Крестьяне объединяются в кооперативы, такие, например, как в районе города Аль-Катн на западе вади. Здесь они обрабатывают 1000 гектаров земли, засевая ее зерновыми. В 1972–1973 гг. впервые за всю историю этого края удалось наконец полностью обработать эти земли. Колосья, доходящие здесь обычно до колен, убирают серпами и затем обмолачивают деревянными колотушками. Сорго и просо занимают ведущее место среди возделываемых зерновых, которые зреют с марта по июль. При хранении возникает много трудноразрешимых проблем. Одна из них — охрана урожая от вредителей. Специалистов, которые могли бы, с одной стороны, наладить должным образом борьбу с вредителями, а с другой — не допустить перележивания зерна при хранении, пока еще мало. Высоки расходы на сельскохозяйственное оборудование — ведь каждый насос, каждую запчасть приходится покупать за границей.

Выехав из Шибама, мы продолжаем наш путь по тенистым, благоухающим рощам финиковых пальм. Говорят, что в вади растет более двух миллионов таких пальм. Направляемся в Сайвун — второй по величине город Пятой провинции с населением 20 тысяч человек. Белый дворец имени «14 октября» кажется мне сказочным замком из «Тысячи и одной ночи». Тесно прильнув к бурым, высоко выступающим скалам, окруженный зеленью пальм, дворец зубцами своих башен возвышается над городом. Над ним развевается флаг республики. Однако немало столетий пришлось пережить этой стране, прежде чем форма ее правления стала отвечать интересам простых людей, таких, как эти крестьяне, предлагающие плоды своей земли на рынке, раскинувшемся перед дворцом.

Последнюю остановку в путешествии по вади Хадрамаут мы делаем в Тариме, одном из древнейших городов, расположенных вдоль дороги ладана. Как утверждают, на 15 тысяч жителей города приходится ни мало ни много 360 мечетей. Правда, проверить эти данные мимоходом трудно. Знаю лишь, что самая красивая из них — Шейх-Али, а самая высокая (65 метров) — Эль-Михдар.

В Тариме много современных построек. Разнообразие архитектурных стилей свидетельствует о том, что владельцы домов, прежде чем нажить состояние, посетили многие уголки мира. Вернувшись на родину, каждый из них, возможно в память о местах, где ему довелось долгое время жить и трудиться, выстроил себе дом в стиле тех мест. Современные здания совершенно не вписываются в единый архитектурный ансамбль прекрасных старинных построек города, отличающихся четкостью, простотой и гармоничностью линий.

Жители Тарима гордятся своим медресе, которое, известно всей стране. Его библиотеки, особенно Аль-Аукаф, насчитывающая более 14 тысяч томов, славятся во всем мусульманском мире как ценное собрание документов по шариату.

В Хадрамауте нашли прибежище сторонники различных направлений в мусульманстве. Так, например, мы можем встретить здесь приверженцев хариджизма. Ныне Хадрамаут суннитский, и с конца VI в. до наших дней его жители являются приверженцами шафиитской школы права. На улицах Тарима то и дело встречаешь женщин в черной чадре,[58] а в кофейнях за настольными играми можно увидеть только мужчин.

Однако как раз в Тариме очень часто наряду с черной чадрой женщины носят желтые, зеленые, голубые и оранжевые одежды. Кроме того, они как бы соревнуются между собой в украшений себя изделиями из серебра и золота. Сейчас в вади Хадрамаут женщины стараются проложить себе дорогу к равноправию. Но еще в 1970 г. в газете было напечатано следующее сообщение: шестнадцатилетняя дочь из семейства правоверных мусульман-торговцев решила по окончании школы пойти работать в одно из учреждений. Девушку долго уговаривали не делать этого, но она не отступилась от своих планов и была убита родным дядей. Убийцу приговорили к нескольким годам заключения.

Летом 1974 г. в Сайвуне состоялся первый конгресс женщин НДРЙ, на который вместе с делегациями из многих других стран мира приехала и делегация Демократического женского союза ГДР. Конгресс явился важной вехой в борьбе женщин Южного Йемена за равноправие.

