К сожалению, мы никак не могли позволить себе такую роскошь, ведь нам еще предстоял восьмидесятикилометровый путь по горной дороге до Ранихкета, а затем до Каусани. К тому же бензоколонка в Найнитале по выходным дням не работала.

— Тогда вам лучше дальше не ехать, — забеспокоился наш новый знакомый. — Дорога до Раникхета — сплошные крутые повороты с резкими подъемами и спусками. Машины там ходят редко, так что одолжить бензин будет нелегко.

Однако мы должны были ехать дальше, ведь наш график движения другую возможность не предусматривал. Мы опустили сделанную из прутика мерку в бак автомашины. Выяснилось, что в баке у нас осталось приблизительно десять литров, которых нам должно хватить километров на 77 по горной дороге. Мы решили продолжить путь.

Путешествие по горной дороге от Найнитала до Раникхета оставило у меня наилучшие воспоминания из всех тех, которые я получил в Индии. Если бы кто–нибудь попробовал сосчитать все повороты и опасные моменты на этом пути, то у него голова пошла бы кругом.

Сначала мы взобрались на седловину высотой около 2500 метров, потом дорога резко пошла вниз и устремилась по долине. Указатель уровня бензина угрожающе колебался у красной отметки, и, чтобы хотя бы немного сэкономить горючее, пришлось на крутых спусках выключать двигатель. Опасения правительственного чиновника подтвердились — за все время путешествия навстречу нам проехал лишь один джип. Зато то тут, то там мелькали желто–коричневый шакал или дикая собака, из густых зарослей кустарника с криком вылетал пестрый фазан, а за следующим поворотом взлетала стая черных куропаток.

По мере того как дорога шла вниз, густые заросли на крутых склонах стали уступать место террасированным полям — лоскуткам обрабатываемой земли — свидетельству неутомимых усилий местных жителей в борьбе за существование. Только теперь мы по–настоящему осознали, сколько крестьянину надо потрудиться, чтобы вырвать у скалы небольшой клочок земли, сделать ее плодородной, а для укрепления верхнего слоя земли еще поставить барьер… Восхищение перед живописной природой стало уступать место чувству восхищения перед жителями этих мест, нашедшими в себе силы преобразить природу и заставить ее давать необходимые им средства к существованию.

Неожиданно перед нами вырос красно–белый шлагбаум с надписью: «Толл» (пошлина). Оказывается, на этой горной дороге, строительство которой обошлось индийскому правительству в довольно круглую сумму, надо платить пошлину, и, кажется, немалую. Говорю «кажется», потому что мы никогда пошлину не платили. На нашем автомобиле спереди и сзади укреплен знак с буквами «СD», что означает принадлежность к дипломатическому корпусу, а машины дипломатов от всех пошлин и налогов освобождены. Несмотря на это, мне пришлось на хиндустани долго объясняться с вооруженным часовым, который никак не мог взять в толк, почему он должен пропустить нас, не взяв пошлины.

Через час мы подъехали к будке еще одного таможенника. На крутом подъеме ее видно издалека. Шлагбаум, оказывается, тут был поднят.

— Ну, что, — сказали мы друг другу, — пошлину нам все равно платить не надо, бензин у нас кончается, да и время на ненужную остановку жалко, так что, пожалуй, не стоит останавливаться, — и лихо промчались мимо. Однако не успела машина миновать ближайший поворот, как на дорогу выбежал часовой с винтовкой наперевес. Он махал руками и кричал:

— Стой! Стой!

Когда он понял, что мы останавливаться не собираемся, вскинул винтовку, и по ущелью разнесся звук выстрела, тысячекратно усиленный эхом. К счастью, нас уже прикрыла мощная скала, хотя вряд ли солдат стрелял по машине. К нашей радости, погони за нами, к счастью, не было, вероятно, по весьма простой причине — не на чем.

Итак, вполне благополучно мы добрались на последних каплях бензина до Раникхета — «Поля Королевы». Как и положено военному городку, здесь есть бензоколонка, и нам охотно предложили заправить целый бак. Веселый заправщик, между прочим, сказал, что сейчас тут еще совсем немного гостей и при желании мы легко можем найти место для ночлега. Солнце понемногу клонилось к закату, а на небе собирались тяжелые тучи, предвестники бури.

