Джуди собиралась помочь Тане с историями болезни из кабинетов дантистов, но стала просматривать заметки по делу. Она не сомневалась, что все они что-то упустили. Если ей удастся это обнаружить, она всем утрет нос — Нельсону. Тане, остальным.

Джуди меланхолично начертила генеалогическое древо семьи Спенс. Эдварда она однажды встретила в полиции и сочла довольно симпатичным. Но это не поколебало ее уверенности, что в его семье что-то скрывают.

Джуди всмотрелась в строку с именем Розмари Спенс. Она вновь услышала ровный голос Нельсона, каким он всегда говорил на совещаниях: «Сэр Родерик утверждает, будто она была „подобна ангелу“, но у меня сложилось впечатление, что он не очень знал собственную мать. Наверное, его растила нянька». Вот оно. Джуди вернулась к папкам и стала просматривать их, пока не добралась до итогов переписи населения 1950 года. Их зачитывал на совещании Клаф: «Кристофер Спенс, Розмари Спенс, дети Родерик и Аннабел». Сержант, как обычно, что-то недосмотрел, но информация навела ее на любопытную мысль. Куда делись другие люди, которые должны были находиться в доме: слуги, повар и няня? Джуди заглянула в список и, разумеется, их нашла:

Джуди долго вглядывалась в последнее имя.

Клаф, дожевывая пирожки, вошел в цех каменщиков. В воздухе висела пыль, и сквозь эту завесу он едва различал неясные очертания: колонны, камины, наполовину законченные фигуры ангелов, лошадей, греческих богинь. Сержант осторожно пробирался среди каменных истуканов, вспоминая книгу, которую читал в детстве, — в ней колдунья превратила своих врагов в камень, а затем украсила их скульптурами свой дом.

С этой мастерской им повезло. Фирма, сооружавшая в 1956 году Спенсу арочный вход, до сих пор действовала. Главный каменщик вышел на пенсию, но теперь делами заправлял его сын, и он вызвался привести в цех своего старого папашу, чтобы тот поговорил с полицией. Клаф направился в глубь обширной мастерской, где звучало радио и ощущался запах перегретого кофе и бутана. Сержант принюхался.

В кресле у газовой плиты сидел старик. Неподалеку мужчина помоложе, вероятно его сын, обкалывал кусок мрамора.

— Мистер Уилсон? — Клаф протянул руку. — Я сержант уголовной полиции Клаф.

Худая рука старика была в перчатке без пальцев.

— Уилсон-старший, Реджинальд Уилсон. Вы хотели меня видеть?

— Да, сэр. Как я объяснил по телефону вашему сыну, нас интересует арка, которую вы соорудили в 1956 году на Вулмаркет-стрит для Кристофера Спенса.

Реджинальд Уилсон показал на лежащую у него на коленях большую тетрадь в клеенчатом переплете с надписью: «1954–1958»:

— Здесь все отмечено. Я всегда повторяю Стиву: заноси каждую работу в книгу Никогда не знаешь, что может пригодиться. Теперешние компьютеры не так надежны, как карандаш.

Сын добродушно закатил глаза.

Клаф следил за дрожащим пальцем, пока тот скользил по строчкам записей.

— Каменная арка и галерея. Галерея с колоннами в римском стиле. Арка отдельно стоящая, из гранита. Восемь на четыре фута. Надпись: «Omnia mutantur, nihil interit».

— Латынь, — вздохнул Клаф. — Полная галиматья, ничего не понятно.

— Я изучал латынь в школе, — мягко заметил старик. — Довольно известное изречение. Казалось очень важным мистеру Спенсу. Наверное, потому, что умерла его дочь. Он говорил, что арка — памятник в ее честь, знак того, что ничто не уходит.

— Что за человек был Кристофер Спенс?

Уилсон немного помолчал, поднес руки к огню и произнес:

— Всегда обращался со мной учтиво. Как с мастером. Это важно в нашей работе. Но держал на расстоянии, если вы понимаете, что я имею в виду. Да, он потерял ребенка — такие трагедии меняют человека. Но его было трудно понять. Такое у меня сложилось впечатление.

— А его жена, Розмари?

