Беркут удивился тому, что президент знает, кто из присутствующих здесь и чем именно отличился. Не было сомнений, что Швецов осведомлен о подвигах каждого из полутора сотен собравшихся здесь офицеров, а не только его самого и Бурцева, и это заставляло испытывать к президенту еще большее уважение.
– Так точно, товарищ верховный главнокомандующий, – подтвердил Беркут. – Он шел вместе с моей группой и был ранен, когда мы попали в оставленную отступающими боевиками засаду. Спас меня от снайпера, – добавил майор.
– Закрыть собой командира – поступок достойный, – кивнул Швецов. – Я рад, что в нашей армии еще есть люди, готовые пожертвовать собственной жизнью ради товарища. И честь сегодня не для вас, что я пригласил вас всех сюда, в Кремль, а для меня, в том, что я могу видеть перед собой настоящих героев, настоящих бойцов. Вы – наша надежда, наше будущее. Профессия солдата нынче не в почете, но пока есть такие люди, как все вы, кого я вижу сейчас перед собой, еще ничего не потеряно. И я изменю отношение к людям в погонах, позволю вам гордиться тем путем, который вы избрали. Наши офицеры, наши солдаты больше не будут знать, что такое нищета. Вы станете основой нашего общества, элитой, высшей кастой, как было в древние времена, когда воинов почитали превыше политиков, превыше торговцев и жуликов, умеющих обман прикрывать красивыми словами. Я сделаю для этого все, и от вас жду, чтобы вы и впредь служили нашей стране с такой же самоотверженностью, которая позволила вам оказаться сегодня в этом зале.
При этих словах президента Бурцев вдруг ощутил жгучее чувство стыда за самого себя. Все, о чем он думал, когда решил завербоваться в армию после срочной службы, это деньги. В бывшем рабочем поселке, а ныне провинциальном городке, где родился и вырос старший сержант, заработать было невозможно. Единственное серьезное предприятие, завод, производивший электронику для "оборонки", закрылось несколько лет назад, а на нефтеперегонный завод, где платили действительно щедро, устроиться без блата было невозможно.
И когда Олег Бурцев подписывал контракт, он верил, что поступает правильно, и он добился своей цели, заработав огромные деньги, о каких многие его ровесники, пытавшиеся найти себе занятие в родном городке, могли лишь мечтать. Служба в армии дала Олегу все, необходимое, чтобы жить в свое удовольствие, не зная нужды ни в чем, чтобы содержать семью, наконец, и потому пришла пора забыть про все уставы, про звания и должности, и вернуться к мирной жизни.
Но сейчас президент как будто бы искренне верил, что он, гвардии старший сержант, с нетерпением отсчитывавший дни, что остались до приказа о демобилизации, рисковал собой из чувства патриотизма, хотя позже, уже оказавшись в госпитале, сам Бурцев так и не смог понять, зачем заслонил майора, подставившись под огонь снайпера. Алексей Швецов, глава государства, надеялся и верил в него, сержанта десантных войск, казавшегося президенту настоящим героем. И при мысли о том, как жестоко ошибается этот сильный и решительный человек, Бурцеву просто стало стыдно, но он не выдал свои чувства ни взглядом, ни жестом.
А президенту уже не было дела до сержанта-десантника, до его душевных терзаний. Глава государства шел дальше, так же приветствуя прочих офицеров, удостоенных великой чести встретить День Победы в Кремле, так же перебрасываясь с ними ничего не значащими фразами. Это был ритуал, красивая постановка, хотя сам Алексей и пытался изо всех сил воспринимать происходящее всерьез. Но разве было кому-то важно, что привело всех этих людей в армию, что заставило их надеть погоны? Пусть то была жажда денег или самый искренний патриотизм, все одно, если будет приказ, они пойдут в бой, и будут одинаково умирать под пулями, сгорать заживо в охваченных пламенем танках, кометами мчаться к земле на подбитых самолетах.