Гураф — небольшое местечко вблизи Сайвуна, где находится единственный в вади аэродром. Отсюда самолет ДС-3, на который нам удалось сесть, поднимается в воздух и берет курс на Аден. Вместе со мной в самолете кроме моих друзей Али и Ахмеда летит работник министерства народного образования в Адене, член НФ. Он с радостью сообщает нам, что скоро вместе с другими сотрудниками министерства поедет в Гюстров для обмена опытом. Перед дальней дорогой он решил проститься со старушкой матерью, живущей в Сайвуне. Проходит некоторое время — и под крылом самолета уже не видно пальмовых рощ, а вскоре и всей этой обжитой земли. До самого горизонта простираются лишь плоские известняковые горы.

Летний день в Адене подошел к концу. Усталый, в мокрой от пота рубашке, я вылезаю из машины, доставившей меня домой после вечернего визита к больному. В своей прохладной квартире я почувствовал себя счастливым. Однако это чувство было обманчивым, так как очень скоро со мной происходит то же самое, что и на улице: с меня ручьями струится пот. В этих условиях (в 7 часов вечера температура в комнате 32 градуса) от нашего кондиционера мало проку. Когда я подошел к холодильнику, чтобы достать что-нибудь холодного попить, кто-то позвонил в дверь. На пороге стоял Ахмед Али. Он попросил меня пойти к нему: у его жены опять приступ астмы. Ей всего 25 лет, а у нее уже хроническая астма. Влажный и жаркий климат Адена усугубляет болезнь, приступы удушья, особенно летом, повторяются очень часто. Она родилась на севере и там, на чистом воздухе высокогорного плато, была здорова. Приступы начались в Адене, куда она переехала по настоянию мужа, который там работал. Я уже неоднократно лечил ее и, когда приступы учащались, настаивал на том, чтобы ее отправили на время в родную деревню: ей там становилось лучше. Возвращалась она всякий раз со свежими ранами от прижиганий, которых больше всего было в области грудной клетки.

— Мы знаем, что это не помогает, — говорил Ахмед, — но что делать? Наши родители верят в лечение прижиганием и обращаются к знахарю, а дети должны им покоряться.

К сожалению, заметил он как-то, и современная медицина не способна излечить эту болезнь.

На западе и на юге Тихамы распространена неаллергическая форма бронхиальной астмы, которая развивается на почве хронического бронхита. Им заболевают в детстве и вовремя не вылечивают до конца. В этой климатической зоне и дети, и взрослые часто страдают простудой.

Войдя в комнату к больной, я застал там всю семью, взволнованно толпившуюся у ее постели. Четверо детей громко плакали. А ведь она опять ждала ребенка, что ей было совершенно противопоказано.

В помещении нестерпимо душно. Ни одного кондиционера, и только вполсилы работал вентилятор, прикрепленный к потолку. В раскрытые окна неслись сюда запахи прачечной и кухни. У женщины жестокий приступ астмы. Ахмеду надо было бы позвать меня раньше. Я всех выдворил из комнаты, в том числе мать и мужа. При осмотре я снова обнаружил свежие раны от прижигания каленым железом, а ведь отца Ахмеда, которому «нужно покоряться», здесь нет. Ладно, сейчас не время для дискуссий — надо прежде всего помочь больной. После инъекции аминофиллина[59] и преднизолона состояние ее постепенно улучшается. Ахмед предлагает чаю. Я охотно соглашаюсь, тем более что мне необходимо некоторое время понаблюдать за моей пациенткой. К тому же само присутствие врача здесь, как и повсюду, действует целительно. Ахмеду 35 лет, он маленького роста, жилист, интеллигентен, лукав и жизнерадостен. Над верхней губой у него усы щеточкой. Его отец — крестьянин из района Яфи, где у него имеется двести кофейных деревьев, что позволяет ему жить безбедно.

Ахмед хотел получить образование, а добиться этого можно было, лишь отслужив в армии или полиции. Когда в 15 лет он покидал родную деревню, родители и соседи наставляли его: