В Варшаву Берквадзе, сейчас направлявшийся в аэропорт, прибыл четыре дня назад, оказавшись на родине Тадеуша Костюшко и Генрика Сенкевича за считанные часы до того, как в центре Москвы прогремели взрывы и раздались автоматные очереди. Гоги точно не знал, что и тем более, когда предпримет Исмаил, его кровный должник, в котором не было причин сомневаться, но все же предпочел убраться из России, чтобы наблюдать за происходящим со стороны. И Польша не случайно была избрана нефтяным магнатом, посмевшим отклонить предложения державы в лице Захарова и Громова, в качестве временного убежища.
Имея все необходимые визы, Берквадзе вполне мог найти временное пристанище на землях Германии, Франции, даже Израиля или любой другой страны, но он посчитал, что в случае провала замысла Хороева там его вполне могут достать российские власти. Несмотря на то, что Исмаил клятвенно обещал никоим образом не бросать тень событий на своего кровника, вероятность ошибки, утечки информации сохранялась. Берквадзе не знал, как его должник реализует свой замысел, кого привлечет к такой рискованной операции, но предпочел быть подальше от места событий. Ему уже пришлось поверить в способности российских спецслужб, и не было сомнений, что при необходимости чекисты выйдут не только на организаторов, но и на заказчиков покушения, чем бы оно ни завершилось.
Визит Берквадзе в Польшу мог быть легко объяснен тем, что по территории этой страны должна была в скором времени пройти ветка газопровода, по которому голубое топливо потоком хлынет в Германию и Францию, приводя в движение заводы и спасая тамошних обывателей от зимних холодов. На самом же деле хозяин "Нефтьпрома" руководствовался тем, что польское правительство, в отличие от властей иных стран, сильно зависящих сейчас от русского газа и нефти, не так легко согласится на выдачу его русским, нежели немцы, англичане или евреи.
Антирусская истерия, не утихавшая в Польше уже много лет, и искусно подогреваемая заокеанскими дирижерами, давала надежду на то, что местные власти, дабы насолить восточному соседу, с охотой дадут убежище ему, Гоги Берквадзе, нарушая любые международные нормы. Собственно, от правительства, гордившегося тем, что благодаря американской противоракетной обороне, часть объектов которой разместилась как раз в Польше, территория его страны, польский народ стал мишенью для русских ракет, в могуществе которых сомнений не было ни у кого, ожидать иного было сложно. И поэтому Берквадзе уже несколько дней колесил по Варшаве и ее окрестностям, для вида даже пару раз встретившись со своими партнерами по газовому бизнесу.
Весть о провале покушения была для Гоги как гром среди ясного неба, а последовавшее за тем сообщение об аресте Исмаила Хороева ввергло магната в еще больший шок. Причем, если известие о нападении на президента России стало известно всей Европе благодаря могущественным медиакорпорациям, то вторая новость была достоянием только самого нефтяного магната, и здесь Гоги должен был благодарить своих друзей в спецслужбах, пусть не сумевших отвести опасность от самого Берквадзе, но хотя бы вовремя предупредившим его об угрозе.
– Черта с два вы меня достанете, – сквозь зубы процедил Гоги Берквадзе, отрешенно глядя на пестроту вечернего города, стремительно проносившегося за окном. Как бы ни относился к русским еще недавно всесильный магнат, ныне превратившийся в беглеца, он не мог не признать правоту их поговорки про сто друзей. В прочем, довольно ухмыльнулся олигарх, имея пресловутые сто рублей нетрудно отыскать самых преданных товарищей. – Мусора позорные! Я вас всех раком поставлю, ублюдки, – довольно осклабился Берквадзе, машинально взглянув на восток, туда, где должен был возвышаться красный монолит Кремля.
