– Ладно, мужики, будет вам спорить, – примирительно поднял руки Макаров, виновник торжества. – Все мы служим этой стране так, как умеем и как можем, и будем делать то, что принесет, пусть только на наш взгляд, пользу России. И не стоит нам выяснять, что лучше – школы или танки. Я думаю, нужно иметь и то и другое в достаточном количестве, и для этого нам придется приложить все усилия. А народ поймет, нужно только говорить ему обо все откровенно, без фальши и лжи, чтобы нам просто поверили.

– Золотые слова, Боря, – хлопнул того по плечу Строгов. – Все же хороший ты мужик. И потому давайте выпьем еще раз за нашего Бориса, пусть все у него будет хорошо! – Он поднял рюмку, приглашая всех остальных сделать то же самое.

– Спасибо, Вася, – Макаров разлил следующую и, тоже подняв, как в тосте, рюмку, произнес: – Давайте выпьем еще и за доблестные десантные войска, за то, чтобы они всегда оставались такими же грозными, но чтобы никогда не довелось парням в голубых беретах проливать свою кровь. За то, чтобы не было войны!

Они просидели за столом еще час, и за это время прозвучали самые разные тосты и самые разны слова. Но, как и все хорошее, эта встреча скоро закончилась. Борис Макаров отбыл на Северный флот, на берега холодного и сурового Баренцева моря, где его ожидал только что покинувший док авианосец "Адмирал Кузнецов". Его товарищи тоже разъехались кто куда, спеша исполнить разные замыслы и сделать многие дела. И никто из них еще не догадывался, что полупьяная беседа вскоре вспомнится многим, и слова, произнесенные в теплом полумраке русской бани в питерских лесах, изменят судьбы миллионов ни о чем таком даже не подозревавших людей.

Москва, Россия

29 марта

Они вновь сидели лицом к лицу, Максим Громов, в очередной раз посетивший футуристического вида офис "Нефтьпрома", ставший одной из ярчайших достопримечательностей столицы, поистине символом Москвы двадцать первого века, и глава этой корпорации, а также ее крупнейший акционер Гоги Берквадзе. Но в этот раз их встреча происходила без посторонних. Пусть раньше таковыми и были члены правления, все, как один являвшиеся и акционерами компании, ее совладельцами, а значит, бывшие посвященными практически во все ее тайны, те, от кого не должно было быть секретов, сегодня даже этим людям здесь не было места.

Влиятельный, считавший себя втайне едва ли не всемогущим, генеральный директор нефтяного гиганта тяжелым взглядом буравил спокойного гостя. Громов, как всегда коротко стриженый, точно армейский сержант, а не топ-менеджер государственной корпорации, был одет строго и лаконично, без излишеств, но явно со вкусом. Его черный костюм, белоснежная рубашка и серый галстук были дешевле, чем у Берквадзе, но подобраны со знанием дела и идеально подходили друг к другу и к облику их владельца. Громов был спокоен, чертовски спокоен, и это не могло не действовать на собеседника эмиссара "Росэнергии". На его чиновника абсолютно не отражались эмоции, и эта невозмутимость уже начала раздражать Берквадзе, привыкшего, что при встрече с ним теряются даже губернаторы и министры, чувствующие сильного и опасного человека. И только этот проклятый Громов, несчастный выскочка, казалось, был расслаблен и не понимал, с кем имеет честь беседовать.

– Итак, Максим Юрьевич, как видите, я выполнил ваши условия, – Берквадзе взглядом указал на пустой кабинет. – Наша беседа состоится наедине, никто не узнает ни одного слова. Все, что будет сказано здесь, останется в стенах этой комнаты навсегда.

– Я рад, что вы приняли во внимание мою просьбу, – кивнул Максим. – Поверьте, такие меры предосторожности – вовсе не моя странная прихоть. Они в наших общих интересах, Гоги Зурабович.

Громов действительно несколько часов назад позвонил Гоги Берквадзе, договорившись о срочной встрече с ним и убедительно попросив обойтись без лишних глаз и ушей. И Берквадзе, почувствовав, что эта встреча будет более важной, чем предыдущие их свидания с правой рукой Захарова, решил сделать именно так, как пожелал Громов. На несколько часов в этом кабинете была даже отключена прослушивающая аппаратура, установленная во всех, без исключения, помещениях сорокаэтажного небоскреба кроме кабинета генерального директора. Сотрудник службы безопасности молча исполнил странный приказ всесильного босса, хотя испытывал в этот момент крайнее удивление.