Другие мысли исподволь вторгались в сознание Швецова, и он уже представлял себя сидящим за круглым столом в далекой Анкаре, лицом к лицу с правителем единственной державы, которой, несмотря на все старания врагов внешних и внутренних, и уступала пока великая Россия. И должно было сделать все, что в силах единственного человека, а также и то, что превыше его сил, чтобы вскоре уже заокеанские властители осознали свою слабость и уважительно склонили головы пусть не перед Швецовым, так перед тем, кто сменит его спустя совсем недолгое время.
А там, за океаном, тоже готовились к встрече с русским правителем, планируя, проигрывая один сценарий за другим, и делали это одновременно в нескольких местах наделенные немалой властью люди. Причем многие из них даже не предполагали, что кто-то кроме него самого сейчас может быть озабочен грядущими переговорами. И цели эти люди, действовавшие подчас совершенно независимо друг от друга, преследовали совершенно разные.
Реджинальд Бейкерс и Натан Бейл обсуждали предстоящую встречу глав двух великих держав в уютном ресторане на окраине Вашингтона, совмещая работу и обеденный перерыв, хотя, конечно, чиновникам такого ранга график рабочего дня был не писан. Тем не менее, расположившись в отдельном кабинете не самого дорогого, чтобы не привлекать излишнее внимание, но вполне приличного ресторана, они не забывали во время беседы оказать внимание и расставленным на столике фарфоровым тарелкам, полным источавших чудный аромат яств. Особенно старался заместитель директора ЦРУ, никогда не жаловавшийся на отсутствие аппетита.
– Наши президенты вскоре встретятся лично, – невнятно пробормотал Бейл, не переставая жевать. – Историческое событие, ведь прежде Мердок никогда лично не общался со Швецовым.
– Мне не нравится настрой Мердока, – мрачно произнес Бейкерс. – На него слишком сильно воздействует Флипс, а этот парень всегда готов подставить задницу кому угодно, лишь бы не было обострения международной обстановки.
Разведчики сейчас могли разговаривать абсолютно свободно, не стесняясь в выборе выражений. В радиусе сотни ярдов не было ни одного постороннего, если не считать пары официантов, которых крепкие молодые люди из службы безопасности глав разведок проверяли несколько раз подряд на наличие любых посторонних предметов, будь то оружие, бомбы или подслушивающие устройства. Отлично подготовленные профессионалы, приученные отключать слух в присутствии своих принципалов, эти люди, похожие друг на друга, как братья-близнецы, прочесали весь ресторан, убедившись в отсутствии опасности любого рода для охраняемых персон.
Нет, ни Бейкерс, ни Бейл не опасались покушения, это было слишком грубо и низко, но вот то, что кто-то мог услышать хоть несколько произнесенных ими слов, запомнить их, или, что еще хуже, записать на машинный носитель, представляло огромную опасность. И на ее устранение как раз и были брошены немалые силы сразу двух спецслужб. Кроме старого доброго обыска, проведенного, разумеется, с применением современных технических средств, разного рода сканеров и детекторов, прослушиванию, в том числе и дистанционному, с помощью микрофонов направленного действия или лазерных лучей, снимавших колебания оконных стекол во время разговора, препятствовали и такие новинки техники, как станции постановки помех.
Неприметный микроавтобус "Форд" с логотипами какой-то мелкой, никому не известной фирмы на бортах, стоявший в нескольких десятках ярдов от ресторана, распространял вокруг себя колебания электромагнитного поля, мгновенно выводившие из строя любые "жучки" и микрофоны. Правда, находиться в зоне действия этого устройства было, по словам опытных медиков, не вполне безопасно для организма, но таковы были издержки профессии, и многочисленным рыцарям плаща и кинжала приходилось с этим мириться.
– Да, нынешний госсекретарь излишне осторожен, – согласился Бейл, запивая порцию бифштекса глотком легкого вина. – И президент, действительно, слишком часто к нему прислушивается. Боюсь, если ничего не произойдет в ближайшие дни, наши войска вполне могут покинуть Грузию.