Берквадзе не знал, вышли ли русские, наверняка сейчас в поте лица занимавшиеся расследованием, на него, истинного заказчика теракта, но счел за лучшее подстраховаться. В настоящее время в варшавском аэропорту был готов к вылету личный самолет Берквадзе, который спустя какой-то час должен был унести бывшего нефтяного короля, уже готового распрощаться со своим могуществом, в старую добрую Англию. Уже были переведены на тайные счета, открытые на "левые" фирмы и подставных лиц, десятки миллионов долларов, а в Уэльсе ждал своего нового хозяина не слишком роскошный, но весьма уютный особняк, принадлежавший, кажется, какому-то лорду или герцогу, этого Гоги, прикупивший недвижимость по случаю пару лет назад, точно не помнил.
Еще одна страна, крайне неохотно выдававшая беглых преступников Москве, была готова принять бизнесмена, и он не собирался откладывать перелет. Пока еще русские не направили в Варшаву официальное требование о выдаче Берквадзе, пока его имя не стало слишком часто произноситься в телевизионных репортажах, стоило подыскать себе более надежное укрытие, а уже там, в относительной безопасности, можно было наблюдать за происходящим, решая, как быть дальше.
Однако Гоги Берквадзе, думая, что отсутствие шумихи вокруг его имени обозначает отсутствие у компетентных органов соответствующей информации, глубоко заблуждался. Его, впрочем, можно было понять, ведь от преданных людей, вхожих в кабинеты кремлевского начальства, до сих пор не поступило никаких тревожных сигналов. Генпрокуратура не спешила выписывать ордер на арест хозяина и руководителя мощнейшей нефтяной компании, не летели в Варшаву срочные телеграммы с требованием выдать опасного государственного преступника. Но все это говорило не о неосведомленности российских властей, а о грамотных действиях спецслужб по борьбе с возможной утечкой информации.
Впервые имя Берквадзе прозвучало из уст Хороева во время допроса чеченского криминального авторитета в одной из многочисленных камер следственного изолятора ФСБ через день после его задержания. Это был не первый допрос, но прежние попытки выбить из бандита нужную информацию, закончились неудачей.
В Исмаиле, помнившем о том, что он обязан Берквадзе не только свободой, но, возможно, и жизнью, проснулся дух горца, гордого и бесстрашного, заставивший забиться в самую глубину души прежнего заурядного уголовника. В ответ на все вопросы следователей чеченец в лучшем случае грязно ругался, нанося такие оскорбления допрашивавшим его людям, за которые соплеменники Исмаила Хороева давно перерезали бы ему самому глотку. Но чекисты отличались завидным терпением, выслушивая поток брани в течение нескольких часов, однако и их выдержка наконец изменила им. По особому распоряжению самого директора ФСБ Быкова, в свою очередь получившего подтверждение у Швецова, все еще пребывавшего в больнице, к чеченцу, который владел жизненно важной для следствия информацией, были применены спецсредства.
Всего одного укола, единственной инъекции препарата, в обиходе называемого "сывороткой правды", было достаточно, чтобы из Хороева буквально хлынул поток информации. Плод кропотливой работы отечественных фармацевтов в погонах дал просто великолепные результаты.
– Вы организовали покушение на президента России? – следователь Смирнов, тихий, неприметный человек, внешне полностью оправдывавший свою фамилию, задавал вопросы спокойно, произнося слова медленно, так, чтобы они дошли до замутненного мощной химией сознания допрашиваемого.
– Да, я это сделал, – язык Хороева заплетался, слова он произносил с видимым трудом, походя при этом на пьяного. Каждый звук, изданный чеченцем, ловили несколько чутких микрофонов, фиксировавших все одновременно в памяти компьютеров и на обычной магнитной ленте. – Покушение организовал я.
Чеченец, сидевший посреди погруженной в полумрак камеры, остекленевшими глазами уставился в стену. Для его же безопасности арестованного приторочили к стулу, на котором он сидел, широкими ремнями, исключавшими резкие движения.
– Вы наняли Абдулу Аль Захири для убийства президента? – последовал новый вопрос.
– Да, – все так же безучастно ответил Хороев, даже не шелохнувшись. – Я нанял Аль Захири, чтобы он убил президента России.