– Насколько я понял, господин Громов, вы назначили эту встречу да еще с такими предосторожностями не просто так, – осторожно спросил Берквадзе, который уже успел понять, что к этому человеку нужно относиться с чуть большим уважением, чем ко всем остальным, с кем прежде приходилось сталкиваться владельцу "Нефтьпрома". Гоги сумел оценить уверенность этого молодого парня, и понял, что тот весьма не прост, умен и решителен, а это на фоне многочисленных коррупционеров, ничтожеств и откровенных холуев заслуживало особого отношения. – Что же такого важного вы имеете мне сообщить? Я выкроил для этой бесед время, но не могу тратить его слишком много, поэтому давайте перейдем к делу.

– Согласен, – резко кивнул Громов. – Я тоже не имею в избытке свободного времени, и вполне вас понимаю, господин Берквадзе. Только мне очень жаль, что во всем остальном понимания между нами нет, и не предвидится. Признаюсь, я полагал вас более серьезным и осмотрительным человеком.

– О чем вы? – не понял Громова его собеседник. Берквадзе, недоуменно нахмурившись, и развившимся за годы интриг звериным чутьем уже предвидя какую-то неприятность, уставился на гостя, которому, признаться, он вовсе не был сейчас рад.

– О ваших заигрываниях с неким мистером Рональдом Говрадом, якобы представляющим в нашей стране корпорацию "Юнайтед Петролеум, – охотно пояснил Максим, вернув Берквадзе его тяжелый взгляд, в который добавил еще и немного насмешки. – То, что в нашу прошлую встречу я дал вам на раздумье неделю вовсе не означает, что вам дано право продолжать крутить интриги. Столь явно выказав свой интерес к предложениям американцев, вы совершили большую ошибку, Гоги Зурабович, – с мягким осуждением, в котором Берквадзе сразу ощутил явную угрозу, произнес Громов. – Я был о вас чуть лучшего мнения, хотя и понимаю, что утопающий хватается даже за соломинку. Скажите, неужели вы верили, что американцы вам помогут. Неужели считаете, что на своей земле мы уступим каким-то чужакам, прилетевшим из-за океана?

– Мое дело, во что верить, а во что – нет, – буркнул Берквадзе, поняв, зачем сюда явился этот нахальный русский. – Я пока еще владелец моей компании, и свободен в выборе партнеров.

Проблеск надежды, мелькнувший с появлением деятельных и решительных янки, угасал с каждой уходящей секундой сегодняшнего разговора. Нет, ему, Гоги Берквадзе, еще недавно – одному из самых влиятельных людей в России, просто не дадут времени, не позволят использовать с толком единственный и такой ненадежный шанс сохранить могущество и власть. Эти ублюдки знают все и обо всем, и, уж, конечно, они не станут медлить. Не зря этот лощеный Громов явился так внезапно. Берквадзе видел, как за спиной встает призрак поражения, все более отчетливого с каждой минутой.

– Речь, насколько мне известно, шла совсем не о партнерстве, господин Берквадзе, – усмехнулся Максим, явственно ощутив в этот миг смятение, досаду и медленно нарастающую ярость, обуревавшие своего собеседника. – Я понимаю, что вы нуждались в тот момент в защите, вы были напуганы и подавлены происходящим, но все же нельзя быть столь неосмотрительным. Хотя бы выбирайте себе поддержку понадежнее, а не этих странных гостей, так же относящихся к "Юнайтед Петролеум", как ваш покорный слуга – к ансамблю песни и пляски Российской Армии, – посоветовал довольный произведенным эффектом Громов. – Я не думаю, что эти ряженые, столь щедрые на обещания, исполнили бы хоть десятую их часть. Скорее всего, вы лишились бы своего бизнеса в считанные месяцы, не получив ничего, и мы, государство, не смогли бы вам помочь, поскольку невозможно вступать в разборки между двумя частными корпорациями, если не желаешь быть обвиненным в протекционизме.