А потом и стрельцы со своими пушками, и регулярные солдаты, и подтянувшиеся казаки снялись с места, и тоже тронулись на восток к проходу через гряду высоких холмов туда, куда сейчас стягивались рыбацкие лодки и свозились огневые припасы с боярских имений. Началась сложная и многоходовая транспортная операция, помешать которой, даже имей они крупные корабли, сельджуки не в состоянии — у восточного берега мелкие островки так и кишат, и небольшой лодке тут укрыться легче лёгкого. Тем более — ночью. Военных же кораблей, доставивших корпус вторжения, давненько не видно в водах острова. Видимо, они после высадки пехоты отправились за новыми полками.

Сельджуки деловито и последовательно заняли все поместья, в том числе и царское, а их разъезды сновали по дорогам, как у себя дома. Оккупация Ендрика прошла быстро и бескровно задолго до завершения жатвы, которая продолжалась, как ни в чём не бывало.

Единственное, что немного смущало командира экспедиционного корпуса, это то, что остатки рысского войска от него ускользнули. Особенно царевич, выкуп за которого теперь никак не возьмёшь. Зато можно доложить о полной победе и ждать от султана изъявления удовольствия и щедрых пожалований. Естественно — из захваченных земель, так удачно населённых совершенно нераспуганными крестьянами, которые именно сейчас собирают урожай. И собирают они это зерно как раз для него, Аскера-эфенди.

Аскер-эфенди не такой дурак, чтобы кормить за свой счёт несколько тысяч солдат собственного экспедиционного корпуса. Для них, да и для него есть немало дел на других рысских островах. Там, конечно, придётся заплатить за победу кровью правоверных воинов, ведь всё имеет свою цену, в том числе и будущая добыча. А осознавать, что его добро поглощается ненасытными чревами стрелков, обидно. Особенно после столь хитроумно подготовленной и проведённой операции. Так что пусть скорее убывают туда, где их ждёт воинская слава и почести. А в оставляемом гарнизоне достаточно и трёх сотен ртов.

Крестьяне и мастеровые тут покладисты. Кроме раненых, что стонут от увечий в деревне неподалеку от бывших царских теремов, ни одного вражеского солдата ни один разъезд, ни один патруль тут не видел, зато об уходящих лодках, куда, как сельдь в бочку, набивалось убывающее с острова незадачливое рысское воинство, лазутчики доносили несколько ночей подряд. Что же, противник признал своё поражение в этом пункте и ретировался.

Топот копыт конного разъезда за спиной стал отчётливым, и Гриша поспешил сойти с дороги. Остановился, пропуская десяток верховых сельджуков, и склонился в поклоне. Босоногий мальчишка в запылённых портах и драной на локтях рубахе не вызвал у патрульных никакого интереса. Впрочем, замыкающий вытянул плетью по согбенной спине. Лениво и без особого старания, но больно и очень обидно.

— Сахид! Опять ты портишь работников нашего командира, — попенял ему старший, обернувшийся на звук.

— Наоборот, я приучаю их быть покорными и терпеливыми.

Послышались смешки, и шуточки. Скучающие воины немного оживились и даже перешли с шага на рысь. А может быть, просто заторопились в город, где их ждёт отдых. Собственно, царевич спешит туда же. Только что удалось довести до конца первую часть его задумки — все подразделения ушли в заповедный лес, в самый его глухой уголок. Малые группы, отойдя от берега на лодке, огибали островок, и снова высаживались, после чего отправлялись к месту сбора звериными тропами, таясь не только неприятельских глаз, но и крестьян. Крались, а не шли. Но, кажется, сумели всё сделать скрытно.

Теперь враг должен начать вывозить отсюда войска — ну не надобны они ему на завоёванной территории, потому что население покорилось. А на других островах идут военные действия. Теперь неплохо бы выведать планы этого самого вывоза. Пластуны видели издалека, что корабли в заливе не появлялись, но вот, вроде какие-то мачты в стороне причалов вчера стали видны, поэтому про то, что творится в порту надо выведать наверняка.

