Он уверенно ведёт нас, молодчага. Что с ним!? Конь «скифа» попал в яму. Опёршись на копье, он совершил прыжок и покатился по земле. Рядом никого нет. Глупец! О, Папае, он наверху щитов! И Белолобый, догнал. Пёс, не признававший никого, кроме Атоная пошёл за «скифом». Белолобый, вслед «путнику, перемахнул и скрылся за щитами. Хотелось бы увидеть «путника» живым. Папае береги нашего царя!
Дети Одноухого молодцы! Правильно я поступил с ними. Колесницы, ведомые братьями, вошли в греков, как нож в масло. Теперь моя очередь. В правой руке я сжимаю боевой топор, в левой — полуметровый дротик. Греки видят мой шлем царя скифов, каждый жаждет моей смерти. Их короткие мечи не уступают нашим акинакам. Ко мне пробивается высокий и хорошо сложенный бородатый грек. Он положил троих моих воинов. Я зову его. Куда прётся Дрон, горячая голова! Стой, дурень! Македонец свалит тебя Дроне! Слава Папаю — Одноухий, ты снова спас царя, на на сей раз царя будинов, ценой своей жизни. Прощай сколе… Бородатый грек, убивший Одноухого рядом. Я швыряю дротик в его шею. Пока он не опомнился, бью ногой в челюсть, одновременно отражая удар меча и подставляя спинной щит под удар копья спартанца. Бородач снопом валится под копыта коня Крея, а спартанец не успевает сгруппироваться и снова поднять меч. Мой боевой конь «Рассвет» проламывает щит и нагрудные доспехи спартанца. Я иду дальше и ору Дрону: «Береги себя парень, всё только начинается»! Вокруг меня каша тел. Мой топор застревает в груди грека, пробив щит. Я вынимаю однолезвийный меч. Наконец-то я вижу их. Мои братья Зиммелих и «Скиф» живы! Горящие стрелы, поочерёдно, уходят ввысь. Теперь я понимаю, почему мой царь стоял на верху щитов. «Скиф» хотел увидеть мост Дария. Если план Атоная сработает и греки впадут в панику, увидев горящий мост… греки напирают… битва на равных. Такой рубки давно не припомню. Дрон ещё жив — молодец. Кровотечение из моего плеча не прекращается. Спартанец таки задел меня. Вторая рана на груди. Обе не опасны, но кровоточат. Мои воины окружают меня, чтобы перевязать раны. Дрон даёт короткую передышку, заменив меня… Впереди, в леску замечаю движение резервного полка македонцев — лучших воинов Лисимаха и кричу Крею: — «Рожок»! Одновременно с рожком Крея поёт рожок Зиммелиха. Позади, в тылу глухо звучит рожок главного вещуна, Оршеса и Накры. Теперь моя очередь. По моему, самому звонкому из рожков, мы уходим вправо — там резерв Лисимаха. Я иду, а за мной Крей и лучшие скифские воины. Атонай — гений, он всё предусмотрел. В резерве Лисимаха, македонская гвардия. Я ИДУ. Лисимах — мой!»»
Накра:
Апи! Грудь Атоная пробила стрела-копьё. Царь всех скифов тяжело хрипит, как и его конь. Откуда-то появился Белолобый. Наверное, оборвал привязь. Животные чувствуют больше чем мы — люди. Пёс грустно смотрел на Атоная и облизывал лицо, а потом на фалангу греков и злобно зарычал. Мы оцепенели от неожиданности, не веря себя, особенно мой муж: Атонай передал тиару «скифу», но большей неожиданностью стало другое. Брат моего мужа громко заявил: — Зиммелихе, ещё до конца битвы тиара будет на тебе. Ты, а не я — будущий царь всех скифов. Это моё слово!
Такого у нас никогда не было. «Скиф» помолился на неизвестном нам языке, сжал губы как Атонай, а Белолобый, о Папае, облизал руку ему.
Дважды за тот день, брат моего мужа переломил ход сражения и спас Зиммелиха как тогда в Торжище. Атонай знал, кому доверить власть. Я не видела, но скифы говорили: «путник» сражался как наш бог войны — Арес и бог Гойтосир. Но мы знаем — он не бог. Кровь «скифа» не отличается от крови греков и нашей…
Прости меня Табити и Апи, я не сказала мужу самое важное, боясь — он не разрешит мне участвовать в битве. Я беременна. Атонай был против моего участия в сражении, но я смогла убедить царя всех скифов. Оршес и я в резерве армии. В нашем подчинении две тысячи воинов в том числе: семьсот вещунов и рабов, давших согласие в обмен на свободу. Они будут биться пешими. Семьсот всадников Оршеса, шестьсот тридцать скифиянок — воинов и моих амазонок. Мне не терпится, но опытный в битвах Оршес сдерживает меня. Там гибнут наши братья, — нетерпеливо говорю я ему — а мы ждём. — Ожидание затянулось. В сражение вступили пешие полки. — Когда-же мы? — кричу я Оршесу. Он — спокойный и невозмутимый, поворачивается ко мне.
