему экспозицией.

— Давайте выпьем? — предложил он.

Рут пыталась свернуть к одному из живописных кафе в районе Вулмаркет-стрит, но отец Хеннесси, словно ищейка, взял след на торговый центр, где располагался «Старбакс» — заведение, которое Рут ненавидела.

— Здесь варят отличный кофе. — Священник потер руки, а Рут, почувствовав, как дует холодом из кондиционеров, поежилась.

Она заметила, как удивленно на них косились, когда они входили в кафе. Грузная женщина в заляпанных грязью брюках, с повязкой на глазу и краснолицый священник в черном одеянии. Рут заказала минеральную воду, зато отец Хеннесси выступил по полной программе: взял большую порцию кофе с обезжиренным молоком и еще эспрессо.

— Там, где я живу, нет хорошего кофе, — объяснил он.

— А где вы живете?

— В забытом Богом сельском углу Суссекса. — Он сказал это так, словно подозревал, что Бог действительно забыл то место.

— А старший инспектор Нельсон утверждает, что там очень красиво.

— Видимо, если человеку нравятся деревья. А я городской: родился и вырос в Дублине, всегда жил в городах — Риме, Лондоне, Норидже.