Скампавея под парусами скользит по глади моря. Вёсла сложены под банками и не занятый работою экипаж радуется хорошей погоде и теплу, сидя ближе к кормовой надстройке. Молчат морячки, делают вид, что дремлют, а сами прислушиваются к разговорам, что ведут пассажиры — государь с государыней. Они нынче на Ендрик едут, дела у них там. Юный мичман — командир корабля — надутый от гордости словно индюк — пытался поначалу лихо покрикивать, распоряжаясь, чтобы что-то потянуть или потравить, но помаленьку успокоился и перестал суетиться.

Эскорта у них нет. Кто в этих водах посмеет напасть на боевую единицу, вооружённую двумя длинноствольными пушками? Да, калибр этих орудий невелик, зато снаряд пролетает целую милю меньше, чем за четыре удара сердца. Хотя, если по-новому, как нынче повелось, то семьсот метров в секунду — вот такая скорость достигается на дульном срезе. Двухметровые нарезные стволы из прекрасной рысской стали позволяют уверенно попадать и за четыре, и за пять километров, а масляный гидравлический демпфер спасает корпус не слишком большого корабля от потрясений при пальбе. Даже линейный корабль бриттской постройки пожалеет, что связался с этой кусачей крошкой.

Но вряд ли такая встреча возможна, потому что с сигнальной башни, которую они миновали час назад, оповещения о чужих военных кораблях в водах Рыссии не было. Это надёжно в округе километров на триста — дальше цепь вышек пока недостаточно густа, чтобы перекрыть все опасные направления. Это — дело времени.

— Гриш! Почему ты Тычкова помиловал? — вопрос сей задал Агапий. Он тоже здесь.

— Смерть его бесполезна, а желание отомстить — буде таковое имеется, обернётся государству нашему великой пользой. Он теперь на Сейвал-острове воеводой станет. Коли захочет собрать силу, то крепко ему придётся потрудиться, чтобы денег скопить на замыслы свои. Промысел китобойный наладить, прибыток с него суметь извлечь.

Ты вот сын боярский, знаешь ли почему без вашего сословия мне никак не обойтись?

— Потому что за всеми не уследишь один, всем разом не скомандуешь. Вот и получилось… ха! Удачно ты спросил. Ведь для каждого места господин назначен государевыми пожалованиями. За порядком следить, лодырей подгонять и чтобы против супостата силу собрать было легко.

— Верно, говоришь, Агапий. Да вот беда — мир вокруг нас поменялся, а господа-бояре наши держатся старых обычаев. Мне с их земель не дружины на стругах надобны, а деньги на снабжение флота и постройку сильных кораблей. На содержание тех же сигнальных башен. А по обычаю они службой должны отрабатывать — невместно им подати платить.

Те бояре, что полки регулярные содержат, гавани обороняют и за городами присматривают — от них хоть польза какая-то есть. Но, пока остаётся за мной право отозвать грамоту на кормление — они неспокойны. Им не жаль откупиться от службы деньгами, но тогда сами-то они и не нужны государству. Станут только оброк собирать, с казной делиться, да жрать. Ну, может рекрутов в войско дадут. Так чтобы оброк собрать или рекрутов у меня приказы есть. Без надобности эти люди — приказ оброчный лучше них справится с этим делом, да и людской недаром свой хлеб жует.

Армейских, да флотских ещё батюшка мой стал на довольствие переводить, да на жалование, а кормления новые выдавать прекратил. Вот с этого момента и возникла напряжённость на рысской земле. Особенно старые роды забеспокоились, у которых за заслуги предков земли огромные, а обязанностей — только в думе бородой потрясти.

— Понятно это, — Агапий вздохнул. — Трудно старое ломать. Вот как бы сразу по-правильному всё сделано было!

— Оно и было правильно сделано в то время, когда образовалось. Корабли были медлительны и не очень надёжны. Железо стоило столько, что нож трём-четырём поколениям служил. Вместо плуга пахали сохой, а ей намного меньше успеешь — тяжелее её протаскивать. А успех войны решался в сшибке молодецкой, или абордажной схватке на море — борт о борт.

Ныне же парусники куда как ходки, а уж когда брусовку пустили, так и по суше сообщаться стало веселее. Гвозди тоже в обиход вошли и те же ножи стали лучше, и больше их. Про плуги и говорить не стану. А ещё изменилось оружие. Оно сделалось сложнее и характер военных действий поменялся. И потребовать с каждого боярина по нарезной дальнобойной пушке я могу только деньгами. То есть частью собранного ими оброка. Но опять же тот оброк я и сам могу собрать и без них — учтут землепашцев приказские и положенное стребуют.

