В лавочке темно, хоть глаз выколи. Торговец достает из мешка горсточку серо-зеленого порошка и тщательно взвешивает его на ручных весах. Затем, завернув в холщовую тряпицу, протягивает Али. Вокруг нас собралась ватага ребятишек, они внимательно наблюдают, как мой друг покупает порошок, и отпускают всевозможные шутки.

— У тебя же волосы совсем черные…

— Ты же молодой, видно, что мужчина в расцвете лет, — поддразнивают они его.

— Бараны, — кричит он им, — не для себя беру порошок, для жены!

Теперь в атаку идет торговец:

— Почему мало берешь? Разве у тебя дома только одна жена? Почему ничего не возьмешь для матери или тещи?

Али выходит из себя, быстро расплачивается и спешит скорей из лавки. Меня удивляет, что цена за порошок здесь, в маленьком городишке Гайль-Ба-Вазир, очень высока.

Али поясняет:

— В этом городе самая лучшая во всей республике хна. Торговцы знают это и подняли цены. Если бы я не привез жене хны отсюда, она очень рассердилась бы.

В этой местности растет особенно хороший сорт кустарниковой хны (Lawsonia inermis). Хна широко распространена на Востоке и употребляется для самых разнообразных целей. К растертым в мелкий порошок листьям добавляют известковое молочко, и в результате получается краска оранжево-красного цвета. Корни хны используют для приготовления не только краски, но и лекарств. Молодые женщины окрашивают хной лицо, ладони и ступни. Женщины постарше красят еще и волосы, когда начинают седеть. Мужчины к старости также красят волосы, но делают это из желания показать, что они еще полны сил.

Город самой лучшей хны — Гайль-Ба-Вазир — расположен в цветущем оазисе к северо-востоку от Эль-Мукаллы. Из Эль-Мукаллы можно доехать до него на машине часа за два. Он очень красив. Кругом источники, вдоль шоссейной дороги растут великолепные кокосовые пальмы. Загородный дом с бассейном, некогда принадлежавший султану, сейчас отдан народу. При въезде в город возвышается стальная конструкция на которой установлены огромные алюминиевые цистерны. Высоко, на самом верху, развевается красный флаг. Это насосная станция над артезианским колодцем, качающая воду в цистерны. Оттуда под давлением вода идет по трубам на поля и в город. Станция построена с помощью Советского Союза. Помимо нового водопровода в городе работает старый, представляющий собой канаву глубиной 3 метра, где скапливается вода.

Недалеко от насосной станции есть небольшое проточное озеро с прозрачной холодной водой. Здесь мы можем искупаться. Вылезать из озера не хочется, потому что у самой воды на берегу камни так раскалились на солнце, что босиком невозможно ступить. Эта местность богата горячими серными источниками, сюда любят приходить горожане и жители окрестных деревень.

На шее пожилой женщины, у которой мы спросили дорогу, была цепочка с большими старинными монетами — австрийскими талерами Марии-Терезии, которые в недавнем прошлом имели хождение на Юге. Двенадцать талеров соответствовали одному английскому фунту. Бедуинки носили их как украшение, мужчины отделывали ими рукоятки кинжалов и ножны, а бывшие мелкие правители переплавляли их и чеканили потом из них собственные монеты. Талеры всегда пользовались спросом. Национальный банк Индии отправлял серебро через Лондон в Вену, и там чеканили талеры, но непременно с указанием 1780 г., ибо только эти монеты признавали бедуины и другие жители Южной Аравии. Молодые женщины стараются для своих ожерелий приобрести старинные талеры, но на худой конец они делают их и из современных монет.

Было уже поздно, когда мы приехали в Шукру, маленький городок на побережье. Остановились на постоялом дворе и переночевали под открытым небом на обычных для этих краев деревянных топчанах с сетками из пальмового волокна.

К северу от Эль-Мукаллы пейзаж очень однообразен. Лишь изредка среди бурых плоских гор вдоль дороги, идущей по вади Хадрамаут, попадается зеленый кустарник, который охотно едят верблюды. Местные жители делают из его веток, предварительно разволокнив их, зубные щетки.

Когда мы проезжаем мимо одного из лагерей республиканской армии, Ахмед говорит:

— Прежде многие бедуины прошли здесь выучку в рядах бедуинского легиона. Молодые солдаты очень гордились своей формой цвета хаки английского покроя с клетчатым платком из жатого ситца (куфией), прижатым к голове двойным черным шнуром из шерсти. На лбу у них красовался знак легиона. Сходство с военнослужащими Арабского легиона в Иордании и солдатами других легионов, например Саудовской Аравии, не ограничивалось лишь военной формой английского образца. Бедуинский легион выполнял те же задачи: защита интересов британской короны, местных султанов из богатой верхушки на территории теперешней Пятой провинции НДРЙ.

В продолжение многих лет офицерами в легионе были исключительно англичане. Лишь в редких случаях немногие южнойеменские легионеры могли дослужиться до офицерского звания в этих отборных частях, и то при условии, что у них за плечами была многолетняя служба, которую они, как правило, проходили в Иордании. Для привлечения бедуинов в легион англичане и султаны использовали их тяжелое материальное положение и пристрастие к современному оружию. Как возник легион? В XIX в. в прибрежной полосе, включая город Эль-Мукаллу, правила династия Куэйти, в то время как на севере, в том числе и в части вади Хадрамаут, властвовала династия Катири. Куэйти удалось вытеснить Катири с побережья, и представители последней оказались в изоляции, в глубине страны. Между двумя династиями постоянно происходили вооруженные столкновения. Каждая стремилась заполучить в союзники бедуинские племена, живущие на этой территории, втягивая их в борьбу на своей стороне.

Однако бедуины нередко нападали и на крестьян вади. Налеты приобретали особенно ожесточенный характер в период длительных засух, являясь не чем иным, как борьбой за существование. Бедуинские племена вторгались в те районы, где надеялись найти пищу для себя и для скота. Но и на севере, в горах, когда не выпадало дождей и колодцы пересыхали, также свирепствовал голод. Даже если были обильные дожди, урожаи в вади стали настолько низкими, что не могли обеспечить жизнь своим многочисленным обитателям. Поэтому многие вынуждены были искать счастья на чужбине. Число эмигрантов из года в год увеличивалось: если в 1900 г. их было 27339 человек, то в 1937 — уже 71355. К тому времени страна находилась в состоянии полной разрухи.

С этим Англия еще как-то могла примириться. В конце концов, ей не было дела до того, развивалась ли в тех районах торговля, свирепствовал ли голод. Но на этой территории были расположены английские военные базы. Англичан никак не устраивало отсутствие полных гарантий безопасности хотя бы такой военной базы, которая находилась под Эль-Мукаллой. Надо было срочно что-то предпринимать. Тогда и появилась «программа умиротворения и развития», обязанная своим рождением дню 1 февраля 1937 г., когда бомбардировщики британских ВВС сровняли с землей деревни, расположенные вокруг Бин Йемайна, после чего англичанам действительно удалось навязать бедуинам перемирие на целых три года, подписанное бедуинскими вождями.

В августе 1937 г. султанаты Куэйти и Катири (в последний входили, в частности, Сайвун и Тарим) заключили соглашение с британской короной о том, что отныне их будет консультировать постоянный британский советник, рекомендации которого они обязуются непременно выполнять «во всех вопросах, за исключением мусульманской религии и обычаев».

В 1938 г. был создан Хадрамаутский бедуинский легион, в задачи которого входило поддержание «спокойствия и порядка». Однако мир был недолговечен. Это предвидел большой знаток арабских стран Филби, писавший в 1939 г., что арабы, получившие независимость со времен Химьяритов, не имеют ни малейшего желания терпеть чужеземное господство. Для них иностранное влияние равносильно эксплуатации.