Мы поспешили вскарабкаться на ближайший утес, чтобы хоть на мгновение взглянуть на величественные силуэты горных вершин, покрытых вечным снегом. Узнаем две самые знаменитые: Нанда Дэви и Тришул — что значит «Трезубец».

Было что–то пленительно–сказочное в атмосфере того весеннего вечера высоко в горах Кумаона. На наших глазах медленно закрывались лепестки белых, розовых и фиолетовых бутонов рододендронов, в воздухе разливался смолистый запах сосен, между которыми, выделяясь своей густой кроной, расположились высокогорные кедры. И над всем этим царила особая, неповторимая тишина.

Лиственные деревья на противоположном лугу протягивали хрупкие ветви к оранжевому небу. На деревьях, тут и там, висели диковинные огромные гнезда каких–то фантастических птиц. Когда мы подошли поближе, то с удивлением обнаружили, что это всего лишь охапки сена. Оказывается, здешние хозяева, опасаясь замочить сено, не собирают его в скирды, а раскладывают на ветвях деревьев.

Спотыкаясь на каждом шагу, мы спускались в быстро сгущающихся сумерках. До наивысшей отметки горной дороги нас ждал еще один, последний, но самый трудный, этап путешествия. Там, на высоте почти 3000 метров над уровнем моря, находится деревня Каусани, а над ней правительственная гостиница. Стало заметно прохладнее, к тому же поднялся ветер. Послышались первые раскаты грома, и на память нам невольно пришли жуткие истории о гархвальских грабителях, которые не так давно побывали и здесь — напали на таможню и разграбили ее.

Мы находились в сердце кумаонского края, в царстве тигров–людоедов, с которыми так бесстрашно сражался Джим Корбетт. Говорят, что тигров–людоедов в Кумаоне уже нет. А вдруг все–таки они еще бродят где–то поблизости?

Пошел дождь, но если бы это был обычный дождь! Внезапно небо стало черным, кроны деревьев согнулись под сильным ураганным ветром, все вокруг пропало в туманном занавесе низколетящих туч, и в довершение всего резко сверкнула мертвенно–бледная молния. Ее зигзаг как будто пробил набухшее брюхо темно–серо–седых облаков, и на землю обрушился страшный ливень. Наверняка его специально на нас наслал сам бог дождя Индра. Можно себе представить, как громовержец, «растянув меха туч, сталкивает между собой облака, чтобы текущая из них вода сровняла на земле долины с горами» — так поется в одном из известных ведийских гимнов.

Однако ничего не поделаешь, нам все–таки нужно было добраться до Каусани. Мы миновали раникхетские сады и стали взбираться по узкой дороге. Здесь уже совсем отсутствуют боковые ограничения и тем более тумбы, хотя обрывы тут круче, а пропасти глубже. Дорога вилась, словно змея, то возвращаясь в противоположном направлении, то резко ввинчиваясь вверх. По сторонам дороги иногда трещали прутья, скрепляющие частично подремонтированные места оползней, а посередине, навстречу нам, неслись потоки воды. Лучи противотуманных фар с трудом пробивали толстую завесу дождя.

Я напряженно всматривался в темноту и старался угадать, в какую скалу в следующий раз ударит молния, чтобы знать, откуда на нас посыплются груды камней. Я как бы слился с машиной, пытаясь определить, все ли колеса твердо держатся на поверхности дороги. Ведь малейшее скольжение означало бы неминуемую гибель.

Однако индийские боги неба, кажется, все же покровительствовали нам. Буря кончилась так же быстро, как и началась. Тучи постепенно рассеивались, раскаты грома становились все слабее, и над вершиной противоположной горы показался серебряный, ярко светящийся шар полной луны.

Мы медленно продвигались вверх. Кажется, впереди обвал, а возле груды камней кто–то стоит! Я мысленно готовился к диалогу с настоящими кумаонскими грабителями. Когда же мы подъехали ближе, то в свете фар различили лишь силуэты обломков скалы, упавших и заваливших дорогу. Лучи света вдруг отразились в двух неподвижных, и явно злых, желто–зеленых огоньках, светящихся из густых зарослей под скалой. Кто там? Леопард, рысь или всего лишь дикая кошка? Вряд ли это тигр, но не успел я закончить рассуждения, как машина уже подъехала к каменной преграде и огоньки сразу же исчезли, а до нас донеслось лишь приглушенное рычание, а затем треск ветвей в чащобе над дорогой.