— Дочка, — обращается Оршес. Я прощаю это обращение. Никто не имеет права называть меня дочкой. Он продолжает. — Дочка, я с главным вещуном — Сколом идём на левый фланг. Перисад наверняка ранен, может убит. Видишь, он в окружении своих воинов. Нельзя допустить окружения. — Я киваю Оршесу, а он продолжает. — Жди! Жди рожка Крея, или Ассея. — Я переспрашиваю. — А если звука рожка не будет. — Он на мгновенье задумывается и показывает на лесок, отвечая. — Там резерв Лисимаха. Если рожок не зазвучит, поведёшь конницу туда. В центр не иди. Я знаю, там тяжело, там твой муж, но этого делать нельзя. Когда услышишь рожок Ассея, веди воинов к правому флангу. Это приказ Атоная и «скифа».
Усмиряя коня, подъезжает Скол. — Царица амазонок, — обращается ко мне вещун — если я погибну, тризну по Атонаю пусть отслужит мой младший брат Крон, — вещун Торжища.
…Наконец, слава Папаю, рожок Крея, а за ним трубит Ассей. Пора. Вижу Ассея, он повёл своих воинов к леску. Оттуда идёт резервный полк Лисимаха. Они в красных доспехах. Это лучшие воины Греции — македонцы. Впереди всадник в золотом шлеме с хохолком. — Лисимах. Говорили он трус, и отсиживается всегда сзади. Нет, — он воин, наместник Геллеспонта. Наследник Александра не может быть трусом.
Я вывожу своих воинов из укрытия и разделяю на две группы. Первую, поведёт моя сестра, а я с амазонками на помощь Ассею. Приходится идти по живым и мёртвым воинам; ничего не поделаешь. Вижу Ассея. Он ранен и залит кровью. Я снимаю боевой шлём. Мои амазонки делают то-же. Пусть греки видят! Ассей грозит мне кулаком. Я хохочу, как сумасшедшая.
…мои амазонки гибнут от греческих мечей. Больше никто не кричит… звон мечей и стоны. Я иду, иногда в пылу вижу Ассея. Крей погиб на моих глазах. Я не успела помочь, но вернула долг, оплатив смерть этого полководца. Ассей пробивается к Лисимаху…
Зиммелих:
Брате, прости меня. Я хотел убить тебя. Злоба и зависть ослепили меня, когда мой умирающий отец передал тебе власть над всей Скифией. Ты отказался, чем удивил нас, но невозмутимый Тертей водрузил тиару на твою голову и застегнул застёжки. Тертей поклонился тебе, чем удивил нас всех и преклонил колени. «Веди нас мой царе»! — прокричал мой учитель. Этот крик я слышу до сих пор. Когда ты оказался на щитах, мы, скифы, почувствовали — Ты — наш царь! Трое щитов упали и мы устремились за тобой. С тобой мы прорубили второй ряд фаланги. Твой щит валяется позади, вернее — остатки. Ты работаешь обеими руками. Наверное, таким воином был мой дед — царь Атей. Топор кажется игрушкой в твоих руках. На нас кинули самых сильных и высокорослых воинов. Тертей не успевает за нами. Мой отец оказался прав — сегодня тяжёлый день. Иногда, в пылу схватки мы переглядываемся. Я вижу в твоих глазах грусть. Иногда мне кажется — слёзы. Почему? Ты жалеешь греков, но убиваешь всех на своём пути. Я догадываюсь, почему твоё второе имя «путник».
Для тебя все братья: и греки и скифы. За нами дорога тел. Белолобый принял на себя два копья, закрыв тебя. Пёс моего отца, признавший тебя! Пёс, которого я за всю жизнь не смог погладить, в отсутствие моего отца. Идём, мой брате, мой царе! Я защищу тебя, Скифе… МЫ ИДЁМ!
Тертей:
Атонай ещё жив, мы не успели закрыть царя всех скифов. Долго он не протянет. Жаль, но ничего не поделаешь. Война. Мы с Атонаем столько лет вместе сражались плечо-в-плечо. С его смертью из мира уйдёт многое. Атонай прощается с нами. Прощай мой царе, прощай.
Наверное, я один, кто понимает и не удивляется решению царя. Зиммелих горяч и может наделать ошибок, — велика цена сегодняшнего сражения, а я, — мне не приходилось водить в бой сорок тысяч. Этот странный человек, который называет себя «путником»… Поначалу он растерян и удивлён. Я надеваю на него и застёгиваю тиару, а потом преклоняю колени. Скиф быстро подавляет свою растерянность… Я вижу твёрдые и холодные, до стали и вместе с тем, странно — печальные глаза. Вдруг понимаю: — «скифу» не нужна ни тиара, ни власть. Он выше любого из царей… Приказ Атоная обсуждать нельзя. Он закусывает губу. Короткие и чёткие команды и, наш царь в седле. Удивительно — за ним пошёл Белолобый…