Застава у бывшей стрелецкой слободы его не остановила — ясно же, что за чем-то послали пацана. Да и у пристани ему никто никаких препятствий не чинил. Пузатый барк, явно с пустыми трюмами — испский купец — ждал погрузки. Гриша зашел перекусить в кабачок, куда обычно наведывались моряки, и послушал разговоры. Потом побродил по торжищу — кое-какие лавки уже открывались. К крепости подходить даже не попытался — караулы кругом, редуты починяют, около казарм солдаты в чувяках и широких шароварах занимаются шагистикой.

Купил, хорошо поторговавшись, хомут, да и отправился восвояси. Главное он выяснил. Этот старенький барк пришёл сюда за зерном прошлого урожая, что припасено в амбарах воеводы. Но вместо этого плотники поспешно готовят стойла для лошадей, а экипаж вычищает трюмы. То есть судно готовят к перевозке воинской части. Возможно — целого полка. Конечно, поедут в тесноте, но ведь путь не так уж далёк. Даже этот тихоход вряд ли больше суток потратит на дорогу.

Хорошо, что войска уходят. Чем быстрее покинут эту землю строевые части, тем скорее он восстановит свою власть над островом. Но и отпускать отсюда боеспособные полки не очень хочется. Он ведь навалится на батюшкины войска.

Барк «Сунсьон» вышел из Ендрикского залива ранним утром. Полк пехотинцев для такого корабля — не очень большой груз, поэтому опытный капитан принял в трюм дополнительный балласт — камни. А что делать? Солдаты ведь обязательно вылезут наверх, а вес пяти сотен человек — это серьёзно. Так что по палубе станет невозможно пройти, но, по крайней мере, опрокидыванием это грозить не будет.

День прошел спокойно. Офицеры загоняли личный состав вниз, но сидеть в духоте и потёмках никто не желал и бойцы просачивались на вольный воздух, используя для этого любые возможности. А, когда солнце уже склонялось к горизонту и ветер затих, три рысские галеры появились с востока. Канониры приготовились к бою, но до наступления темноты расстояние оставалось слишком большим для начала пальбы. А потом ночью уже просто ничего было не видно.

Люди напряженно всматривались во тьму и прислушивались к доносящимся звукам. Когда во тьме возникло невнятное пятно, выстрелили сразу, как только навели орудия. Кажется, попали, и не одним ядром. Тем не менее, таранный удар проломил борт и заставил содрогнуться старый парусник. Вот только никто не понял, почему рядом с пробоиной нет никакой галеры. То есть видно же было, как неясный контур её прошел за кормой. Кто же тогда нанёс удар?

Тонул «Сунсьон» долго. Во всяком случае, когда взошла луна, он продолжал оставаться на поверхности, хотя и изрядно накренившись. Все три галеры оказались в пределах видимости. Лежали в дрейфе посреди заштилевшего моря и ни одним движением, ни одним огоньком не подавали ни малейшего признака жизни, наблюдая за попытками завести под пробоину пластырь и драку за места в шлюпке. Кажется, в этой битве погибло больше сельджуков, чем за всю Ендрикскую компанию. Выстрелы и звон клинков намекали на то, что баталия идёт нешуточная.

К месту трагедии рыссы подошли на рассвете и выловили из воды тех, кто держался за плавающие реи, бочонки и другие предметы. Шлюпки они догнали ещё при свете луны и людей с них сняли.

— Ай да Гришутка, вот вроде сопляк ещё, а ведь всё вышло, как он отписал, — командир флотилии командор Никита Иванович Вельяминов — брат царевича Гриши и сам тоже царевич — довольно покручивая ус, стоял на корме галеры и в очередной раз перечитывал послание младшего в их семье. — Поднимите сигнал. Пусть командиры кораблей прибудут, — распорядился он. — А мне кофию подать с дусским ромом!

Самым сложным оказалось — сохранить скрытность. Полтысячи крепких мужчин — это полтысячи норовов. Заставить их усидеть на месте и грызть сухари, запивая столь скудную пищу холодной водой, потому что костров разводить нельзя, чтобы не привлечь внимания дымом — пусть кто-нибудь попробует с этим совладать. Под кронами старых елей на толстом слое хвои жаркими августовскими днями сидели, стояли, лежали или переминались с ноги на ногу люди, ничем не занятые. Даже разговаривать было велено не в полный голос.