Большие перемены произошли в жизни всех и изменили они отношения между людьми. Раньше всяк больше для своих нужд вещицы сам выделывал и тем пользовался, а сейчас продают и покупают с каждым днём всё больше. По лесам прячась ни стекла в окно не вставишь, ни как поле верно удобрить не узнаешь — уже не так выгодно прятаться стало, да и земли присмотрены.

А государство наше осталось старым и у этих новых отношений в ногах путается. Одним словом, боярство себя изживает, однако мне, как есть я рысской земли хозяин, негоже людей распоряжаться способных имения лишать и заслуги их забывать, а следует отыскать им достойные дела.

Они ведь ценны как распорядители. Вот пускай и распоряжаются. Найдётся применение мужам разумным. Ну а уж если кому дело будет не по нраву, али не управится — я ж не нянька им, сопли подтирать.

Тут, понимаешь, боярин Волков, говорят, устроился на Ендрике в рыбацком поселении за порядком надзирать и дела наладил хорошо. Да так ему это по сердцу пришлось, что он грамоту жалованную на своё разорённое в войну Бутурлинское кормление обратно вернул в служилый приказ, а сам жалованием доволен. Вот и надобно поглядеть, что там к чему и насколько это ладно. Коли ладно — так ведь пахаря или молотобойца не поставишь за околотком надзирать, непривычен он большим-то хозяйством командовать. Бояре скорее с этим совладают. И можно будет околотки повсюду учинять.

— А как воровать станут? — это уже голос из «зала».

Гриша вздохнул:

— Может и станут. Понять бы, у кого. Всё, что в околотке имеется — оно вроде как околоточного и есть — всем ведь распоряжается. А ты кто таков, вопросы такие задавать?

— Капрал Егоров, Ваше Величество.

— Так вот, Егоров, не ясновидец я. Пробовать надо, да поглядывать, что выходит. Господин мичман, а что, матросы от иноземного слова «капрал» языки не ломают?

— Бывает и карпалом назовут и нарвалом, а то и вовсе забудут и старшиной окликнут.

Гриша достал книжечку и записал в неё новую мысль. Поднял взор — десятки взглядов.

— Вы чего, братцы. Коли вопрос какой, так задавайте.

— Нам бы про перемены понять. Какие будут, и когда?

— Как с Ендрика воротимся, так и начну дорогу строить до Порт-о-Крабса. Городок у кузниц Зимы Агеича и Казармы тамошние первыми со столицей соединим, а дальше вот по карте смотрите, — он вытащил из сумы складку. — Только не порвите.

Когда бы денег хватило, то и на Гочкисе бы сразу начали.

— Так ты, государь, расписок ещё напечатай, как на Ендрике делал. Они там до сих пор в ходу, и в других местах их принимают, даже потрёпанные.

Гриша поискал глазами Наталью, рассчитывая встретиться с ней удивлёнными взорами, а не вышло. У него за спиной отодвинув чехол с орудия, благоверная в компании мичмана занималась обсуждением вопросов о некоторых особенностях конструкции устройства гашения отдачи. Оставить это просто так не было никакой возможности.

— Простите господа военные моряки, что болтовнёй своей не дал вам отдохнуть, — с этими словами юноша повернулся в другую сторону, и, словно продолжая фразу, произнёс: — давайте люлькой назовём эту часть противовеса, — он в пушкарские вопросы слёту вникает, ближе они ему, чем государственные.

Собраться на Ендрике Гриша придумал потому, что здесь, кажется, ему помогают даже стены. К тому же Тыртов тут — по-сути основатель нового войска, не просто воевода, а командир целого учебного гарнизона. А ещё ведь и службы наблюдения, оповещения и связи вдохновитель и организатор. И Кондратий-артельщик, ныне — капитан интендантский. Боярин Волков, которого Гриша совсем недавно, кажется, отправил проследить за порядком среди рыбацких деревушек, организовавший в Плисовой бухте крепкий околоток в духе то ли гарнизона, то ли артели, то ли усадьбы рачительного хозяина, и отказавшегося от кормления на Бутурлине после того, как сам устроился здесь с великим для себя удобством.