— Я почти с ней не встречался. По-моему, она была инвалидом. Зато с его сыном был хорошо знаком. Славный парень, помогал нам копать.

— Родерик?

— Да. Теперь вроде бы занимается бизнесом?

— Это его сын, Эдвард.

— Да-да, отец и сын. — Реджинальд Уилсон посмотрел на своего отпрыска, усердно трудившегося над поблескивающим в свете огня мрамором. — Это очень важно — передать свое дело сыну. Главная причина, почему мы вообще работаем.

По пути из мастерской Клаф вспомнил название книги, которую читал в детстве: «Лев, колдунья и шкаф». Надо запомнить и сказать Джуди. А то она постоянно твердит, что он ничего не читает.

21 июня

Праздник Юпитера Статора

Сегодня на переднем газоне появилась черная собака. Явно посланница от богини. Она постояла на лужайке, обернулась и посмотрела на меня (я в это время читал в гостиной Светония Паулина). Я ответил ей взглядом, обращаясь с безмолвным вопросом: «Скоро, госпожа?» «Скоро», — ответила она.

— Как мило, — любезно заметил отец Хеннесси, хотя, сказать по правде, ничего милого в том кафе, который выбрала Рут, быть не могло.

Намереваясь всеми способами избежать «Старбакса», она набрала в Интернете «кафе Нориджа» и в итоге оказалась в «Рогаликах от дядюшки Бобби» — грязной забегаловке с пластмассовыми столиками и нестираными тюлевыми занавесками. На фартуке хозяина (уж не сам ли это дядюшка Бобби?) были пятна от еды.

Кафе находилось поблизости от Вулмаркет-стрит, и Рут по дороге заглянула на раскопки. Весь старый дом, кроме арки, исчез: гостиные, кухни, спальни, колодец желаний, флигеля — все превратилось в ровный слой мусора. В глубине территории неумолимо росли новые постройки, и готовый первый этаж производил своими балконами впечатление непрочности. Эдвард Спенс спешил изо всех сил — хотел успеть построить до обвала рынка недвижимости.

Рут заказала чай, а отец Хеннесси попросил принести кофе и рогалик. Съел он его с удовольствием, хотя на тарелке явно оставались следы яйца. Священник был спокоен и, судя по всему, ни о чем не тревожился. Зато Рут нервно теребила сахарницу и дважды расплескала свой отвратительный чай.

— Мне кажется, вы в восторге от того, что встретили Мартина, — начала она.

Отец Хеннесси улыбнулся:

— Конечно. Это был великий дар Божий. Я боялся, что умру, так и не узнав, что случилось с мальчиком и Элизабет.

Рут знала от Макса, что священнику за восемьдесят, так что смерть для него не метафора. Каково это, знать, что умрешь, но не сомневаться, что впереди вечная жизнь?

— Макс… Мартин говорил, что вы были к нему очень добры.

Отец Хеннесси задумчиво посмотрел в чашку с кофе.

— Я старался, но никогда не знаешь, насколько больше следовало проявить упорства. Если бы я относился к нему с большим пониманием, может, он бы и не убежал. Тогда бы Элизабет осталась в живых.

— Наверное, ей суждено было умереть, — мягко проговорила Рут. — Макс упоминал, что она была болезненным ребенком.

Священник промолчал. Возникла пауза, которую нарушал только голос Бобби, ругавшегося в глубине кафе с женщиной по имени Мэгги.

— Вас, видимо, интересует, зачем мне понадобилось с вами встретиться, — помолчав, продолжила Рут.

— Полагаю, вы мне скажете, — спокойно отозвался священник.

И она рассказала: о кукле зародыша и двуглавом теленке, о надписи кровью и неизвестном у ее дома. Пожалуй, сообщила больше, чем собиралась, и сама себе объяснила это какой-то сверхъестественной внутренней силой своего собеседника. За время разговора тот не сводил с ее лица своих бледно-голубых глаз.

— Получается, — подытожила она, — что кто-то пытается меня запугать. Кто-то связанный с домом на Вулмаркет-стрит. И я вас спрашиваю: не появилось ли у вас мысли, кто бы это мог быть?